OCR Nina & Leon Dotan  (07.2003)  

ldn-knigi.narod.ru       ldn-knigi.russiantext.com       (ldnleon@yandex.ru)

(наши пояснения и дополнения  - шрифт меньше, курсивом)

{Х} - Номера страниц         Старая орфография изменена.

 

Главы 1 и 2

 

Наружная обложка книги:

 

 

Copyright 1938 by V. BOURTZEFF

Droits de reproduction et de traduction réservés pour tous les pays.


 

Внутренний лист книги

 

 

 

 

 

 

 

 


ОГЛАВЛЕНИЕ

 

 

        1. От автора.             -           5

 

      2. История подлога-плагиата.

История подлога-плагиата «Сионских Протоколов». — Странная история русских изданий «Сионских Протоколов». — Противоречия в подлоге и в плагиате. — Источники подлога от 1583 г. до наших дней. — Главный источник плагиата-подделки «Сионских Протоколов»: книга Мориса Жоли. — Авторы подделки-плагиата:

а) Рачковский, Головинский и К-о,  б) от подделывателей до Нилуса.  - 9

 

      3. Распространение «Сионских Протоколов» в России.

«Сионские Протоколы» сфабриковали русские ан­тисемиты, агенты Департамента Полиции. — Задание подделывателей «Сионских Протоколов». — Среди большевиков нет евреев, а есть только интернационалисты. — Русское общество и прави­тельство относились к «Сионским Протоколам», как к явному подлогу. — К «Сионским Протоколам» относились, как к подлогу даже в Департаменте Полиции. (А. А. Лопухин, И. Ф. Мануйлов-Манасевич, С. П. Белецкий). — Мои встречи с антисемитами на юге России (1919 — 1920 г. г.). — Моя вторая поездка в Крым в 1920 г. — Переговоры с ген. Врангелем по ев­рейскому вопросу. — Наши роковые годы. — Про­паганда «Сионских Протоколов» и погромы на юге России.          -            55

     

      4. Моя анкета о «Сионских Протоколах».

Анкета о «Сионских Протоколах»» (в 1920-х г. г.). — Антисемиты замалчивают фабрикацию «Сионских Протоколов» и то, что русское прави­тельство к ним относилось, как к подлогу. — Разоблачения ген. Г.

-           93

     

      5. Мировая пропаганда «Сионских Протоколов».          

Пропаганда «Сионских Протоколов» заграницей и борьба с ними.

-           111

         

          6. Суд в Берне по делу о  «Сионских Протоколах».

Первый суд. — Второй суд. — «Укрыватели подлога» — Третий суд. — Решение суда.  -           117

     

      7. После суда в Берне.

Неудачные попытки защищать  «Сионские Протоколы».

-           165

     

      8. «Сионские Протоколы» основаны с начала до конца на сознательной лжи.                                     

Защитники «Сионских Протоколов» совершают сознательно мошенническое дело          -           179

     

      9. Борьба с антисемитами  — наше общее дело.       

Призыв к борьбе с антисемитами.        -           187


От автора

 

            Странную судьбу имеют некоторые книги.

 

            Особо странную, на первый взгляд даже невероятную, имели судьбу т. н. «Протоколы сионских мудрецов» или «Сионские Протоколы», или, как их обыкновенно называют, просто «Протоколы». С 1917 г. в Германии их стали назы­вать и «Сионистическими Протоколами», и там самых свя­зывали их с сионистским движением вообще и специально с сионистским конгрессом 1897 г. в Базеле и их состави­телями называли некоторых участников этого конгресса. Издавали их и под заглавиями: «Программа завоевания мира евреями», «Корень наших бедствий», «Враги рода человеческого», «План завоевания мира иудео-масонами», «Докумен­тальные данные, доказывающие происхождение большевизма и к чему стремятся большевики в действительности» и т.д.

 

            Эти «Протоколы» были сфабрикованы лет 40 тому назад в Париже русскими антисемитами, главным образом, агентами тайной русской полиции. В них все построено на слепой, безграничной злобе против евреев. Это — ярост­ный антисемитский памфлет. Но это, оказывается, вовсе не оригинальное произведение. Это — явный плагиат. В «Протоколах» имеются какие-то выжимки из обширной, десятилетиямистолетиями создававшейся, антисемит­ской литературы на разных языках. В них циничным образом использованы также и некоторые произведения, не имевшие никакого отношения к еврейскому вопросу.

 

            «Протоколы» самими их авторами, очевидно, и не предназначались для агитации среди широкой публики. Да они, во­обще, по-видимому, вовсе и не предназначались для печати. Ес­ли бы их предназначали для печати, то они, по всей вероятности, были бы сфабрикованы более осторожно.

            Их составили pyccкие антисемиты для закулисной бюрократической борьбы в России,главным образом для воздействия лично, на не так давно вступившего (в 1894 году) на престол молодого русского царя — Николая II и на некоторых окружавших его представителей высшей бюрократии.

 

            Но несмотря на то, что эти «Протоколы» впоследствии (по-видимому, без участияа, может быть, даже вопреки желанию их авторов) были не раз напечатаны в России вскоре после их фабрикации и пришлись по душе русским реакционерам антисемитам, — их распространение в России вначале все-таки было сравнительно незначительное, а заграницей о них очень долго — до 1918 г. — совсем ничего не знали.

            Многие годы, — первые лет двадцать — в широкой публике, если и говорили о «Протоколах», то по большей ча­сти только, как о ничтожном пасквиле. Они долго не имели никакого влияния на политическую жизнь страны. Только впоследствии неожиданные роковые события в русской жизни в 1917-18 г. г. дали, им широкое распространение!

            На русском языке «Протоколы» в России впервые по­явились в печати в начале 1900-х г. г. В переводе на другие языки они стали появляться позднее — лет через 15-20. Прежде всего они появились в Германии. Там они сразу были распространены в сотнях тысяч экземпляров, а потом в миллионах. По поводу них десятилетиями появлялись многочисленные книги, опять-таки в сотнях тысячах и миллионах экземпляров — и статьи в периодической пе­чати во всех странах. Сотни периодических изданий в разных странах перепечатывала их в виде фельетонов. О них может быть составлена целая библиотека т разных языках. Это, в настоящее время, несомненно, одна из самых распространенных во всем мире, книг.

 

            Но среди писавших в защиту «Протоколов» нет ни одного сколько-нибудь серьезного писателя  историка, кто бы решился защищать их подлинность и заняться вопросом: — кто же такие были эти какие-то сионские мудрецы, или же никаких сионских мудрецов никогда не существова­ло, а то, что выдается за их «Протоколы», не является ли самой грубой подделкой злобных антисемитов-  реакционеров для клеветы на евреев?    

    

            В подлинность «Протоколов» не верили те, кто их в России издавал и распространял. Те и другие знали, что «Протоколы» подложные, но они рассчитывали — и в данном случае не ошиблись, — что они тем не менее будут очень полезны для их антисемитской агитации среди темной массы. Действительно, как оказалось, «Протоколы» при­шлись по вкусу и для русских, и для немецких темных лю­дей — «дурачков». Впоследствии их с таким необыкновенным цинизмом и с такой удачей смогли использовать антисемиты всех стран.

 

            Но «Протоколы» не только документ нашего ближайшего прошлого, но от имеют и актуальное значение. На них построена в значительной степени вея нынешняя немецкая политика. Большую роль играют они и в некоторых других государствах.

 

            Разумеется, со временем, когда жизнь в странах, где развита теперь пропаганда «Протоколов», примет нор­мальный характер, и на «Протоколы» будут смотреть, как на доказанный подлог, только будут изумляться, как десятилетия они могли иметь такое роковое влияние.

 

            В будущем еврейский вопрос разрешится, несомненно, так, как это было в свое время намечено Временным Правительством в 1917 г., и как этот вопрос разрешен в таких культурных странах, как Франция и Англия.    

 

———

 

            В моей долгой литературной и политической жизни мне по разным обстоятельствам постоянно приходилось зани­маться еврейским вопросом. Я его изучал по литературе и следил за его развитием в жизни, — и расспрашивал о нем компетентных лиц — евреев и неевреев, с кем мне приводилось сталкиваться. Более 20 лет знакомился я и с вопросом о «Сионских Протоколах».

Я их изучал по печатным источниками и говорил о них с теми, у кого я мог о них узнать что-нибудь интересное. Часто говорил о них и с антисемитами, кто верил в их подлинность или кто, хотя и не верил в их подлинность, тем не менее их защищал и пропагандировал.

 

            Все эти мои многолетние занятия по изучению «Протоколов» давно привели меня к решению написать о них книгу. Ее составлением я и занялся в последние два года,главным образом под впечатлением того, что я видел и слышал о них на суде в Берне в 1934-35 г. г.

 

            В настоящей моей работе я очень обязан моему дру­гу

Ю. Делевскому*, автору известной книги о «Протоколах сионских мудрецов»,  положившей впервые прочную основу для их изучения. Ею — с согласия автора — во многом я воспользовался в первых главах настоящей книги.

 

            В составлении и издании этой моей книги я также многим обязан ряду лиц, кто независимо от своих политических взглядов оказали мне  очень ценное содействие: А. В. Карташеву, Г. В. Слиозбергу, В. А. Базили, С. Г. Сватикову, И. M. Чериковеру, А. В. Руманову, Я: Ш. и А. Б. Шварцману.

            С особой благодарностью вспоминаю покойного Г. В. Слиозберга, кто привлек к изданию настоящей моей книги своих друзей.

 

Вл. Бурцев.

 

 

 

(дополнение  ldn-knigi :

* -  Юделевский Яков Лазаревич

  Юделевский Яков Лазаревич (Янкель Лейзерович, партийный псевдоним - Делевский, литературный - Валик, Голик, Липин) (1868-1957) - участник санкт-петербургского террористического кружка, член заграничной партии социалистов-революционеров, эмигрант)


{9}

 

ИСТОРИЯ

ПОДЛОГА-ПЛАГИАТА

«СИОНСКИХ ПРОТОКОЛОВ»

 

          Во дни огрубения и одичания, последовавшие за мировою войною (за I-ой М.В., ldn-knigi) , когда экономический упадок, социальное расстройство, политическая неустойчивость, красная реакция и черная реакция, расовая ненависть, национальная рознь, разнузданность аппетитов и власть мелких интересов творили дело безумного разложения, — воскрес и с необычайною энергиею стал проявлять себя антисемитизм. Порождение варварства и невежества, антисемитизм, выхоленный в традищях лжи, глупо­сти и злобы, питаемый миазмами социального и морального разложения, открыл новую эру чудовищной травли и преследований еврейства. Культ антисемитизма искал для себя новой книги, нового Корана. На помощь ему подоспели "Сионские Протоколы".

 

            По ядовитости грандиозного навета и размаху кле­веты, книга эта превосходит все то, что до сих пор могло быть измышлено против евреев в антисемитском лагере. "Сионские Протоколы" — по внешности, самый страшный обличительный акт против {10} еврейства, притом, якобы, составленный вождями и представи­телями самого еврейства. "Сионские Протоколы" разоблачают воображаемую тайну еврейства — тайну всемирного заговора еврейства против всего остального человечества. Организованная сила еврейства толкает христианский мир на путь разложения с тем, чтобы на развалинах царства "гоим", или христиан, воздвиг­нуть всемирное еврейское царство, в котором иудейский властелин будет господствовать над всем человечеством. Демократия, финансовый мир, печать, ма­сонство, подкуп и коварство — все только орудия для этого воображаемого заговора.

 

«Сионские Протоколы» могли казаться своего рода откровением для тех, кто искал в еврействе винов­ника Мировой войны, всех революций. Козел отпущения за все грехи человечества был найден. «Сионские Протоколы» должны были объяснить все беды наших мрачных дней. И вот «Сионские Протоколы» стали на­стольною книгою антисемитизма. В руках Гитлера и «наци» они стали орудием бешеной травли против еврейства.  

                    

            Каково происхождение «Сионских Протоколов»?

            Откуда они взялись? Как они появились? Кто их со­ставитель? Какова их цель?

 

«Сионские Протоколы» — подлог. Они в то же время — плагиат. Они — самый нелепый документ, какой только мог быть измышлен против еврейства, ибо они — бесталанный подлог и неумелый плагиат.

           

 

 

Странная история русских изданий «Сионских Протоколов».

 

«Сионские Протоколы» имеют свою историю и свою доисторию.                     

{11}     Впервые "Сионские Протоколы" были напечатаны известным антисемитом, бывшим впоследствии членом Гос. Думы, Крушеваном в его газете, выходив­шей в Петербурге "Знамя" — в 9 номерах от 28 августа по 7 сентября 1903 г., под названием "Про­грамма завоевания мира евреями". Этот Крушеван был одним из главных организаторов еврейского погрома в Кишиневе в том же 1903 г.

 

            Во второй раз "Сионские Протоколы" были напе­чатаны

С. Нилусом в 1905 г. в Царском Селе в его книге "Великое в малом и Антихрист, как близкая политическая возможность". В предисловии к этому изданию "Протоколов" Нилус сообщает, что лицо, которому он обязан французскою копиею, получило последнюю у женщины, укравшей будто ее в одной французской деревне у масона высшей шотландской 33-ей степени, чтобы оказать услугу своему отечеству. Воровство было совершено в конце тайного собрания посвященных во Франции, этом гнезде "жидомасонского заговора".

 

            В 1907 г. "Сионские Протоколы" были выпущены известным реакционером Г. Бутми в книге под названием "Обличительные Речи. Враги рода человческого". (В С. Петербурге, в типографии училища Глухонемых). Книга была посвящена "Союзу Русского На­рода".

В конце "Протоколов" помещено примечание переводчика, которое гласит следующее: "Изложенные протоколы подписаны сионскими представителями (не смешивайте с представителями сионистского движения). Они выхвачены из целой книги Протоколов, всего содержания которой не удалось переписать по краткости времени, данного на прочтение их переводчику этих Протоколов. К ним было приложено еще небольшое прибавление и план завоевания мира евреями мирным путем. Эти протоколы и чертеж добыты из тайных {12} хранилищ сионской главной канцелярии, ныне находя­щейся на французской территории".

 

            Новое издание "Протоколов" Нилуса появилось в 1911 г. Оно было напечатано в типографии Троицко - Сергиевской Лавры. В этом издании повторена Нилусом версия 1905 г. о получении им французской копии от женщины, укравшей ее у масонов. Следующее издание "Протоколов" Нилуса было напечатано в 1917 г. в Троицко - Сергиевской Лавре, в книге: "Оно здесь у наших дверей". Здесь Нилус заявил, что рукопись "Протоколов'' была передана ему дворянином Алексеем Николаевичем Сухотиным. Сухотин в свое время стал знаменит после того, как он, в качестве чернского земского начальника, посадил под арест целую деревню крестьян, отказавшихся возить навоз из его конюшни, потому что в его конюшне был сап. Здесь Нилус еще заявляет, что из достоверного еврейского источника ему стало известно, что "Протоколы" — не что иное, как стратегический план в целях завоевания мира, издавна выработан­ный вождями еврейства и представленный в конце концов Теодором Герцлем совету старейшин на первом сионистском конгрессе в Базеле в 1897 году. Герцль будто бы жаловался на неосторожность, благода­ря которой была разоблачена тайна "Протоколов".

 

Не­довольство Герцля получило будто бы выражение в некоторых циркулярах сионистского комитета...

 

            В 1920 г. "Сионские Протоколы" были перепечата­ны в 3-ей книге сборника "Луч Света", изданной в Берлине. "Необходимые разъяснения'' Сергея Нилуса, здесь следующие за "Протоколами", начинаются следующим образом: "Подписано Сионскими представителями 33-ей степени. Эти протоколы тайно извлечены (или похищены) из целой книги. Все это добыто моим корреспондентом из тайных хранилищ Сионской Главной Канцелярии, находящейся ныне на французской территории.

{13}     Во введении к немецкому переводу книги Нилуса (Готтфрид цур Бек, 1917 г.) дается другая версия открытия "Протоколов": "Русское правительство никог­да не поддавалось уверениям сионистов. Когда из газет стало известно, что сионисты осенью 1897 г. решили созвать съезд в Базеле, русское правительство, как нам сообщило лицо, много лет занимавшее вид­ное место в одном из министерств в Петербурге, послало туда тайного агента. Последний подкупил еврея, пользовавшегося доверием высшего управления масонов и в конце съезда получившего поручение до­ставить отчеты тайных заседаний, о которых, есте­ственно, ничего не проникло в общество, во Франкфурт - на - Майне, откуда основанная 16-го августа 1807 г. еврейская ложа со знаменательным названием "к занимающейся заре", в течение столетия поддержи­вала связь с "Великим Востоком" Франции. Эта по­ездка представляла великолепный случай для осуществления задуманного предприятия. Гонец по дороге переночевал в маленьком городе, где русский агент ожидал его с группою переписчиков, которые за ночь сняли с документов копии. Отчеты заседаний, по­этому, может быть, не полны: люди переписали то, что они могли выполнить за ночь, с французского текста оригинала. Копии были вручены в России надежным лицам, и в том числе ученому С. А. Нилусу, который в декабре 1901 г. перевел эти отчеты на русский язык".

 

            Составитель этого введения приводит и версию са­мого Нилуса, согласно которой лицо, которому он обязан французскою копиею, получило последнюю от женщины, укравшей будто бы ее у масонов. "Мы, однако, — добавляет он, — считаем верными показания нашего единомышленника: история кражи, вероятно, была придумана, чтобы отвлечь внимание от следа пре­дателя".                                        

            Как видно, "Протоколы" являются у Нилуса в {14} инсценировке мелодраматической таинственности.

Собрания "Сионских мудрецов" происходят в обстановке необычайной конспирации. Документы их похищаются или копируются тайными агентами. Через посредство третьих лиц они доставляются Нилусу, который их публикует.

            Соображения конспирации окутывают всю историю передачи документов покровом анонимности. Лица, у которых похищены или копированы документы, не указаны. Посредники, кроме Сухотина, не названы. Но от кого получил "Протоколы" Сухотин? Анонимность пресекает всякую возможность проверки рассказанной Нилусом или его единомышленниками истории.

 

 

            Почему не названы сами заговорщики, "Сионсюе му­дрецы"?

Где — 33 подписи?

 

Почему не изобличены вра­ги рода человеческого поименно? Почему приведено имя Герцля, и только Герцля после его смерти?

            Далее, откуда противоречия в более точной квалификации "Сионских мудрецов"? Почему Бутми настаивает на том, чтобы не смешивать сионских му­дрецов с представителями сионистского движения, а С. Нилус заявляет, в издании "Протоколов" 1917 г., что они представляют план именно сионистов?

 

            Наконец, как объяснить противоречие между версиею Нилуса о похищении "Протоколов'' во Франции одною женщиною и версией немецкого перевода о копировании «Протоколов» при содействии  русского тайного агента? Почему, к фантастичности рассказов присоединяется еще их противоречивость?   

 

            Фантастичность, анонимность и противоречие — естественные атрибуты лжи — уже в самом рассказе о получении «Протоколов»

С. Нилусом. Но это лишь покамест пролог чудовищной лжи.  


{15}

 

Противоречия в подлоги и плагиат.

 

            Логический анализ "Протоколов'' позволяет нам анатомировать документ и оценить его аутентич­ность.

 

            Заговор одного народа против всего человечества, заговор во всех странах и во всем мире, заговор, длящийся века, заговор до и после переворота. Заговор, ведущийся из поколения в поколение, но известный лишь меньшинству избранников; заговор все­го еврейства, в который посвящены лишь немногие "сионские мудрецы", и который остается неизвестным ев­рейству, как массе; заговор всемирного масонства, но масонства, как орудия лишь немногих центральных лож, который, в свою очередь, оказываются лишь орудием еврейских конспираторов... Рокамболь и Вечный Жид, Эжень Сю и Понсон - дю - Террайль в чудовищной смеси и сверхестественно грандиозном масштабе!

            Заговорщики собираются на конгрессы, читают до­клады, ведут протоколы. Они произносить речи, восхваляют свой гений и свое коварство, они убеждают себя и, как будто, и других в величии и правоте сво­его дела. Они пышут злобою, ненавистью и презрением к "гоям", ко всему остальному человечеству. И заговорщики - мудрецы, конспираторы из конспирато­ров, коварные из коварных, гении интриги, все тай­ны комплота, все наиболее сокровенные планы и мысли запечатлевают в письменных актах, воспроизво­дят свои речи в "Протоколах", заносят в них не только, свои, проекты, но и выражение своих чувств, своего сатанинского чванства, своей ненависти и презрения к народам. Они легкомысленно преступно, готовят и хранят документы которые могут попасть в руки не только непосвященных, но и врагов и самих обреченных на роль жертв. Они создают ужасающий. изобличительный материал против себя, подлинный обвинительный акт.

 

            И вот, они, наконец, разоблачены. Но в какой {16} романтической обстановке. По одной версии — женщи­на похитила документы, которые через Сухотина были переданы Нилусу. Почему именно Сухотину и Нилусу? По другой версии — за заговорщиками наблюдал агент русской царской охраны, усилиями которого часть "Протоколов" была переписана, и копия попала опять таки к Нилусу. Всюду «dames voilées», — все так вы­чурно, нелепо, бессмысленно запутано.

 

            В этой среде изобличаемых и изобличителей все  задрапировано для взоров критики. Здесь выступают лишь анонимы, псевдонимы, неизвестные лица, мертве­цы и противоречащие друг другу варианты. Истина бло­кируется замаскированными и фантастическими персонажами. Истину душат привидения абсурдных фактов. Ложь выступает в личине комизма.

 

            Идея заговора ради достижения всемирного господ­ства, его целей, его средств, его методов, вся до того пропитана логикою безумия, что она могла родиться лишь как продукт фантазии легкомысленного подделывателя.

 

 

            Сионские мудрецы путем золота восстают против власти золота, чтобы основать новое царство золота. Путем анархии они стремятся достигнуть для себя проч­ной власти. Воздействием демагогии на массы они хотят создать дисциплину масс. Разрушительною про­пагандою неверия они думают подготовить торжество своей истинной религии.

Но почему разрушение не может быть длительным разрушением, за которым не следует никакое созидание? Глубокомысленные сионские мудрецы, если бы они действительно существовали, должны были бы, во всеоружии исторического опыта, взвесить все шансы и возможности успеха своего заго­вора. Социальная и политическая борьба может породить смуту, длящуюся десятилетия и столетия, без фи­нала прочного правопорядка — хотя бы и под державою иудейского царя, о котором мечтают сионские {17} мудрецы.

Такова борьба классов между богатыми и бед­ными в древней Греции, которая длилась века (от VII до II-го века до Р. X.) и которая, в не прекращавшемся пароксизме античного "большевизма" сыграла существенную роль в эволюции, приведшей к гибели Греции. Политическая анархия, сопровождавшая разложение Западной Римской Империи, продолжалась века и при­вела к установление феодального строя. Социальная смута, возникшая в империи Сассанидов в V и VI веках под влиянием маздакизма — своего рода иранского большевизма — длилась несколько десятков лет и была побеждена террором, потопившим движение в океане крови.

Сионские мудрецы — если бы они существовали в действительности, а не в творчестве под­делывателей — должны были бы считаться со страшным риском своего предприятия — для своего дела и иудаизма. Они должны были бы знать, что за революциею часто следует контрреволюция и торжество реакции и, стало быть, антисемитизма, наступление периода новых страданий для еврейства. Входит ли в план Сиона и культивирование антисемитизма?

            Другая черта безумия, присущая сионскому заговорческому плану, заключается в том, что конспираторы разрушают все то, что они в сущности будут восстанавливать и укреплять после переворота. Их идеал есть идеал интегральной реакции.

            Иудейский правитель, это — самодержавный монарх, восточный деспот, царь  божество, фараон, или богдыхан. Страна — его собственность, и поддан­ные — его рабы. Всякий след свободы в его царстве искоренен, и люди становятся автоматами, без воли, без мысли, без инициативы, пассивно повинующимися установленным властям. В его воображаемом сионском царстве установлены порядки, проникнутые  духом "тоталитарного" черносотенства. Идеал сионских мудрецов — в известной степени лишь копия того, что установлено, в самодержавных монархиях, в полицейских государствах, в странах цезаризма,  бонапартизма, новейших диктатур. "Протоколы" заключают в ceбе восхваление абсолютного деспотизма, династического правления,  аристократических {18} привилегий.  Они проникнуты презрением к народу и ненави­стью ко всем завоеваниям демократии. Они прославляют русское самодержавие, папство и даже орден иезуитов.

Разве царь иудейский, помощник Божий и патриарх-папа, глава светской и церковной власти, не напоминает русского самодержца? Разве тайная охра­на иудейского царя, рекомендуемая ''Протоколами" — не копия же охраны русского самодержца? Разве аресты по первому подозрению, казни, террор, административные ссылки неблагонадежных и другие подобные меры, рекомендуемые "Протоколами", не были реальною практикою царского режима, равно как, с другой сто­роны, Третьей Империи во Франции в эпоху после-декабрьского переворота, а впоследствии и гитлеровского режима? ("Протоколы" №.№ 15, 17, 18). Разве апология шпионства и доноса не напоминает реабилитации политически-сыскных дел мастерства, российскими теоре­тиками реакции? Идея приравнения политических преступлений к уголовным, формулированная как проект для ведения борьбы с крамолою при царе иудейском, давно была осуществлена в царской России при Дурново, в царствование Александра III ("Протокол" № 19).

"Обезврежение университетов", проектируемое в "Протоколах", лишение их автономии, проект превращения профессоров в послушных начальству, чиновников, система обезличения студенчества и изменение программы преподавания  все это было осущест­влено в царской России, после отмены университетского устава либерального периода 60-х годов ("Протокол"  № 16). Tе меры обуздания или же развращения прессы, которые так усердно предлагаются в "Прото­колах" (№ 12), в виде цензурного контроля, залогов, штрафов, закрытия органов печати и пр., практиковались самым беспощадным образом в самодержав­ной России.

 

            Одним словом, самодержавная Россия и другие по­лицейские  абсолютистские монархии были своего рода обетованными странами для Сионских мудрецов, а смысле совершившегося уже воплощения идеала и некоторых наиболее существенных стремлений, высказанных в "Протоколах". Не явное ли безумие со {19} стороны Сионских мудрецов — если бы таковые суще­ствовали, — из-за "царя Иудейского", так сказать, pour le roi de Prusse, подкапываться и разрушать устои  этих стран, чтобы воссоздать их после успеха их заговора?

            Объяснение всех этих противоречий, странностей и парадоксов очень, просто: "Сионские Протоколы" — подлог, и определенное содержание их является функциею психологии, понимания и способностей подделывателей. Авторы подлога — реакционеры, они действова­ли для целей реакции. Черносотенный идеал им был близок, знаком и ясен. Не обладая ни знаниями, ни талантом, они не были в состоянии наделить в сфабрикованных ими "Протоколах" инсценированных ими "Сионских мудрецов" каким либо противоположным, но цельным органическим идеалом. Кругозор подделывателей был исключительно черносо­тенный. Они и приписали чудовищам от Сиона черно­сотенную программу, механически соединив ее с не­навистью к "гоям" и с замыслом о "Царе Иудейском". Речь идет как бы только о борьбе, соперни­честве из-за главенства между двумя реакциями. Отсю­да вся безумная нескладность заговора и программы Сионских мудрецов.

            Мало того, подделыватели, без всякого научного багажа и без теоретической подготовки, не в состоянии были дать толковое, хоть по видимости самостоя­тельное обоснование своего миросозерцания реакции. Они вынуждены были копировать. Подлог черпал свои рессурсы из плагиата.

            Когда авторы "Сионских Протоколов" говорят о нескольких фазах, через которые проходит существование каждой республики, а именно — чередование демагогии, анархии и деспотизма ("Протокол" № 14), — то мы вспоминаем о законе смены состояний политического строя, формулированном, в виде закона циклов, Платоном, Аристотелем и Полибием. Подде­лыватели заимствовали соответственное рассуждение из старых учебников или популярных книжек и бесцеремонно  нелепо приспособили его для своей цели.

{20}     Когда авторы "Протоколов" вкладывают в уста "Сионских мудрецов", изречения вроде того, что "право — в силе", что "цель оправдывает средства", что "политика ничего общего не имеет с моралью", что злом побуждается добро, что в политике нет безнравственных средств борьбы ("Протокол" № 1), или что "слово не должно согласоваться с действиями дипломата" ("Протокол" № 7), — то мы вспоминаем о Макиавелли и его трактате "О монархе".

 

            Все рассуждения Сионских мудрецов против принципов демократии и в пользу "абсолютизма Божиею милостью" является бесталанною передачею старых клише и избитых сентенций теоретиков реакции в эпоху Реставрации — традиционалистов и теократов.

В некоторых случаях подделыватели не брез­гали для своей цели мыслями и взглядами, высказывав­шимися и в социалистической литературе. Такова, например, тирада о том, что свободы не имеют никакого значения для несчастного пролетария ("Протокол" № 3) или что монополия, концентрация богатств, спекуляция и общий экономический кризис повлекут за со­бою революцию ("Протокол" № 3 и № 6). Когда Сионские мудрецы предполагают ввести, вместо золотой ва­люты, "валюту стоимости рабочей силы, будь она бу­мажная или деревянная" ("Протокол" № 20), то мы вспоминаем о проектах овенистов Грэя и Брея в Англии и Прудона во Франции.

 

            Даже Н. К. Победоносцев, этот министр ретроград и обскурант, был плагиирован. Одна диатриба его против демократии, из книги о "Новой демократии" была списана или перефразирована в "Протоколе"

№ 1.

 

            Но это — лишь сравнительно мелкие заимствования, вошедшие в содержание подлога - плагиата. Они имеют сравнительно общий характер. В дальнейшем мы перейдем к более важным элементам подлога, приспособленным специально для фабрикации "еврейского заговора».                              

 

{21}

 

Источники подлога. От 1583 г. до наших дней.

 

            "Протоколы Сионских Мудрецов" — не первый подлог, который был сфабрикован против еврей­ства. Ему предшествовали другие подлоги. "Сионские Протоколы" черпали из этих источников, утилизи­руя их то как исторические документы, то просто как источники плагиата - подлога.

 

            В 1583 г. в Париже вышел испанский альманах La Silva Curiosa de Judian de Medrano. В нем были напе­чатаны — вероятно впервые — два документа: письмо испанских евреев к константинопольским евреям и ответ константинопольских евреев. Оба письма, написанные на испанском языке, датированы 1489 годом. Испанские евреи жаловались в своем письме на преследования, которые они испытывали от испанского короля.

Текст второго письма — ответа константино­польских евреев — таков: "Возлюбленные братья в Моисее! Письмо ваше, в котором вы нам сообщаете об испытываемых вами тревогах и страданиях, нами получено. Вести эти причинили нам столь же много го­ря, как и вам. Мнение великих сатрапов и раввинов таково: — В отношении того, что вы говорите, что испанский король принуждает вас принять христианство: сделайте это, так как вы не можете посту­пить иначе, но да сохранится закон Моисей в вашем сердце. — В отношении того, что вы говорите, что у вас хотят отнять ваше имущество: сделайте ваших детей торговцами, для того, чтобы они мало  помалу отняли имущество у христиан. — В отношении того, что вы говорите, что вашей жизни грозит опасность, делайте ваших детей врачами и аптекарями, для того, чтобы они отнимали жизнь у христиан. — В отношении того, что вы говорите, что христиане разрушают ваши синагоги: делайте ваших детей священниками и кли­риками, для того, чтобы они разрушали их церкви. —

В отношении того, что вы говорите, что вам причиняют много других притеснений: делайте из ваших детей адвокатов и нотариусов; пусть они принимают деятельное участие в государственных делах, для то­го, чтобы вы подчинили вашему игу христиан и {22} достигли господства над миром, чтобы вы могли им мстить. Не уклоняйтесь от правила, которое мы вам рекомендуем; по личному опыту вы убедитесь тогда в том, что, ныне столь униженные, вы достигнете верха могущества".

 

            Интересно, что оба эти письма мы находим в позднейшем произведении на французском языке La royale couronne des Roys d'Arles, выпущенном в 1640-1641 году в Авиньоне аббатом Буи (Bouis), арльским священником. Буи утверждает в своей книге, что оба публикуемых им документа являются точною копиею с писем, найденных в местных архивах. Тем не менее тексты писем, напечатанных в сборнике La Silvia Curiosa и в книге абб. Буи почти тожде­ственны. Но первое из писем в сборнике Буи напи­сано не по-испански, а на провансальском языке; и адресовано не испанскими, а арльскими евреями, и, соот­ветственно этому, в письме речь идет уже не об испанском короле, а о французском короле, который снова стал государем Прованса. Естественно, что вто­рое письмо — ответ константинопольских евреев — уже обращено не к испанским, а к французским евреям, и в нем речь идет не об испанском, а о французском короле.

            Подлог здесь очевиден. Кем и для какой цели были сфабрикованы письма?

            По мнению испанских историков Адольфо де Ка­стро и Амадора де лос Риос, мнению, разделяемому также немецким ученым Кайзерлингом, письма эти являются подделкою кардинала Хуана Мартинеса Гихарро, или Силисео, который был архиепископом в Толедо с 1546 до 1557 года, и цель которого состояла в том, чтобы доказать закоренелую преступность крещенных евреев и тем доказать необходимость изданного им ордонанса, на основании которого на из­вестные церковные посты могли быть назначены только лица, способные доказать чистоту своего испанского происхождения (стало быть не происходящие от какой-нибудь еврейской семьи, некогда принявшей католиче­ство). Согласно Альфреду Дармстетеру и Морель Фатио, письма были довольно остроумною шуткою некоего {23} испанского литератора, сфабриковавшего их во 2-й половине ХVI-го века.

 

Шутка или злостный подлог, эти письма тем не менее впоследствии легли в основу антисемитских писаний, которыми пользовались авторы подлога "Сионских Протоколов" (абб. Шаботи и Эд. Дрюмон).

 

            Антисемитизм возник в XIX-м веке из реакции, наступившей после Великой Французской Революции и в эпоху Реставрации. С тех пор всякая анти­демократическая реакция влекла за собою приступ антисемитизма.

 

            Еще во время Великой Французской Революции и вскоре после нее некоторые авторы (как напр. абб. Баррюэль, Робисон, Шеваль де Мале) писали о международном заговоре философов, масонов и иллюминатов против религии и всех европейских правительств. Но еврейство при этом совершенно не упоминалось.

Честь и заслуга объединения в одном заго­воре еврейства и масонства выпадает на долю антисемитских авторов боле нового периода. Эпигоны ан­тисемитизма при этом беззастенчиво и широко плагии­ровали своих предков. (курсив, выделено нами,  ldn-knigi)

 

            Гужено  де  Муссо, клерикал и мракобесный реакционер, враг "новых принципов" и декларации прав человека, искренно веровавший в магию и нечи­стую силу, издал в 1869 г. антисемитскую книгу, (Gougenot de Mousseaux, Le juif, le judaîsme et la judaîsation des peuples chrétiens), в которой он, на протяжении сотен страниц, доказывал, что еврейство, в тесном союзе с франкмасонством, составило заговор, чтобы, помощью своего золота, силою своего влияния и сплоченности, путем интриг и подпольной работы, достигнуть порабощения наций и господства над миром, проповедуя космополитическую респуб­лику, равенство людей, антипатриотизм, необходи­мость разрушения семьи и религии, всеобщее разложение и всеобщую революцию. Вера в Мессию есть не что иное, как вера в Антихриста и во всемирную революцию.

Он утверждает, что в самом масонстве есть тайная организация, действительные вожаки которой — их не следует смешивать с номинальными главами {24} масонских лож — работают в тесном союзе с деятелями еврейства, «правителями и инициаторами вы­сокой Каббалы» (стр. 340). Он говорит, что огромное большинство членов масонских лож и не подозревает, что они — простое орудие в руках масонов - еврейского тайного комитета.

Мы постепенно приближа­емся к "Сионским Протоколам".

 

            Еврейство, приобретая всемирное могущество и ше­ствуя вперед по стезям революции, обрушится на Ев­ропу в одном из ее пунктов. Что будет, — про­должаете Гужено, — если еврейство, воздвигши тогда народы друг против друга, поставив во главе себя "завоевателя", человека, наделенного гением политического коварства, злого чародея, вокруг которого будут толпиться нафанатизированные массы? Для толпы тогда явится Мессия. "Всюду, среди наций, воюющих друг с другом и на половину уничтоженных, раз­дастся крик: Пусть он придет к нам, Мессия евреев; да здравствует он, и да царствует он! Да на­сладимся мы миром и радостями, которые он дает людям! Да будут все народы земли единою нашею под его скипетром! Это — царь царей... Да будет он нашим монархом, нашим царем, нет, пусть он будет нашим Богом!"

(стр. 492-  498).

Мы узнаем здесь Иудейского Царя "Сионских Протоколов" во всей обстановка плагиата.

 

            Списывали ли подделыватели прямо из Гужено де Жуссо или же из его подражателей и продолжате­лей? Во всяком случае сходство между источниками и подлогом до того поразительно, что оно не могло не вселить смущения в более начитанных поклонников "Сионских Протоколов". Так, один антисемитский автор, в письме, обращенном к «Morning Post» 28 мая 1920 года за подписью   «A student of History» и под заглавием The Jewish Peril, отметил необычай­ное сходство между местами "Протоколов" с одной стороны и произведениями иллюминатов и Гужено де Муссо с другой стороны. Он поставил вопрос, не вставил ли Нилус эти места в "Протоколы" из дав­но изданных книг, т. е., попросту говоря, не совершил ли он подлог и плагиат. Не было ли тут {25} "западни"? "Западня" состоит в возможности разоблачения евреями авторов подлога. Но нет, говорит ав­тор письма, этого разоблачения евреи не сделали. Стало быть, международная тайная политическая организация существовала. — Необычайная ли наивность тут автора или же "западня", устроенная им антисемитски тогда настроенной "Морнинг Пост"?

 

            Гужено де Муссо создал школу. Легенда о масоно-еврейском заговоре пустила корни в антисемитской среде. Постепенно воздвигался материал для грядущего подлога "Сионских Протоколов". Один анонимный автор, сотрудничавший в 1880-81 годах в клерикальном журнал La Civiltà catolica (Serie XI, vol. V, VI, VII),   в течение многих месяцев помещал, в отделе Cronaca contemporanea, корреспонденции из Ри­ма во Флоренцию (место издания журнала), инспирированные  открытием Гужено де Муссо и полные злобы и ненависти к евреям. Потом аббат Шаботи детализировал схему Гужено де Муссо, а Дрюмон ее до из­вестной степени популяризировал.

 

            В изложении лживой фантазии о масоно-еврейском заговоре Шаботи, в двух выпущенных им об этом предмети книгах — одной, под псевдонимом С. С. de Sant-Adrée, Francs-Maçons et Juifs, Paris 1880,  другой L'Abbé E.A. Chabaudy,   Les Juifs nos maîtres, 1882, — Шаботи в существенных чертах рабски копирует Гужено де Муссо. Он принимает его схему, он опирается на приводимые им источники, он заимствует его выводы и заключения. Но он делает еще один шаг вперед: он кладет в основу дока­зательства существования масоно-еврейского заговора известные уже нам подложные письма 1489 года.

На основании этих писем он утверждает, что евреи, и с ними масса еврейской нации, никогда не пере­ставали осуществлять свой план достижения господст­ва над миром. В течение четырех веков, евреи имели свой правительственный центр и своего верховного главу. "Весьма вероятно, что эти правители брались всегда из одних и тех же семейств, и что резиденцию они имели всегда в одном и том же месте, в {26} Константинополе ( Les Juifs nos maîtres, стр. VII-X, 60, 74, 86, 106)... Благодаря своему продолжительному опы­ту, благодаря своему природному гетто, своим неисчерпаемым богатствам, ловкости и способностям своих прямых агентов, князья Израиля успели овла­деть франкмасонством и всеми его разветвлениями и обеспечить свое абсолютное господство над всем миром тайных обществ (Ibid., стр. 488 и след.). „Ев­рейский правитель, который написал грамоту 1489 го­да, или тот из его предшественников, который составил этот план, обладал несомненно гениальностью". И евреи неуклонно следуют этому плану, хотя большинство евреев не знает состава Великого Сове­та Мудрецов, не знает даже о его существовании (Ibid., стр. 138-139, 157-160, 170).

Евреи, опираясь на протестантизм, на масонство и тайные общества, действуют на пользу революции. "Евреи выступают, как революционеры среди других народов и против других, народов, в особенности же против народов христианских. Подобное поведение и подобные дирек­тивы им диктуются их правителями и их религиозными вождями (Ibid., стр. 160-161, 212, 233, 235, 247)... Таким образом им будет нетрудно превратить все страны Европы в антихристианские республики, достигнув, путем войн и союзов, слияния всех этих республик в одну и, наконец, поглотить их все в сво­ей собственной республике. Тогда Европа будет пре­образована в ту всемирную Республику, которую проповедуют и хотят все тайные общества, вассалы и ра­бы евреев... Они перенесут свой центр действия и свою столицу в Иерусалим. Имея во главе одного из членов мессианистских семейств, происходящих от Давида — издавна занимающего пост великого Патриарха масонства и вместе с тем Верховного Правителя нации, — Израиль будет явно господствовать над миром. Это будет абсолютное и полное царство евреев а вскоре после того без сомнения, царство Антихриста (Ibid., стр. VII-Х, 60, 74, 86, 106, 138, 139, 157-161, 170, 180-181, 212, 233, 235, 247).

           

            Перед нами вся схема «Сионских Протоколов». Еврейское тайное правительство, масоно-еврейский заговор, еврейское засилие во всех сферах {27} экономической, культурной и политической жизни всех христианских народов, занятие важных постов и достижение высокого положения в правительстве, суде, адвокатуре и школе, овладение печатью, накопление огромного количества золота, управление всеми тайными общества­ми, подчинение всех стран своему финансовому и политическому могуществу, развитие во всех странах смуты революционного движения, подчинение их игу ев­рейства и основание всемирной монархии под скипетром Царя Иудейского, от семени Давидова — весь этот фантастически вздор авторы подлога извлекли из книг Шаботи.

 

            Затем наступил черед Дрюмона. С легкостью формы, с игривостью стиля, с талантом бульварного журналиста, знающего слабые стороны и пороки зама­ниваемой им публики, Дрюмон популяризировал бред своих предшественников — Тусснеля, Гужено де Муссо и Шаботи. Он ссылается на подложные пись­ма 1489 года. Согласно традиции предшественников, он ассоциирует заговор еврейства с интригою франкмасонства. Составители «Сионских Протоколов» не могли не использовать Дрюмона, этого короля антисемитской литературы нового времени, плагиируя его непосредственно или же давая отражение его мыслей и утверждений.

Таковы, например, места у Дрюмона, касающаеся дискредитирования иезуитов, роли масонов и евреев в Великой Французской Революции, про­ституции, как орудия Израиля для разложения аристо­кратии (La France juive, 1886, т. I, стр. 251, 260, 527, 537).

Достаточно сличить эти места с соответственными ти­радами в "Протоколах" (изд. Mgr. Join, Paris 1920, стр. 55; № 3, стр. 50; № 1,

стр. 37; № 7, стр. 62-63), чтобы убедиться в том, что из Дрюмона были сделаны прямые заимствования.

           

            Мы имеем уже перед собою всю схему «Сионских Протоколов», как изложение плана масоно-еврейского заговора. Не хватает еще идеи съезда, или собрания еврейских вождей ("Сионских мудрецов"), обмена мыслей между ними и закрепления речей в "отчетах" или "протоколах". Осуществление миссии {28} создания подобной фабулы выпало на долю творчества немецкого антисемитизма.

            В период между 1866 и 1870 г. г. бывший прусский почтовый чиновник и полицейский шпион Герман Гедте, прогнанный со службы за участие в подлоге против демократического деятеля Бенедикта Вальдека, издал в Берлине, под псевдонимом Sir John Retcliffe, ряд историко-политических романов «Biarritz-Rome». одна из глав которых посвящена описанию таинственного собрания "избранников Израиля" на еврейском кладбище в Праге, у могилы "святого раввина Симеона - Бен - Иегуда". Митинг изображается делом "золотого тельца", сохранившегося, вместе с глубо­чайшими мистериями иудейской Каббалы, в целях обеспечения господства евреев над всеми народами. В ряд речей еврейские избранники описывают свой план разрушения христианства, помощью золота и печа­ти, и установления иудейского царства на развалинах современного общества. Все это сильно напоминает Гужено де Муссо и его последователя Шаботи.

 

            Посланники еврейства на этот пражский конгресс — представители двенадцати колен Израиля. Они говорят по очереди.

            Один из них, левит, говорит между прочим, что когда золото всего мира будет принадлежать евреям, то к ним перейдет и вся власть. Мы вспоминаем о рассуждениях, посвященных в "Сионских  Протоколах" культу золота, как орудию еврейского господства ("Протоколы" № 4 и 5); мы припоминаем также то место 15-го "Протокола", в котором гово­рится о русском самодержавии, как о "единственном в мире серьезном враге сионских заговорщиков". Когда тот же оратор говорит о великих способностях и талантах, данных Иеговой еврейскому народу для достижения господства над всеми другими нациями, мы узнаем списанные с романа Гедше или же переделанные его многочисленные места в "Сионских Протоколах". Когда тот же оратор говорит: "Мы, обладающие знанием, должны вести и направлять слепые массы", то мы припоминаем то место "Протокола" № 9, в котором говорится о руководительстве слепой {29} силой народа. Когда тот же оратор говорит в романе о необходимости дискредитировать и унизить христианскую церковь пропагандой свободной мысли, скептицизма и всяких конфликтов, высмеиванием, заподозреванием духовенства, захватом школы и воздействием на молодежь, то мы припоминаем соответст­венные места "Протокола" № 14, а также "Протокола" № 9 ("Луч Света", стр. 253, 264, 239).

            Представитель колена Манассе говорит о необхо­димости захвата печати еврейскими заговорщиками. Мы узнаем эти мысли и самое выражение их в "Про­токолах" №№ 2 и 7 ("Луч Света" стр. 223 и 236), где говорится, что "печать... вся уже в наших руках".

 

            Представители колена Рувима и Иуды говорят о не­обходимости захвата еврейством всего денежного ка­питала, политики займов и биржевой спекуляции, концентрации имущества менее зажиточных классов в руках капиталистов, упадка ремесленного класса и пауперизации масс. (от лат. pauper — бедный — массовое обнищание, обусловленное низкими доходами, безработицей, ldn-knigi.)  

В этих рассуждениях мы узна­ем образцы "Протоколов" № 4, 5 и 6 ("Луч Света", стр. 228, 229 и 231).

            Представитель колена Зевулона говорит о революционном духе, которым проникаются народные мас­сы, благодаря чему они подпадут под иго тех, кото­рые обладают деньгами, так, что последние все более обогащаются; здесь совмещаются обе роли сионского еврея — капиталиста эксплоататора и революционера-социалиста. Достаточно сопоставить эти рассуждения с соответственным местом "Протокола"

№ 6 ("Луч Света", стр. 233-234), чтобы различить подробности плагиата.

            Представитель колена Симеона говорит о необхо­димости разорить земельную аристократию, опору вла­сти и о необходимости овладения еврейством всей зем­лею и всеми денежными капиталами. Та же идея прово­дится в "Протоколе" № 6 ("Луч Света" стр. 233).

Таким образом выражение антагонизма между прусским юнкерством и торгово- промышленными клас­сами в роман Гедше-Ретклиффа было скопировано в подлоге "Сионских Протоколов", как выражение недовольства русского помещичьего класса против {30} финансовой политики некоторых царских министров, якобы не принимавших мер против задолженности и обезземеления поместного сословия.

Сергей Нилус ус­лужливо пояснил это в своих комментариях к "Протоколам" (№ 6) и назвал даже имя одного из виновников: министра Витте ("Луч Света", стр. 233).

            В виде курьеза следует отметить, что представи­тель колена Вениамина предлагает евреям делаться врачами, ибо "врач проникает в семейные тайны и держит жизнь людей в своих руках". Это напоминает пресловутую константинопольскую грамоту 1489 года...

 

            Мы видим, что авторы «Сионских Протоколов» щедро плагиировали роман Гедше-Ретклиффа. Им не пришлось даже тратить труд на перевод с немецкого. В 1872 г. русский перевод интересующей нас гла­вы романа вышел в С.  Петербурге (типография Товарищества "Общественная Польза") под названием "Еврейское кладбище в Праге и совет представите­лей 12 колен Израилевых". В предисловии к этому говорится, что "содержание легенды не есть вымысел одного Ретклиффа".

 

            Роман скоро превратился для рьяных антисемитов в действительность. Глава романа стала выдавать­ся за протоколы действительно имевшего места собрания. Эта переделка была сделана в 1893 г. в двух немецких антисемитских органах «Deutsche Sociale Blätter» и «Antisemitische Correspondenz», где глава уже переработана в виде речи "Раввина о гоимах", якобы произнесенной на тайном собрании его учеников на пражском кладбище. В примечании редакции было сказано, что речь эта была извлечена из труда выдающегося английского писателя сэра Джона Ратклиффа Memoirs of the Politico-Historical Events of the last ten years, — труда, вовсе не существующего.

            В 1901 г. в Праге вышел чешский перевод этой книги под названием "Раввин о гоимах''.

Русский пе­ревод речи раввина был издан в 1907 г. в С.  Петербурге Бутми, в книга под названием "Обличительные речи. Враги рода человеческого", о котором мы уже выше говорили — было посвящено {31} Союзу Русского Народа. Бутми наивно ссылается на речи раввина, как на доказательство подлинности «Сион­ских, Протоколов» Нилуса. Таким образом, один подлог приводится, как свидетельство подлинности другого подлога, который сам был частичным плагиатом с первого...                             

            Достойно внимания, что в ведении к немецкому переводу книги Нилуса приводится извлечение из речи раввина о гоимах, как одно из "еврейских признаний". Примеру немецкого собрата последовал и французский переводчик «Сионских Протоколов» Жуэн, который пишет следующее: "В этой речи 1901 года можно распознать французские слова и галлицизмы, ко­торые подтверждают гипотезу, что раввин принимал участие в Базельском конгрессе сионистов (Mgr. Jouin, Le péril judéo-maçonnique, I, p. 19).

            Опять таки приведение одного подлога в доказа­тельство подлинности другого подлога. Составители подлога  плагиата "Сионских Протоколов черпали свое вдохновение, надо думать, еще в другом подложном историческом документе, известном под названием "Завещание Петра Великого"

(E. Mogilensky, Le Testament de Pîerre-le-Grand, «La Revue Hebdomadaire», 30 Janvier 1937, p. 599. Автор этой ста­тьи показывает в этюде, готовящемся к печати, что некоторые рассуждения «Протоколов» напоминают подобные же макиавеллевские рассуждения в апокрифическом завещании Петра Вели­кого. О «Завещании Петра Великого много говорили в русской исторической литературе в половине 1890-х г. г, в связи со ста­тьей о нем Карповича в «Историческом Вестнике».).

 

———

 


Главный источник плагиата  подлога

«Сионских Протоколов»:

книга Мориса Жоли.

 

 

            Составители "Сионских Протоколов" имели в своем распоряжении Гужено де Муссо, Шаботи, Дрюмона, роман Гедше  Ратклиффа, подложные письма и {32} подложные речи, обрывки учебников,  литературу реакции и творчество антисемитизма. Все было налицо в лаборатории подлога: и схема масоно-еврейского заго­вора, и тайное еврейское сверхправительство, и тайные собрания с речами и протоколами, и персонажи, и подробности плана засилия, захвата, проникновения, развращения  разрушения устоев общественного строя и религии, и замыслы подготовления войны, смуты и революции, и, наконец, — конец венчает дело! — проект воцарения всемирного иудейского царя-пaтриарxa.

            Казалось, фантазия подделывателей могла легко на этой бесподобной канве шить узоры протоколов, пополняя пробелы собственной работой гения фальсификации.

            Но и это еще оказалось мало. Бедность фантазии, недостаток знаний, отсутствие таланта и лень мысли по­буждали составителей "Сионских Протоколов " пред­почитать легкую работу интегрального плагиирования трудной и рискованной работе сочинительства. Тут понадобился оптовый плагиат. Жертвою была избрана давно забытая, но остроумная и талантливая книга французского адвоката Мориса Жоли. Заслуга открытия этой «pièce de résistance» подлога принадлежит константинопольскому корреспонденту газеты "Таймс" в 1921 году.

 

            Книга Мориса Жоли сначала была выпущена ано­нимно. В брюссельском издании 1864 г. она носит назвaниe «Dialogue aux Enfers  entre Machiavel  et Montesquieu, ou LaPolitique de Machiavel au XIX-e siècle, par un contemporain». В последнем брюссель­ском издании 1868 г. сообщается, что за анонимное издание автор книги, Морис Жоли, был приговорен к 15 месяцам тюрьмы и 200 фр. штрафа «за возбуждение к ненависти и презрению против императорского правительства».

 

            Книга Жоли — крайне едкая и крайне меткая сати­ра против Наполеона Ш и его режима. В ней рассказывается о встрече двух духов — Макиавелли и Мон­тескье — в царстве теней. Между ними завязывается спор. Монтескье защищает принципы либерализма и демократии. Маккиавели, напротив того, резко критикует демократию, с которой он рекомендует {33} бороться методами "макиавеллизма" или же упрочить власть цезаристской тирании. Идеи духа Маккиавели заключают в себе полную апологию бонапартизма. Рассуждения его распадаются на две части: критическую, направ­ленную против демократии и производимого ею зла, и догматическую, в которой защищается вся имморальная политика Луи Наполеона (и в той, и в другой ча­сти памфлета Жоли неподражаем).

 

            Книга Жоли ничего общего с еврейством и еврейским вопросом не имеет. Составители «Сионских Протоколов» выбрали ее, как преимущественный источник для подлога-плагиата потому, что она своей критическою и своею положительно  догматическою ча­стью, соответствующими сфабрикованным критиче­ской и положительной частям "Сионских Протоко­лов», —дает сразу материал для обрисовки инсцени­рованной в "Сионских Протоколах" разрушительной работы сионских заговорщиков, которая осуществляется ими путем демократических учреждений и нравов, и той политики, которую заговорщики думают проводить, после того, как заговор увенчается успехом. В подлоге-плагиате место Маккиавели - Наполеона заняли еврейство и сионские мудрецы. Ядови­тая ирония Мориса Жоли принимает в «Сионских Протоколах» форму серьезных разглагольствований сатанинских заговорщиков от Сиона.

 

            Рабским копированием памфлета Мориса Жоли объясняются вместе с тем некоторые парадоксы и странности плагиата, которые указаны выше и которые сами по себе являются уже достаточным основанием для того, чтобы признать "Сионские Протоколы" подлогом.

 

            Половина или три четверти "Сионских Протоко­лов" извлечены, с надлежащими  изменениями, из книги Мориса Жоли. Десятки страниц понадобились бы, чтоб показать параллелизм или тождество между источником и плагиатом. Здесь могут быть приведе­ны лишь некоторые примеры.

 

            В самом начале памфлета Жоли тень Маккиавели защищает принципы макиавеллевской политики про­тив обвинения в безнравственности. Ту же тему {34} обсуждают заговорщики в том же порядке в "Сионских Протоколах".

 

            В книге Жоли тень Макиавелли говорит: "Дур­ной инстинкт человека сильнее доброго инстинкта. Че­ловека тянет больше к аду, чем к добру; страх и сила действуют на него больше, чем разум... Все люди стремятся господствовать, и ни один человек не отказался бы от роли угнетателя, если б это только было в его возможности; все или почти все готовы по­жертвовать правами других людей ради собственных интересов" (Joly, стр. 8). В самом начале первого из «Сионских Протоколов» мы читаем: "Надо заметить, что люди с дурными инстинктами многочисленнее добрых, — поэтому лучшие результаты в управлении ими достигаются насилием и устрашением, а не акаде­мическими рассуждениями. Каждый человек стремится к власти, каждому хотелось бы сделаться диктатором, если только он  мог бы, но при этом редкий не был бы готов жертвовать благами всех ради достижения благ своих". ("Протоколы", "Луч Света", стр. 216).

            Тень Маккиавели продолжает: "Что удерживает этих взаимно пожирающих друг друга зверей, которых называют людьми? В начале жизни общества действует грубая и необузданная сила, а потом — закон, т. е. опять  таки сила, регулируемая формами. Вы изучили все источники истории: всюду сила является раньше права". (Joly, стр. 8). — Первый из "Сионских Протоколов" гласит: "Что сдерживало хищных животных, которых зовут людьми? Что ими руководи­ло до сего времени? В начале общественного строя они подчинились грубой и слепой силе, потом закону, ко­торый есть та же сила, только замаскированная. Вывожу заключение, что по закону естества право — в силе" ("Протоколы", "Луч Света», стр. 216). Тень Маккиавели в памфлете Жоли часто возвращается к этой своей любимой теме о том, что сила есть право.

Так, тень Маккиавели ставит вопрос: "Разве политика имеет что-нибудь общего с моралью?" (Joly, стр. 10). Сионский мудрец отвечает в том же первом номере 'Протоколов": "Политика не имеет ничего общего с моралью... Наше право — в силе. Слово "право" есть ответственная и ничем недоказанная мысль... где начинается право? Где оно кончается?". Параллельно этому мы находим еще следующее место y Жоли: "Да разве  вы не видите, что самое слово "право" отличается крайней неопределенностью? Где оно начинается, где оно кончается?" (Joly, стр. 11).

 

            Потом идет классический куплет о цели, оправ­дывающей средства. В памфлете Жоли Маккиавели говорит: "Все хорошо или дурно, смотря по употребле­нию, которое из него делают, и по пользе, которую из него извлекают; цель оправдывает средства... От­сюда вытекает то заключение, что злом может быть получено добро, что добра можно достигнуть через посредство зла, все равно как лечат ядом, или как спасают жизнь операционным ножом. Меня больше занимает то, что полезно и необходимо, чем то, что хорошо и нравственно". (Joly, стр. 12). В соответственном месте "Сионских Протоколов" мы чита­ем: "Из временного зла, которое мы вынуждены те­перь совершать, произойдет добро непоколебимого правления, которое восстановит правильный ход ме­ханизма народного быта, нарушенного либерализмом. Результат оправдывает средства. Обратим же внимание в наших планах не столько на доброе и нравст­венное, сколько на нужное и полезное". ("Луч Света", стр. 218).

 

            В Диалоге 4 книги Жоли Маккиавели говорит:

            "Вы не знаете беспредельной низости народов... Они пресмыкаются перед силою; они безжалостны к слабым, беспощадны к ошибкам и снисходительны к преступлениям; они неспособны переносить тяготы свободного режима и терпеливо, вплоть до мучениче­ства, готовы переносить все насилия смелого деспотиз­ма; они опрокидывают в минуту гнева троны, а по­том берут себе властелинов, которым они прощают преступления, за малейшее из которых они обезглавливают 20 конституционных королей". (Joly, стр. 43). Что сделали из этого места памфлета авторы подлога "Сионских Протоколов"? Мы читаем в ''Протоколе" № 3; "Неистощимая подлость гоевских  {36} народов, ползающих перед силой, безжалостных к слабости, беспощадных к проступкам и снисходительных к преступлениям, не желающих выносить противоречия свободного строя, терпеливых до муче­ничества перед насилием смелого деспотизма, — вот что способствует нашей независимости. От современных премьеров-диктаторов они терпят и выносят такие злоупотребления; за меньшее из которых они обезглавливают 20 королей".

Приемы подделыва­телей особенно рельефно выступают в фабрикации этой части подлога. Слово "гоевских", вставленное пе­ред словом "народов" в начале цитаты, — слово, которого, конечно, не было в планированном тексте Диалога Жоли, — имело целью придать еврейскую ок­раску всей тираде. Другой акт подделки заключается в замене слова "властелины" («maîtres») текста Жоли словом "премьеров-диктаторов"; бичевание узурпаторов больших и маленьких Наполеонов, у Жо­ли, — уступает место в подлоге атак на парламентаризм. Тогда выясняется странно противоречивый тон этого абзаца, в котором с одной стороны народные массы как бы осуждаются за отсутствие приверженно­сти к свободному строю, — что уже является противоречием по отношение к остальному замыслу подлога, —  с другой же стороны тут же дискредитируется этот свободный строй, в лице носителей идеи парла­ментаризма и народных избранников. Все объясняет­ся неумелой и небрежной работою фальсификаторов.

 

            В 6-м Диалоге книги Жоли Маккиавели продолжает: "Принцип суверенитета народа разрушает вся­кую устойчивость; он узаконяет во всех случаях право революции. Он повергает общества в откры­тую войну против всех людских властей и даже против Бога. Он — само воплощение силы. Он делает из народа хищного зверя, который засыпает, после того как насытился кровью и тогда его заковывают в цепи". (Joly, стр. 45). В конце № 3 "Сионских Протоколов" мы читаемы "Слово свобода выставляет людские общества на борьбу против всяких сил, против всякой власти, даже Божеской и природной. Вот почему при нашем воцарении, мы должны будем {37} это слово исключить из человеческого лексикона, как принцип животной силы, совращающей толпы кровожадных зверей. Правда, звери эти засыпают всякий раз, как напьются крови, и в это время их легко за­ковать в цепи" ("Луч Света", стр. 227).

 

            В том же Диалоге книги Жоли Маккиавели излагает теорию цикла смены правительств, революций и контрреволюций, формулированную еще в древно­сти Платоном, Аристотелем и Полибием. «Протокол» № 4 начинается изложением той же теории ("Луч Света", стр. 228). И конечно, цикл приводит к торжеству масоно-еврейской силы. Могли ли подо­зревать древние авторы, что их идея будет, через второисточники, фальсифицирована подобным образом для целей подлога?

 

            Маккиавели доказывает у Жоли, что свобода и парламентаризм совсем не нужны народным массам: "Огромные массы прикованы к труду и бедности, как некогда они были прикованы рабством. Я вас спрашиваю, какое значение могут иметь для их счастья все ваши парламентские фикции... Какое значение может иметь для пролетария, согбенного трудом, подавленного бременем рока, что несколько ораторов может говорить, что несколько журналистов может писать? Вы создали права, который для народных масс всегда останутся в состоянии голой возможно­сти, ибо он никогда не смогут ими пользоваться" (Joly, стр. 39-40). — Авторы подлога перефразировали это место в "Сионских Протоколах" (№ 3) следующим образом: "Народы прикованы к тяжелому тру­ду бедностью сильнее, чем их приковывало рабство и крепостное право... Что для пролетария, труженика, согнутого в дугу над тяжелым трудом, придавленного своею участью, получение говорунами права болтать, журналистами — права писать всякую чепуху на­ряду с делом, раз пролетариат не имеет иной вы­годы от конституции, кроме тех жалких крох, которые мы ему бросаем с нашего стола за подачу им голосов в пользу наших предписаний и ставленников наших, наших агентов?... Мы включили в {38} конституцию такие права, который для масс являются фик­тивными, а не действительными правами".

            Намекая на бонапартистские переговоры, Маккиавели говорит у Жоли: "Неизбежным последствием хо­да вещей будет то, что народ когда-нибудь овладеет всей той властью, источник которой, как было признано, был именно в народе. Сохранит ли на­род власть в своих руках? Нет. Через несколько дней неистовства, он в утомлении бросит эту  власть первому счастливому солдату, которого он встретит на своем пути (Joly стр. 43). — В "Протоколе" № 3 мы читаем: "Когда народ увидел, что ему во имя свободы делают всякие уступки и послабления, он вообразил себе, что он — владыка, и ринулся во власть, но конечно, как и всякий слепец, наткнулся на массу препятствий; бросился искать руководителя, не догадался вернуться к прежнему и сложил свои полномочия у наших ног" ("Луч Света", стр. 226). Место Наполеона заняли сионские заговорщики.

Далее Маккиавели говорит о непрочности строя в современных обществах, без идеала и без возвышенных стремлений: "Это общество с холодной ду­шою и в состоянии декаданса, в которых нет другого культа, кроме культа золота, и где меркантильные нравы напоминают нравы евреев, которых они взяли за образец... Вы думаете, что низшие классы стремятся овладеть властью из-за любви к свободе, как тако­вой? Нет, они это делают из-за ненависти к тем, которые обладают собственностью" (Joly, стр. 47). — Конец 4-го "Протокола" гласит: "Напряженная борь­ба за превосходство, толчки экономической жизни создают, да и создали уже разочарованные, холодные и  бессердечные общества. Эти общества получат полное отвращение к высшей политики и религии. Руководить ими будет только рассчет, т. е. золото, к которому они будут иметь настоящий культ, затем, материальные наслаждения, которые оно может дать. Тогда  то­не для служения добру, даже не ради богатства, а из од­ной ненависти к привилегированным, низшие классы гоев пойдут за нами против наших конкурентов за власть — интеллигентов-гоев" (''Луч Света'', стр. 229). — {39}

Интересно, что у Жоли приведенное место— единственное, пожалуй, место книги, в котором упоминается о евреях.

Подделыватели не сочли нужным "планировать честно" и опустили слова, относя­щаяся к евреям, ибо они не соответствовали в данном случае "гармонии подлога". Они себя вознагради ли тем, что два раза вставили слово "гоев" там, где у Жоли этого слова, конечно, не было.

Маккиавели рисует у Жоли план государственного переворота так, как он действительно был совершен Луи Наполеоном Бонапартом. В Диалоге 8-м он говорить, что народ ему простить его преступление: "Вы знаете, народы чувствуют какую-то тайную любовь к гению, крупному по грубой силе. При каждом акте насилия, отмеченном талантом и искусством, вы услышите, как все будут говорить, с выражением удивления, в котором совершенно забудет­ся порицание: это, конечно, непохвально; но как это ловко сыграно и великолепно сделано " (Joly, стр. 96). —В номере 10-м "Сионских Протоколов" мы чита­ем: "Народ питает особую любовь и уважение к гениям политической мощи и на все их насильственные действия отвечает: подло-то подло, но ловко... Фокус, но как сыгран, столь величественно нахально" ("Луч Света", стр. 240).

 

            Маккиавели иллюстрирует затем у Жоли факт создания престижа правителя, после применения систе­мы беспощадного террора, примером Суллы: После страшного кровопролития, произведенного им в Италии, Сулла смог появиться снова в Риме в качеств простого частного человека. Никто не тронул волоса на его голове (Joly, стр. 159). В номере 15-м "Сионских Протоколов" мы читаем: "Вспомните пример того, как залитая кровью Италия не коснулась волоса с головы Суллы, который пролил эту кровь" ("Луч Света", стр. 256).

Французское слово Sylla из текста Жоли было при этом переведено "Силла", а не "Сулла", (как это произносится по-латыни).

            Для нас теперь выясняется, почему политическая программа Царя Иудейского в "Сионских Протоколах" так сильно напоминает политику абсолютизма {40} или бонапартизма. Подделыватель копировал «Диалоги"  Жоли, которые, хотя и саркастически, рисуют нра­вы бонапартистской реакции.

 

            В 17-м Диалоге Маккиавели рисует чудовищную, всезнающую, всюду проникающую бонапартистскую полицию, которую он сравнивает с богом Вишну:

            "Вы имеете сто рук, как индийский идол, и каждый из ваших пальцев держит пружину"'(Joly, стр. 207): Этому месту соответствует

17-й "Протокол", в котором мы читаем: "Наше царство будет аналогией божка Вишну, в котором находится олицетворение его — в наших ста руках, будет по пружине социальной машины" ("Луч Света", стр. 265). Сравнение с богом Вишну делается у Жоли еще второй раз, а именно в 12-м Диалоге (Joly, стр. 141), где Маккиавели говорит о правительственной печати: "Как бог Вишну, пресса моя будет иметь сто рук, который она будет протягивать всем нюансам общественного мнения на всей поверхности страны". — Соответственно этому второе сравнение с богом Вишну имеется в 12-м; из "Cионских Протоколов": "Они, (т. е. наши газеты), как индийский божок Вишну, будут иметь сто рук, из которых каждая будет щупать пульс у любого из общественных мнений ("Луч Света", стр. 249).

 

            Маккиавели влагает в уста своего правителя-узурпатора требование об отожествлении политических и уголовных преступлений. "Я более не допускаю различия между преступлениями общеуголовными и по­литическими... Общественное мнение, видя, что конспиратор ставится на одну доску с уголовным преступником, приучится к тому, чтобы относиться с одинаковым презрением к обоим" (Joly, стр. 216-217).. "Протокол" № 19 говорит: "Чтобы снять престиж доблести с политического преступления, мы посадим его на скамью подсудимых наряду с воровством, убийством и всяким отвратительным и грязным преступлением. Тогда общественное мнение сольет в своем представлении этот разряд преступлений с позором всякого другого и заклеймит его одинаковым презрением". ("Луч Света", стр. 268).

            Маккиавели, у Жоли, иронически напоминает {41} своему собеседнику Монтескье определение понятия "сво­боды", которое последний дал в своем l'Esprit des Lois, XI, 3 : «La liberté est le droit de faire ce que les lois per­mettent».   (Свобода, это — право делать то, что разрешает закон). И он прибавляет: "Я охотно принимаю это определение, которое я считаю правильным, я могу вас уверить, что наши законы разрушат толь­ко то, что надо будет разрешить" (Joly, стр. 125).
В "Сионских Протоколах" (№ 12) подделыватель плагиирует не только замечания Маккиавели, но и ци­таты из l'Esprit des Lois Монтескье: "Свобода есть пра­во делать то, что позволяет закон. Подобное толкование этого слова в то время послужит нам к тому, что вся свобода окажется в наших руках, потому что законы будут разрушать или созидать только желательное нам по вышеизложенной программе" ("Луч Света", стр. 247).

           

В ряде "Диалогов" Маккиавели излагает новую конституцию, форму организации палаты, сената, государственного совета, контрольной палаты, выборов, всеобщего голосования и проч. Все эти учреждения бу­дут функционировать так, что фактически в руках правителя будет сосредоточена неограниченная власть. Это — остроумная пародия, изображающая политику Наполеона III после совершенного им переворота. На­до ли говорить, что подделыватели копируют в существенных речах всю программу узурпатора в "Сионских Протоколах'' (начиная с номера 10-го)? В одном месте оставлено даже упоминание о "введении новой республиканской конституции" ("Протокол" 10-й, стр. 243). Это — при иудейском-то царе!

            Маккиавели дает целый план реформ суда, адво­катуры, школы, законодательства о печати, финансов в соответствии с идеей бонапартизма. (Диалоги 11, 12, 13, 16, 20). Подделыватели не отступают от Маккиавели и шаг за шагом списывают его с надлежа­щими изменениями, не всегда заботясь о приведении плагиата в соответствие с политикой "царя иудейского"("Протоколы", №№ 12, 15, 16, 17 и 20).

            Потом наступает момент апофеоза монарха. Подделывателю  плагиатору, после Гужено де Муссо и {42} Шаботи, приходит на помощь безвинный Жоли. В инсценировке Божества маленький Наполеон превращает­ся в царя-патриарха иудейского «Сионских Протоколов».

            В памфлете Жоли, жестокий тиран, по рецепту Маккиавели, начинает становиться популярным и симпатичным. Маккиавели говорит о необходимости видимого общения правителя с народом ради усиления престижа первого: "Когда несчастный испытывает притеснения, он говорит: если бы это знал царь! Когда чувствуется потребность мести,  когда жаждут помо­щи, говорят: это станет известным царю (Joly, Диалог 21-й, стр. 321; Диалог 17, стр. 212). — "Сионские Протоколы" много говорят об окружении царя на­родом и о мистическом ореоле, который создается вокруг царя: "Ореол власти требует для своего существования, чтобы народ мог сказать: "Когда бы знал об этом царь", или "царь об этом узнает" ("Луч Света", стр. 267).      

            Цикл плагиата-подлога этим закончен.

 

———

 


Авторы подлога — плагиаторы и посредники.

 

а) Рачковский,  Головинский и  Ко.

 

            "Сионские Протоколы" перестали для нас быть тайной. Плагиат несомненен. Подлог доказан. Но кто автор подлога? Каковы его цели и мотивы?

            Вопрос этот был разрешен свидетельскими показаниями. Ибо нашлись свидетели совершения под­лога;

                В «American Hebrew», (№№ 15 и 16, 1921 г.) по по­воду "Сионских Протоколов" были напечатаны беседы с княгиней Радзивилл и с г-жой Генриеттой Херблет. На ту же тему, за подписью княгини Радзивилл, была напечатана статья в мартовской книжке «Revue Mondiale», совпадающая с интервью, напечатанном в «American Hebrew». Наконец, княгиня Радзивилл  вы­ступила в Бруклине с публичным докладом о происхождении "Сионских Протоколов"; отчет об {43} этом докладе был помещен во многих американских газетах.    

                      

            Княгиня Радзивилл принадлежит к старой рус­ской аристократии. Она много писала по русским и иностранным вопросам.

            Княгиня Радзивилл видела рукопись "Сионских Протоколов" тогда, когда над нею производились операции в Париже агентами русской Охранки. Вот что говорит по этому поводу княгиня Радзивилл:

            Уже после убийства Александра II, сын и наследник его Александр III был крайне огорчен тем, что убийство отца всецело было подготовлено и осуще­ствлено русскими, и в частности русскими, принадле­жащими к высшему классу общества. Вожди консервативной партии всячески старались убедить Александра III в том, что убийство его отца вызвано еврейскими интригами, направленными на уничтожение всех монархов.

 

            Задачу убедить государя взял на себя ген. Оржевский, игравший тогда в департаменте политической полиции большую роль.

 

            Были посланы агенты в Париж, и поручено им изготовление всяких документов. Агенты эти выполнили работу тщательно и ловко. Они перерыли старые книги, использовали выдержки из сочинений еврейских философов и искали в летописях Великой Французской Революции подходящий материал. Цель работы их состояла в том, чтоб доказать, что ев­рейство заключает в себе банду убийц, стремящихся к ниспровержению властей, основ строя, во главе которого стоял Александр III.

 

            Не имея прямого доступа к царю, ген. Оржевский пытался добраться до него через начальника конвоя, генерала Черевина. Черевин отказался участвовать в интриге.

 

            Один из парижских докладов остался в архиве Департамента полиции.

 

После японской войны и первой русской революции агенты русской тайной полиции снова задались целью {44} влиять в том же смысле на царя.

Требовалось найти  доказательства того, что pyccкие довольны режимом.

            Кто-то вспомнил о документе Оржевского, хранив­шемся в Департаменте полиции. Документ этот ра­зыскали и подвергли рассмотрению. Его признали годным для пользования. В Париж послали агентов, поручив им дополнить и переработать рукопись, с целью придать ей более современный характер.

            Лица, на которых возложено было поручение, бы­ли: прежде всего "знаменитый" начальник русской тайной полиции в Париж Рачковский, затем Манасевич-Мануйлов, и наконец, Матвей Головинский, мать которого была крупной помещицей в Уфимской губернии, где у нее было имение.

            Свой рассказ г-жа Радзивилл относит к 1904-1905 г. г.                    .      "Я жила тогда, — говорит княгиня Радзивилл, — в Париже. Головинский явился ко мне с визитом. Я приняла его, как человека, с матерью которого я бы­ла хорошо знакома; но мне не было тогда известно, что он служит в тайной полиции.

            "Однажды он показал мне и нескольким приятелям сочинение, над которым он работал с Рачковским и Мануйловым. Он сказал, что книга эта имеет целью установить существование обширного еврейского заговора против общего мира. Единственным средством бороться с этим заговором было, по его мнению, выселение всех евреев из России...

            "Мне неоднократно пришлось видеть эту рукопись;  видели ее и некоторые мои друзья, среди которых была одна американка, — находящаяся сейчас в Нью-Йорке.

            "Рукопись эта была составлена на французском языке и писана рукой, но разными почерками, на желто­ватой бумаге. Помню отчетливо, что на первой страни­це было огромное синее чернильное пятно.

            "Позднее я узнала, что рукопись эта целиком включена Сергеем Нилусом в знаменитую книгу, на­печатанную в типографии Красного Креста в Царском Селе...

            Упоминаемая княгиней Радзивилл американка, {45} г-жа Генриетт Херблет имела беседу с сотрудником «American Hebrew» (№ 16, 4 марта 1921 г.), которому она подтвердила заявление княгини Радзивилл о том, что "Протоколы" сочинены тремя агентами тайной русской полиции, Рачковским, Манасевичем-Мануйло­вым и Головинским, с целью сделать евреев козлом отпущения за революцию. Она встречалась у кня­гини Радзивилл в Париже с Головинским, который туда приходил прямо из Национальной Библиотеки, где делалась компиляция, имея при себе рукопись.

            "Помню тот раз, — сказала г-жа Херблет, — когда он пришел с законченной рукописью; помню, она была на французском языке, но писана разными почерками. Она была на желтоватой бумаге и перевязана белой лентой. На первой странице было большое си­нее пятно... Я — антисемитка. Когда я услышала про "Сионские Протоколы" и прочитала о них, я немедленно  раздобыла себе эту книгу. Мне тогда не приходило и в  голову, что она может находиться в какой-нибудь связи с моими парижскими друзьями. Но как только я раскрыла книгу, я немедленно сказала себе: "А, я вижу  моего друга Головинского",.. Не подлежит сомнению,  что документ Головинского и "Протоколы" — одно и тоже".

            Совпадением свидетельства двух дам, из кото­рых одна признает себя антисемиткой, вполне решается вопрос об авторстве подлога "Сионских Протоколов".

            "Протоколы" были сфабрикованы теми, кому это было полезно. Это было полезно русской Охране. И ох­ранники сделали подлог.

 

            Один из сотрудников Рачковского подтвердил С. Г. Сватикову в общей форме, что "Протоколы" созданы по заказу Рачковского ("Еврейская Трибуна", № 87, 26 августа 1921 г.).

 

            "Протоколы" могли быть окончательно сфабрикованы в годы

1895 - 1900. Уже охранники 80-х годов могли использовать все главные источники подлога. С другой стороны несомненно, что окончательная редакция "Сионских Протоколов" могла быть готова не ранее конца 90-х годов прошлого столетия. {46} В "Сионских Протоколах" упоминается о "Панаме'', о Бур­жуа, как "масонском агенте", о "метрополитенах". Панамский скандал разразился во Франции в начале 1890 г. (министерство Буржуа образовалось в 1896 г.), а постройка метрополитена началась в Париже в конце 1890-х г.г. Кроме того, многочисленные места "Сионских Протоколов" отражают клерикально-реакционную и антисемитскую кампанию, происходившую во второй половине 90-х г. г., в связи с делом Дрей­фуса и легендою о "еврейском синдикате" в защиту невинно осужденного офицера. Отсюда следует, что первоначальный текст "Сионских Протоколов" должен был быть переработан в конце 90-х г. г. прошлого столетия.

 

            В архивах департамента полиции, в Петербурга, была найдена записка под заглавием "Тайна еврей­ства", датированная 10 февраля 1895г. В этой записке развивается уже существенная идея «масоно-еврейского заговора» и "Сионских Протоколов".

 

            Автор записки советует правительству рас­крыть глаза благомыслящим элементам русского об­щества, "как на зловредную тайную силу, кроющуюся в еврействе вообще, так и на первенствующую роль последнего в русском революционном движении; осу­ществить это было бы легче всего, осветив печатно, в популярном изложении, — тайные еврейские замы­слы против всего Христианского Мира и России в част­ности".

            Не является ли эта записка одним из документов доклада Оржевского? не представляет ли она пер­воначальный набросок "Сионских Протоколов" перед окончательной его фабрикацией? Во всяком случае видно, что царская охрана в 90-е годы была занята проектами, относившимися к фабрикации документов против евреев.

            Свидетельства княгини Радзивилл и г-жи Херблет относят окончательную переработку «Сионских Протоколов» охранниками в Париже к 1904-05 г. г., эпохе японской войны. Между всеми данными существует полное совпадение, кроме только определения даты последней редакции подлога, причем обнаруживается {47} разница приблизительно в одно пятилетии. Объясняет­ся это видимое расхождение дат, скорее всего простою брешью в воспоминаниях обеих свидетельниц, которые в действительности наблюдали работу Головинского в Париже раньше указанного ими момента.

 

            Капитальную важность для нас имеет тот факт, что авторство охранников в подлоге установлено.

 

б) От подделывателей до Нилуса.

 

            Пред нами постепенно разматываются все нити клубка, завязанного интригою "Сионских Протоко­лов". Нам известны источники плагиата, нам известны авторы подлога, нам известны их мотивы и цели.  Чтоб цепь была вполне замкнута, не хватает еще только одного звена: каким образом текст подлога-плагиата, выйдя из рук охранников, попал в руки Нилуса?

            Вопрос этот был вполне выяснен А. М. дю Шайла, лично знавшим Сергея Нилуса и беседовавшим с ним о "Сионских Протоколах".

            А. М. дю Шайла, французского происхождения, — отставной подъесаул Войска Донского, прожил весь 1909 г. в Оптиной Пустыне, куда он отправился с целью изучения внутреннего быта русской церкви. Поселил­ся он, движимый религиозным искательством, в кон­це января 1909 г., вблизи Оптиной Пустыни, по совету петербургского митрополита Антония. Здесь, в покоях настоятеля А. М. дю Шайла и познакомился с С. А. Нилусом.

 

            Воспоминания свои об общении с Нилусом дю Шайла поместил впоследствии в "Последних Новостях" и в "Еврейской Трибуне" ("№ 72, 14 мая 1921 г.).

            Вот существенные места его рассказа:

            "На третий или четвертый день нашего знакомства, во время обычного спора о взаимоотношениях между христианством и культурой, С. А. Нилус спросил, известно ли мне об изданных им "Протоколах сионских мудрецов".

            "Получив отрицательный ответ, С. А. Нилус подошел к библиотеке, взял свою книгу и стал {48} переводить мне на французский язык наиболее яркие места из "Протоколов" и толкование к ним. Он полагал, что я буду ошеломлен откровением, и был не мало смущен, когда я ему заявил, что тут ничего нового, и что, по-видимому, данный документ является родственным памфлету Эдуарда Дрюмона и обширной мистификации Лео Таксиля, несколько лет тому назад одурачившему весь католический мир, включая его гла­ву, папу Льва XIII.

            "С. А. заволновался и возразил, что я так сужу, потому что мое знакомство с "Протоколами" носит поверхностный и отрывочный характер, а кроме того устный перевод понижает впечатление. Необходимо цельное впечатление; а впрочем, для меня легко будет познакомиться с "Протоколами", так как подлинник составлен на французском языке. С. А. Нилус рукописи "Протоколов" у себя не хранил, боясь воз­можности похищения со стороны жидов".

            Дю Шайла рассказывает затем, как Нилус показал ему рукопись. На первой странице замечалось большое пятно бледно-фиолетовое или голубое. Бума­га была плотного качества и желтоватой окраски. Текст был написан по-французски разными почерками, как будто даже разными чернилами".

            — "Вот, — сказал Нилус, — во время заседаний этого кагала, секретарствовали, по-видимому, в разное время разные лица, оттого и разные почерки".

            А. М. дю Шайла продолжает:

            — "При чтении рукописи меня поразил ее язык. Были орфографическая ошибки, но, мало того, обороты были далеко не чисто французские.

Слишком много времени прошло с тех пор, чтоб я мог сказать, что в ней были "руссицизмы"; одно несомненно — ру­копись была написана иностранцем... Когда я кончил, С. А. взял тетрадь, водворил ее в конверт и запер в ящик письменного стола".

            — ''Ну, — сказал он шутя, — Фома неверующий, уверовали ли вы теперь, после того, что трогали, видели и читали эти самые "Протоколы''? Ну, скажите свое мнение, не бойтесь; здесь ведь нет посторонних: же­на все знает, а что касается г-жи К., то благодаря ей {49} раскрылись тайны врагов Христовых; да, вообще, тут нет тайны... Да, г-жа К. долго жила заграницей, именно во Франции; там, в Париже получила она от одного русского генерала эту рукопись и передала мне... Генералу этому прямо удалось вырвать ее из масонского архива".

            "Я спросил, является ли тайною фамилия этого ге­нерала".

            — "Нет, — ответил С. А., — это генерал Рачковский, хороший, деятельный человек, много сделавший в свое время, чтоб вырвать жало у врагов Хри­стовых ".

            "Я спросил С. А., не является ли генерал Рачковский начальником русской тайной полиции во Франции. С. А. был удивлен и даже будто бы несколько недоволен заданным мною вопросом. Он ответил неопределенно, но сильно подчеркнул, что Рачковский само­отверженно боролся с масонством и дьявольскими сектами".

            По поводу указания в издании "Протоколов" 1917  г., что рукопись передана Нилусу в 1901 г. предводителем дворянства Алексеем Николаевичем Сухотиным, каковая версия противоречит сделанному С. А. Нилусом сообщению, что рукопись была им получена от Рачковского через г-жу К., А. М. дю Шайла говорит:

            "Мне, знающему подоплеку семейных отношений С. А. Нилуса, совершенно понятно, что он не мог от­крыть читателям г-жу К., ту таинственную даму, про которую говорится во всех изданиях. Я далек от мысли, чтобы считать А. Н. Сухотина мифом, но я уверен, что он был не более, как посредником или курьером, передавшим лично С. А. Нилусу получен­ную в Париже от г-жи К. драгоценную рукопись. В книге Нилуса, по вышеизложенным соображениям личного характера, Сухотин стал ширмой, скрывав­шей от читателя самое г-жу К. ".

            А. М. дю Шайла затем высказывает следующие соображения относительно обстоятельств, при которых сложилась легенда о "Протоколах" и проявилась в издании их роль Нилуса.

{50}     В 1900 г. разорившейся С. А. Нилус возвратился в Poссию в состоянии религиозного обращения. Он издал свои "Записки православного и Великое в малом", который первоначально были напечатаны в "Троицком Листке", выходившем в Сергеевском Посаде. Книжка, описывающая обращение интеллигента-атеиста и процесс его мистического перерождения, приобрела известность, благодаря рецензиям в реакционных изданиях. Дошла она до великой княгини Елисаветы Федоровны, которая заинтересовалась автором ее.

            Великая княгиня Елизавета Федоровна боролась против мистиков-проходимцев, окружавших Нико­лая II. Боролась она, между прочим, с влиянием лионского магнетизера Филиппа и сильно недолюбливала царского духовника, престарелого отца Янышева, за неумение оградить царя от нездоровых мистических влияний. Великая княгиня считала, кроме того, что С. А. Нилус, как русский человек и православный мистик, сможет благотворно повлиять на царя.

 

            С. А. Нилус был направлен в Царское Село к фрейлине Елене Александровне Озеровой. То было в 1901 г.

            Уезжая из Франции, С. А. Нилус оставил в Париже весьма близкое ему лицо, а именно г-жу К. Потеряв также почти все состояние, сильно подавленная раз­лукой, она тоже склонилась к мистицизму и стала интересоваться оккультистскими кружками Парижа. При этих условиях она должна была получить от Рачковского, тоже вращавшегося в этих кружках, руко­пись "Протоколов Сионских мудрецов", которую она и переслала С. А. Нилусу.

            — Можно полагать, говорить А. М. дю Шайла, что Рачковский, стремившийся в свое время к уничтожению влияния Филиппа на царя, узнав о предстоящей роли С. А. Нилуса, пожелал использовать сложившуюся обста­новку с целью одновременно вытеснить Филиппа и за­ручиться расположением нового временщика.

            Филипп был мартинистом. Мартинистский орден является оккультистской организацией, которая якобы, находилась в враждебных отношениях ей {51} французским Великим Востоком, с тех пор, как последний вычеркнул из своих официальных актов имя "Великого Строителя Вселенной". Мартини­сты провозглашают свою верность христианско-мистическим началам. Клерикалы, впрочем, не признают отделения мартинистов от "Великого Востока" и обвиняют их в том, что именно ими образуются ло­жи, где совершается сатанопоклонение и прочая чертов­щина.

            Поддерживаемый датским королем, Филипп ввел мартинизм при дворе, где открыта была ложа, в которой состоял председателем, как говорят, сам царь. Членами ложи были некоторые члены импе­раторской фамилии, министры и члены Государственного Совета.                                 

            Русская оппозиция успешно пользовалась скандалом для агитации. Сильная оппозиция группировалась в Гатчине в кругу вдовствующей императрицы Марии Федоровны, и в Москве, вокруг великой княгини Елизаветы Федоровны. В 1902 г. Мария Федоровна повелела генерал-адъютанту Гессе поручить Рачковскому собрать данные о Филиппе, этом "сатанисте" и "предтече дьявола''.

            Обвинение в уголовных преступлениях Филиппа не подействовали на царя. Тогда должны были подействовать "Протоколы", имевшиеся давно в распоряжении Рачковского, Ими раскрывались козни масонов, посланцем коих являлся Филипп.

            Надо было доказать царю, что он впал во власть масонов, стремящихся к ниспровержению монархии. В самих "Протоколах" содержатся места, тогда же, по всей вероятности, вставленные и не случайно направленные против деятельности и влияния Филиппа. Воздействовать на цари через посредство Нилуса, вооруженного, "Протоколами", казалось весьма ловким ходом.                                           

            Когда Нилус прибыль в 1901 г. в Царское Село, он имел уже в своем распоряжении «Протоколы». Нилус произвел большое впечатление на фрейлину Озерову и на придворный кружок, враждебный Фи­липпу. При содействии этих лиц он в 1902 г. {52} выпустил первое издание "Протоколов" в качестве приложения к переработанному тексту книжки о собственных мистических опытах.

            Книга была представлена царице и царю. Одновременно в связи с кампанией против Фи­липпа выдвигалась следующая комбинация: брак Нилуса с фрейлиной Озеровой и, по рукоположении, приближение его к царю, дабы он занял впоследствии место духовника.

Дело шло так успешно, что С. А. Нилус уже заказал священническую одежду.

            Партии Филиппа удалось однако парировать удар, сообщив духовному начальству о наличии известного канонического препятствия к принятию духовного сана С. А. Нилусом.

            После этого Нилус впал в немилость и должен был покинуть Царское Село.

 

            Интересно, что данные А. М. дю Шайла об извест­ной роли "Протоколов" в придворной интриге про­тив магнетизера Филиппа подтверждаются и константинопольским корреспондентом "Таймса", совершенно не знавшем о разоблачениях г. дю Шайла.

 

            В 1905 г. не стало больше враждебного Нилусу влияния Филиппа. Тогда, заботами Е. А. Озеровой, вы­шло второе издание "Протоколов" с новыми материалами, касающимися Серафима Саровского. "Протоколы" сыграли свою роль.

 

———

 

            Таково происхождение "Протоколов сионских мудрецов", подлога-плагиата, фабрикации агентов цар­ской охраны, продукта интриг придворной камарильи, чудовищного документа, который сыграл роль в кровавых преступлениях погромщиков, который вооружил руки убийц и которым Гитлер и его расисты пользуются для осуществления дела ненависти и преследований.

 

(Конец главы 2, ldn-knigi)


{55}

 

Распространение «Сионских Протоколов»

В России

 

 

 

„Сионские Протоколы"

сфабриковали русские антисемиты,

агенты Департамента Полиции

 

            "Протоколы" были сфабрикованы и пущены в обращение агентами русской тайной полиции вне России — в Париже — главным образом или, быть может, даже исключительно на основании иностранных источников. Этим определяется, прежде всего их нерус­ское происхождение. Сфабрикованы они были не по инициативе тогдашнего русского правительства или его бюрократии в широком смысле этого слова. Это было дело только одного течения среди высших чинов Департамента полиции, которые в своей борьбе с еврея­ми в 1890-х г. г. ставили себе определенную задачу — воздействовать на царя, чтобы добиться от него новых гонений на них.

 

            До начала 1880-х г. г. антисемитизм в России во­обще мало имел значения. Мало его было и в народных массах. Прочных корней он не имел и в русском правительстве. Когда, напр., при Николае I была сделана попытка поднять дело о ритуальном убийстве, он запретил это сделать, так как отрицал самую возможность ритуальных убийств. Он не верил, чтобы среди евреев были тайные организации, которые совершали бы ритуальные убийства, какие им приписы­вали. Он сказал, что если бы такие тайные еврейские преступные общества и существовали, то не могло бы не найтись среди них предателей, которые давно бы полностью не раскрыли их преступной деятельности.

 

            Это было за 100 лет до того, как возможно было {56} появление в России «Протоколов» с их баснями о тайном мировом обществе сионских мудрецов!

 

            Антисемитизм — вообще явление не специально русское. В России его только искусственно начали культивировать последние десятилетия. Раньше, в продолжение многих столетий он существовал в различных других странах. Там он иногда выливался в страшные гонения против евреев. Происходили еврейские погромы. Создавались нелепые, преступные судебные дела о ритуальных убийствах. В законодательствах многих стран существовали дикие ограничения для евреев и т. д.

 

            Антисемиты в России впервые серьезно почувствовали под собой почву в 1881 г., когда на престол вступил явно им симпатизировавший импер. Александр III. В том же 1881 г. антисемитское настроение масс тоже впервые выразилось, — без сомнения, бла­годаря попущению местных властей,— в еврейских погромах.

 

Это произошло в связи с бурным развитием в те годы русского революционного движения, ко­торое привлекало к себе внимание не только в России, но и во всем мире, — особенно, когда произошло убийство революционерами Александра II, 1 марта 1881 г.

 

            Это нараставшее в те годы в России антисемит­ское настроение в народных массах и в обществе, в правительственных сферах сказалось в том, что в развитии революционного движения в России стали обвинять, главным образом, евреев. Поводом для этого было участие в нем отдельных евреев, — замешанных, между прочим, и в покушениях на царя.

 

            В тогдашнем народовольческом движении 1879-1880-81 г.г., правда, принимали участие евреи: Зунделевич, Гесся Гельфман, Гольденберг и еще несколько активных революционеров, но они не играли в партии особо выдающейся роли. Основными деятелями партии "Народной Воли" были неевреи: — Желябов, Перов­ская, Михайлов, Кибальчич, Суханов, Фигнер, Ашенбреннер и др., игравшие руководящую роль и во всех покушениях на царя.

 

            Раньше в народническом движении, в 1872-79 г.г., тоже принимали участие евреи, как Натансон, а {57} еще раньше, в 1860-х г, г., Н. Утин и еще немногие другие. Но, несомненно, роль этих евреев в революционных движениях до 1880-х г. г. была совершенно ничтожна сравнительно с деятельностью революционе­ров других национальностей, и прежде всего русских.

 

            Были декабристы (до 1826 г.), петрашевцы (в 40-х г. г.), но между ними не было совсем евреев. Идеоло­ги революции: Герцен, Бакунин, Белинский, Чернышевcкий, Михайлов, Шелгунов, Ткачев, Лавров, Михайловский и ряд других писателей и политических деятелей с крупными именами тоже не были евреями. Рядом с ними нельзя поставить ни одного еврейского имени по той роли, какую они играли в революционном движении до того времени, когда начались гонения на евреев за их участие в революции.

            Кроме того, евреи-революционеры, как Зунделевич, Гольденберг, Натансон, Утин, не были связа­ны с массой еврейства. По своим взглядам, по всему укладу своей жизни и по своей политической деятель­ности, они были отщепенцами в еврейской массе. Они не были ответственны за еврейство, а еврейство ответ­ственно не было за них. Они отвечали за себя, как революционеры, как социалисты, как интернационалисты.

 

            С 1881 г. начинается систематическая борьба русского правительства с евреями из-за их роли в русском революционном движении. Ее начали оправды­вать, как ответ на деятельность таинственного мирового заговора евреев. Тогда его называли "кагалом", — а потом — организацией сионских мудрецов.

 

            Для борьбы с революцией, реакционеры стали доби­ваться усиления уже ранее бывших различных мер  против евреев. Была расширена черта оседлости, ус­танавливается процент при приеме евреев в гимназии и университеты. Были даже проекты полного выселения евреев из России.

            Все эти меры, направленные против евреев, как нации, конечно, систематически разжигали крайнее недовольство во всех слоях еврейства и только помогали из еврейской массы выделяться революционерам как в самой России, так и заграницей!

 

{58}     Но как ни была антисемитически настроена реакция при Александре III, антисемиты не могли добиться многого, на чем они настаивали. Помимо их единомышленников, в правительственных рядах всегда были культурные люди, которые не хотели поддержи­вать предлагаемые ими меры против евреев. Таким образом, различные их проекты гонений евреев по­долгу оставались без движения. Проведение их всегда встречало сопротивление в рядах самой же высшей администрации. Благодаря этим прогрессивным элементам высшей русской администрации, в России по отношению к евреям не было сделано ничего подобного тому, что, теперь делается в Германии и о чем наши русские антисемиты мечтали десятки лет раньше.

 

            Но была еще одна, главная, причина, почему еврейский вопрос в те годы не принял в России более угрожающего характера, чем это было на самом деле. Это то, что почти все русское интеллигентное обще­ство и вся русская литература были настроены не только доброжелательно к евреям, но они всегда с негодованием преследовали всякие проявления антисемитизма и беспощадно клеймили антисемитов. С голосом этой интеллигенции и ее литературы принуждены были считаться и правительство и сами антисемиты.

 

            Все проявления антисемитизма, как погромы, черта оседлости, разного рода законодательные реакционные меры, направленные специально против евреев, а потом политические убийства евреев, членов Государ­ственной Думы, Герценштейна, Иоллоса, вызывали на­стоящая бури общественного негодования.

 

            Когда в 1894 г. на престол вступил Николай II, то антисемиты не только надеялись, что они смогут продолжать свою реакционную поддержку, какую они ве­ли до того, но при молодом монархе они рассчитывали развить ее еще больше. Одно время они, правда, опаса­лись — не возьмет ли, при новом монархе верх ли­беральное течение, бывшее, в загоне в предшествую­щее царствование. Но они скоро успокоились, убедив­шись, что нечего опасаться серьезного поворота в сто­рону либерального курса и что все впредь пойдет по {59} старому, как это было в предшествующее царствование.

 

            Антисемиты стали готовиться к новому походу против евреев. Для этого им была нужна антисемит­ская литература, — прежде всего для воздействия на ца­ря. О ней с тех пор усиленно стали заботиться в Петербурге такие антисемиты, как товарищ министра внутренних дел, заведовавший Департаментом полиции, ген. Оржевский.

 

            Спрос на эту антисемитскую литературу в Пари­же почувствовал тогда начальник тайной русской полиции заграницей П. И. Рачковский.

 

            В 1880-90х г. г. Рачковский, как это обстоятельно доказал

С. Г. Сватиков, сфабриковал и опубликовал против некоторых русских эмигрантов ряд пасквилей, составленных от их имени. Эти тогдашние его опыты, очевидно, натолкнули его на мысль, сделать то же самое и по еврейскому вопросу, чтобы подтол­кнуть русское правительство на новые гонения на ев­реев.

 

            Поводом для фабрикации задуманного против ев­реев памфлета или использования уже раньше имев­шихся антисемитских пасквилей, для Рачковского могло послужить событие, которое в те годы обратило на себя особое внимание всех антисемитов и заставило их бить тревогу: это — первый сионистский конгресс, собравшийся в Базеле в 1897 г. В связи с постановлениями этого конгресса, антисемиты и сфабриковали тог­да так потом прославившиеся "Протоколы сионских мудрецов".     

 

            Фабриковавшим "Сионские Протоколы", конечно, было неважно, что собственно представлял собою сионистский конгресс в Базеле, какие он принял резолюции и каковы были настоящие его цели. Свой подложный документ, направленный против евреев, они приготовили в виде протоколов тайного собрания сионских мудрецов, т. е. еврейских мудрецов. Слово "сионский" в глазах тех, для кого составлялся этот подлог, сближалось с словом "сионистский". Это бы­ло намеком на только что происходивший в Базеле {60} конгресс сионистов. Этим, таким образом, навя­зывалось евреям то, что надо было антисемитам. Они всем вообще евреям и одновременно и русским революционерам бросали обвинение в подготовке революционного захвата власти во всем мире и прежде все­го в России.

 

      На самом же деле, сионисты в Базеле говорили только о создании своего особого еврейского государст­ва и своего культурного очага в Палестине. Некото­рые из них мечтали даже не о Палестине, а о любом уголке Африки или Америки, где бы они могли создать свое еврейское государство. Их основным общепринятым решением  всегда было не вмешиваться в жизнь других государств. Они поэтому были против ассимиляции евреев вообще, где бы то ни было. Разу­меется, у сионистов, собравшихся в Базеле, не было никаких идей "завоевания всего мира", как этого не было и у других евреев. (см. напр. Ицхак Маор «Сионистское движение в России», Леон (Лев) Пинскер «Автоэмансипация»,  ldn-knigi)

 

            Для фабрикации "Протоколов" Рачковский и его помощники смогли использовать всю тогдашнюю об­ширную антисемитскую литературу (в первую голову французскую), в которой десятилетиями накапливалось все, что когда-либо и где-либо за несколько столетий было сказано антисемитами против евреев.

 

            Сочинял "Протоколы", конечно, не сам Рачковcкий. Это делал и не один только его агент М. Головинский. Это было, быть может, делом даже не одних русских охранников в Париже. Очень вероятно, они только пользовались тем, что до них против евреев готовили в Париже французские антисемиты и документами и указаниями, которые им прислали из Петербурга, как напр., запиской 1895 г. о мировом заговоре еврейства, впоследствии опубликованной Г. Б.  Слиозбергом. А кроме русских антисемитов, груп­пировавшихся вокруг Рачковского, в том же Пари­же были и другие pyccкие антисемиты с громкими лите­ратурными именами, кто тогда питал в России анти­еврейскую погромную и вообще реакционную агитацию. Этим занимались и сотрудники катковского "Русского Вестника", и "Московских Ведомостей", и {61} писатель  экономист Шарапов, и известный памфлетист Цион, и многие другие.

 

            В некоторых своих местах "Протоколы" носят специально французский характер. — оттого ли, что часть материалов, из которых составлены они, написана французскими антисемитами, или русскими антисемитами, которые работали под их влиянием  и по их указаниям. Но зато в "Протоколах" много и чисто русских политических тем того времени: восхваление самодержавия, отклики тогдашней борьбы рус­ских реакционеров с либеральными течениями, выпа­ды против графа Витте и, вообще, отклики на злобу русской жизни. Во всем этом сказывалось настроение Рачковского и Головинского и их руководителей.

Ф. И. Родичев в своей брошюре «Большевики и евреи» (1921 г.) писал по поводу "Протоколов": "Экономи­ческая программа сионских заговорщиков вся взята у русских реакционеров конца прошлого века. Они прежде всего враги золотой валюты, сторонники бумажных денег (так проповедывал когда-то враг Витте, Шарапов)... Количество бумажных денег оп­ределяется по числу населения; фондовые биржи будут уничтожены; промышленные цены будут таксированы правительством".                           

            Работа подделывателей "Протоколов", группировавшихся около Рачковского, могла сводиться, главным образом, только к систематизации того, что им удавалось собрать из различных источников. Для таких опытных подделывателей, как Рачковский и Головинский, много помог и памфлет Жоли против На­полеона III, изданный в 1864 г. Из него они взяли ли­тературную форму для своего плагиата. В эту литературную форму они без труда могли внести все то, что они находили подходящего против евреев у Дрюмона и его последователей в их изданиях. Сами они ед­ва ли и работали над более старыми источниками.

            Подлинных рукописей т. н. "Протоколов", с ко­торых делался русский перевод, до нас не дошло. Некоторые из них были написаны на плохом французском языке, изобличавшем автора иностранца Распространители "Протоколов" тщательно скрыли {62} первоначальные французские рукописи, с которых делался их перевод. Печатный текст "Сионских Про­токолов" мы имеем только на русском языке. Все их переводы, которые теперь существуют на разных языках, сделаны с русского.

            Антисемиты не дали также сколько-нибудь правдоподобного рассказа — кем именно, когда и при каких обстоятельствах были ими получены первоначальные рукописи "Протоколов", писанные по-французски. Все те басни, который они по этому поводу рас­пространяли и повторили их недавно на бернском суде, ровно ни на чем не основаны и не заслуживают никакого внимания.

            Но не может подлежать никакому сомнению — мы можем утверждать это на основании неоспоримых фактов, — что над созданием и потом распространением текста «Протоколов», который с легкой руки русских антисемитов теперь разошелся по все­му миру, много поработали русские агенты Департамента полиции в Париже, а этого они не могли делать без благословения, ведома и помощи Рачковского, кто в то время в Париже в политическом сыске был все, и который знал все, что относилось к этому сыску.

 

Вот почему и вот в каком смысле мы и говорим о Рачковском, как организаторе подлога "Сионских Про­токолов''.

 

———

           

Задания подделывателей "Сионских Протоколов".

 

            Содержание "Протоколов'' находится всецело в зависимости от того, кто их подделывал, кому слу­жили их авторы и какие они ставили себе цели.

            Показная цель "Протоколов" — это борьба с ев­реями. Но несомненно, если бы их подделыватели имели в виду борьбу только с одними евреями, то «Прото­колы» не имели бы того характера, какой они имеют на самом деле и в них не было бы много того что в них есть в настоящее время.              

            Истинными вдохновителями подделывателей "Протоколов" были реакционные руководители русской по­литики в царствование

Александра III, как {63} ген.  Оржевский, тов. мин. внутр. дел, заведовавший Департ. пол., а их выполнителями — агенты политического розыска, как Рачковский. Этим и определяется их содержание.

            После 1 марта 1881 г. правительство было террори­зовано революционерами и в будущем ждало еще более опасных революционных движений. Поэтому его агенты, из Департамента полиции, как Рачковский, с начала 1880-х г. г. были заняты, главным образом, борьбой с русскими революционерами, и вся тогдаш­няя внутренняя политика русского правительства была поэтому подчинена целям борьбы с революционерами.

            Но в то же самое время у русских реакционеров в правительственных сферах, особенно в царствование Александра III, ненависть к евреям была вообще не меньше, чем к социалистам, может быть потому, что к социализму они в то время относились скорее, как к утопии — пока еще для них мало опасной, — а еврейство для них было врагом сегодняшнего дня.

            Поэтому для борьбы с революционерами реакционерам важно было их дискредитировать не только, как революционеров за их программы, но прежде и рань­ше всего, как евреев. Для этого им нужна была специальная литература, где бы «еврейство» и «революция» были бы слиты в одном движении. Это они делали по­стоянно. Это же они попытались сделать и в "Протоколах", где, действительно, еврейство и революция представлены в одном и том же руководящем тайном обществе, угрожающем всему миру.

            Социалисты в то время, действительно, открыто говорили о захвате пролетариатом власти и об уничтожении буржуазии повсюду. Война со старым миром предполагалась всеми средствами. Подготовка социалистов к ней ни для кого не была тайной. Уже начиная с 1889 г., стали собираться международные социалистичecкие конгрессы. На них велась открытая пропаганда захвата власти и непримиримая борьба со всеми реакционными правительствами. Некоторые из революционных течений, особенно анархисты, действительно, при­зывали к немедленной и беспощадной борьбе со всеми правительствами и всей буржуазией. Часть их {64} поддерживала традиции Бакунина. Повсюду, и в особенности во Франции, происходили террористические акты за актами. Весь мир волновали дела Казерго, Равашоля и т. д.

            Социалисты и анархисты сами верили в свою побе­ду в близком будущем и открыто готовились к ней. Были правительства, который тоже верили в возмож­ность скорой их победы. Русское правительство, хотя и знало, что революционное движение в России было слабо, но оно опасалось его развития в близком буду­щем и принимало меры против бывшего тогда русского революционного движения.

 

            Эти ожидания всемирного торжества социалистического движения и заставляли русских жандармов и охранников усиленно заняться борьбой с русскими революционерами. Но для них слова "революционер" и "еврей" были почти однозначущи, и они свою злобу с социалистов перенесли на евреев тем легче, что евреи для них лично были наиболее ненавистными врагами. Все, что говорили о своих планах международные социалисты, а в особенности что говорили об их планах их враги, pyccкие антисемиты, все это при­писывали не социалистическому международному движению, не их конгрессам, их организациям и их партиям, а якобы существующему таинственному,  все­могущему мировому еврейскому кагалу, а потом стали все это приписывать "сионским мудрецам".

 

            На эту грозящую опасность со стороны евреев и  хотели указать Николаю II составители "Протоколов".

           

———

 

 

Среди большевиков нет евреев,  а есть только интернационалисты.

 

            Поводом для подмены ненавистного для авторов «Протоколов» общесоциалистического движения специально еврейским было то, что русские антисемиты, как, впрочем, и антисемиты в других странах верили, что международное социалистическое движение состоит главным образом из евреев и {65} исключительно евреям они приписывали руководство им во всем мире.

 

            Утверждая это, авторы "Протоколов" не выдумали ничего нового. Они только не изменили тому общему на­строению русского правительства по отношение к евре­ям, какое у него было до тех пор. Для специальной своей цели — воздействия на антисемитов в русском правительстве — они все, что у них связывалось с деятельностью социалистических и революционных партий, приписывали какому-то тайному комитету сионских мудрецов. Их не смущало, что эти движения и на Западе, как и русские, вовсе не состояли исключи­тельно из евреев, что в них принимали участие пред­ставители и всех других национальностей, что их вожаки по большей части были не евреи и что они опи­рались на организованные массы, опять  таки различных национальностей.

 

            Кроме того, — и это самое главное, — они не жела­ли признать того основного и бесспорного факта, что евреи, участвовавшие в социалистическом и анархическом движении во всем мире и русские, в частности, были отщепенцами еврейской нации и что они не были связаны ни с еврейской историей, ни с еврейской религией,

ни с еврейской массой, а были исключительно ин­тернационалистами, исповедовавшими те идеи, какие разделяли социалисты других национальностей, и сами были ярыми врагами национального еврейства вообще.

 

            Реакционеры на Западе, боровшиеся с социалистами, а за ними и русские реакционеры, никогда не делали различия между евреями интернационалистами и еврея­ми, связанными с еврейской массой. Но эта неправда нигде не имела такого рокового значения, как в России.

 

            В России об участниках большевицкого движения реакционеры неизменно, без всяких исключений, говорили, как об евреях. Евреями у них являлись и Троцкий, и Зиновьев, и Радек, и все другие интернационалисты большевики. Но на самом же деле, ни Троцкий, ни Зиновьев, ни Радек, конечно, не имеют ничего общего с национальным еврейством и {66} относятся к нему с неменьшим отрицанием, чем сами реакционеры-антисемиты. Они в одинаковой мере отрицают и евреев, и представителей других национальностей, поскольку они не являются сторонниками их интернациональных взглядов. С еврейством, как таковым, большевики так же борются, как и с дру­гими национальностями, а когда им было нужно, из­вестно, как они расправлялись со своими "евреями", как Троцкий, Каменев, Зиновьев, Радек. С еврей­ской же массой — с их организациями и с их сина­гогами они расправлялись так же, как и с массами нееврейскими и с их храмами и организациями.

 

            Ни в международном социалистическом, ни в большевицком движении среди их активных и ответственных деятелей нет евреев, связанных с еврей­скими массами, с еврейской историей, с еврейской религией, а есть только евреи интернационалисты, с кото­рыми еврейство, как таковое, вообще не имеет ничего общего, или евреи авантюристы, какие бывают во всех партиях.

            У большевиков существуют интернациональные организации, есть организации по национальностям, ор­ганизации по различным другим признакам. Они собирают съезды, составляют заговоры, совершают перевороты. В борьбе они иногда прибегают и к таким приемам, о которых говорится в "Протоколах", ибо методы всех тираний всюду одинаковы, — "маккиавелистические". Но среди них нет евреев, национально настроенных, являющихся отражением большинства еврейства, и нет организаций, которые созданы были бы для каких-то специальных национальных еврейских целей.

Тот же "Бунд", — чисто еврейская организация, — защищал не еврейство, а социализм, и сам отрицал вековые еврейские традиции. Организаций же, преследующих специально еврейские интересы, среди международных социалистов не было и в те годы, когда создавались "Протоколы". Не было их и потом. За 40 прошедших лет после фабрикации «Протоколов» нет ни малейшего указания чтобы Марксом, Лассалем — на Западе, Троцким и Зиновьевым в России руководили какие бы то ни было {67} не социалистические силы, тем более какие-то таинст­венные сионские мудрецы.

            В русском большевицком движении, до революции 1917 г. и после нее, большое участие принимали ев­реи интернационалисты, т. е. именно те евреи, кто порвал свои связи с еврейством.

Но в нем никогда не принимали участия евреи, кто по своим взглядам так или иначе был связан с еврейской историей и с еврейскими массами.

 

            Когда после большевицкого переворота евреи, с раввинами во главе, явились в Петрограде к Троцко­му и указывали ему, чем грозит  еврейскому народу участие его и ему подобных евреев в большевиц­ком движении, то он ответил, что евреи, как тако­вые, его не интересуют, Интернационал знает только борьбу классов, и для себя он ни в какой мере не является евреем, а всецело принадлежит Интернационалу.

 

            Слова Троцкого могут с полным правом быть повторены всеми евреями, принимающими участие в большевицком движении.

 

            Тем не менее, Троцкого и Зиновьева и других большевиков обвиняют за их участие в большевиц­ком движении именно как евреев, а за них обвиня­ют евреев вообще, как нацию.

 

            Наоборот: евреи же, не отколовшиеся от еврейства, являлись по большей части даже тогда, когда они принадлежали к левым течениям, ярыми врагами большевиков в политических и революционных партиях, среди террористов, в литературе, в рабо­чей среде и т. д. Евреи, связанные со своим народом, были заграницей повсюду определенными защитниками России и русской культуры.

            О количестве евреев, принимавших участие в большевицком движении, создались легенды. О больше­вицком движении говорят, как исключительно еврейском. Этим легендам верят больше всего в темных массах. Благодаря этому в России явилось озлобление не лично против Троцких, Радеков, Зиновьевых, а против них, как евреев, как членов еврейской нации.

{68}     Эти предвзятые утверждения антисемитов повто­ряются даже тогда, когда в опровержение их указывают, что в русском революционном движении и, в частности, в большевицком, кроме самой массы русского населения, наряду с евреями принимают участие и представители различных национальностей — поляки, латыши, грузины, армяне и т. д. и люди различных общественных положений, начиная с высших предста­вителей русской армии, генералов и офицеров генерального штаба, где никогда евреев не было, и без кого не могла произойти вообще революция 1917 г.

 

            Все, что pyccкие реакционеры говорили и говорят о преобладающем влиянии евреев в международном социалистическом движении и в русском большевицком движении, на самом деле относится только к большевикам-вожакам, которые все без исключения являются интернационалистами, порвавшими с национальным и религиозным еврейством все связи.

            Все, кто приводит списки — часто сознательно тенденциозно, с злостной целью составленные — евре­ев в русских большевицких организациях и в большевицком правительстве, должны признать, что среди этих руководящих большевиков нет евреев, — националистов по убеждению, а есть только интернационалисты, или их помощники — безыдейные аван­тюристы, — или просто евреи  проходимцы, какие бывают во всех политических обществах и во всех правительствах.

 

Еврейская масса в России непричаст­на к большевизму и неответственна за него, как не­причастны и неответственны и те евреи, кому приходит­ся жить и работать при большевиках, у большевиков, не будучи большевиками, как приходится часто рабо­тать с большевиками многим и русским, убежденным антибольшевикам.

 

            Это сознательно лживое и крайне вредное смешение вообще евреев с революционерами и большевиками какое часто делается и теперь нашими реакционерами совершенно ясно было формулировано еще Рачковским в "Протоколах" по отношению к тогдашним революционерам и евреям.

 

{69}

 

Русское общество и правительство

к "Сионским Протоколам''

относились как н явному подлогу.

           

            Впервые о "Протоколах" я услышал лет 30 тому назад — вскоре после того, как их начали в России издавать. С тех пор все последующие годы мне по разным поводам приходилось постоянно слышать о них. Много раз я о них говорил с выдающимися общественными деятелями. Не раз сам предпринимал анкету о них. Много о них писал и, наконец, был свидетелем по делу о них на суде в Берне в 1934-1935 г. г., где предо мной прошло много, не­сомненно, компетентных лиц по вопросу о "Протоко­лах" — и их противники и защитники.

 

            К "Протоколам" у меня с самого начала всегда неизменно было вполне отрицательное отношение, как к несомненному подлогу, сделанному русскими реакционерами для борьбы с евреями и революционерами. Впоследствии никогда и ничто ни на минуту не застави­ло меня иначе смотреть на них. Но в различное время я различно оценивал значение и опасность "Протоколов".

 

            Сначала "Протоколам" я не придавал никакого значения, — и в сущности даже мало ими интересовал­ся. Но потом я увидел, какое они огромное зло представляют и как дорого они обошлись, вообще, всему русскому народу, в частности, евреям, а также какую ужасную роль они сыграли в нашей борьбе с большевиками. В последнее время мне стало ясно и то, какую роль они играли в жизни многих других народов, и чем они грозят им всем в будущем.

 

            То, что я теперь пишу ниже, является как бы мо­ими показаниями о том, что я видел и слышал о "Протоколах" с 1906 г.

 

———

 

            В 1906 г. я был в Петербурге одним из редакторов большого исторического журнала «Былое». {70} Другими его редакторами были известные писатели — историк В. Я. Богучарский и пушкинист П. Е. Щеголев. Участники нашего журнала по большей части принадле­жали к левым течениям.

 

            Общественное мнение и правительство относились к нашему изданию с особым вниманием, как к изданию очень популярному, и как к определенно оппозиционному.

 

            Пользуясь историческими темами, мы в специально историческом журнале "Былом" могли в связи с ними, касаться самых разнообразных общественных и политических вопросов текущего момента, не имевших, казалось, прямого отношения к событиям прошлого, к которым было опасно и даже невозможно подходить по цензурным соображениям в обще-политических изданиях.

 

            Один из наших постоянных сотрудников как-то принес в редакцию «Протоколы» (не помню, в каком издании, — кажется, в издании Нилуса) и предложил нам дать о них отзыв в нашем жур­нале. Тема об антисемитизме была тогда злободневна. Еврейские погромы конца 1905 г. заставили обществен­ное мнение и печать страстно обсуждать еврейский вопрос и роль шумевших тогда антисемитов. Пользуясь "Протоколами", мы в нашем историческом издании легче, чем кто-нибудь другой, могли бы напасть на них и до конца высказать свое отношение к ним. Но некоторые из сотрудников нашего "Былого" были уже раньше знакомы с этими ''Протоколами",  и мы все сразу же определенно высказались за то, что наш серьезный политико-исторический журнал не может унизиться до разбора таких грубых памфлетов и явных подделок. И действительно, мы никог­да ничего не писали о них в "Былом". В других тогдашних либеральных русских изданиях о них можно было встретить только иронические и брезгливые отзывы, как о ничтожном пасквиле. Серьезно к ним никто не относился. За них мы не хотели делать ответственными ни правительство, ни даже реакционеров вообще. В то время никому из нас не могло {71} придти в голову, что они когда-нибудь обратят на себя общественное внимание — да еще не только в России, но и во всем мире.

           

———

 

            К "Протоколам" в то время я отнесся отрица­тельно по двум причинам.

          

            Во-первых, как историк, привыкший изучать разного рода документы, я не мог не видеть, что это — вовсе не документ а явная фальшивка, сфабрикован­ная для определенных политических целей.

 

            А во-вторых, в то время я был, вообще, доволь­но недурно знаком с тогдашними еврейскими полити­ческими течениями в России и заграницей, — и потому не мог допустить, чтобы в еврействе существовала какая либо тайная организация, подобная организации сионских мудрецов, по указке которых происходили бы мировые события, о какой мы никогда не могли бы что-нибудь слышать.

 

            После моего побега из Сибири, в 1888 г., я, как эмигрант, пробыл заграницей до 1905 г., в Швейцарии, Франции (главным образом в Париже), Англии и других странах. Кстати сказать, как раз в эти-то годы в Париже и были сфабрикованы «Протоколы».

 

            Во время этой моей первой эмиграции предо мной наряду с национальными организациями других народ­ностей, входивших в состав русской империи, про­шли и различный еврейские национальные организации.

            С начала 90-х г. г. я заграницей все время нахо­дился, так сказать, у истоков большинства национальных еврейских течений, как "Бунд", сионизм и т. д. В этих еврейских организациях, — между прочим, и среди сионистов, — у меня всегда было много и личных друзей, и сотрудников моих изданий. Еще в то время я близко был знаком с известным впоследствии сионистом д-ром Д. С. Пасмаником, с кем впоследствии я сошелся еще ближе, как с моим сотрудником по газете "Общее Дело".

            В сионистах я всегда видел искренних идейных людей, представлявших одно из главнейших еврейских политических течений. Я нередко лично {72} вталкивался с видными сионистскими деятелями, много о них слышал и читал. Интересуясь их движением, я был даже (кажется, в 1897 г.) на одном из первых конгрессов в Швейцарии, где председательствовал Герцль. Меня очень заинтересовала тогда его сильная и красочная фигура. Я много о нем тогда слы­шал, но лично с ним знаком не был.

(«..В конце августа 1897 года в Базеле состоялся Первый Сионистский Конгресс, сплотивший все палестинофильские группировки и вызвавший многочисленные отклики в еврейской и европейской общественности. Конгресс утвердил т. н. «Базельскую программу», которая определила задание сионизма как «создание обеспеченного публичным правом убежища для еврейского народа в Палестине»... ldn-knigi)

 

            Такое  то мое близкое знакомство с еврейскими движениями, в 1906 г., когда, вернувшись из эмиграции, я очутился в России и познакомился с "Протоко­лами", было уже само по себе достаточно, чтобы быть убежденным, что никаких сионских мудрецов ни­когда не существовало, и не могло быть никаких их протоколов.

 

            В самом деле: если бы "сионские мудрецы" суще­ствовали, о них что-нибудь знали бы кто-нибудь из многочисленных различных политических деятелей, с кем я сталкивался, хотя бы, напр., мои еврейские друзья. Искренность, честность и компетентность в еврейских вопросах моих друзей, как Пасманик, как Слиозберг и очень многие другие, были для меня всегда вне всякого сомнения. А между тем, никто из них не только никогда не говорил мне о существова­ли каких  то сионских мудрецов, ни тогда, когда я был заграницей, ни тогда, когда приехал в Poccию, но всегда с возмущением, отзывались о тех, кто распространял вздорные легенды о "Протоколах" и сионских мудрецах.

            Таким образом еще в начале 1900-х г. г. я не сомневался, что "сионские мудрецы" — миф, выдуман­ный озлобленными, слепыми врагами еврейства.

            В Петербурге, в 1905-07 г. г., где так много тог­да говорилось об еврейском вопросе по поводу бывших погромов, я не встретил никого, кто бы решился мне доказывать подлинность "Протоколов " или кто высказал бы об их происхождении что-нибудь с чем нужно было считаться.

            Мне в то время иногда приходилось встречать н сторонников "Протоколов''. Они с восторгом гово­рили о 'Протоколах", распространяли их, но никогда  не пытались даже защищать их подлинность. Когда же {73} при них говорили о "Протоколах", как о подлоге, они только систематически уклонялись от споров.

            Впечатление от разговоров с такими антисеми­тами, не защищавшими подлинности "Протоколов", было таково, что они не далеко ушли от тех, кто за­являли, что верят в подлинность "Протоколов". Нельзя было сомневаться, что они лично были доволь­ны и тем, что "Протоколы" все таки существуют, и тем, что кто то, кроме них самих, их распространяет. Допуская, что "Протоколы" поддельны, они их пропаганду считали все таки очень полезной для борь­бы с ненавистными для них евреями.

            Во всяком случае, ни в тогдашнем русском обществе, ни в правительственных сферах, ни в церковных кругах не было защитников подлинно­сти "Протоколов", с кем нужно было бы считаться. Поэтому, в литературном мире и в обществе их иг­норировали и только иногда с презрением отзывались о них.

 

            Можно категорически сказать, что в то время к "Протоколам" с доверием относились только в специальных сферах — особенно придворных, — где обычным явлением были религиозные кликушества, или темные фанатики, или авантюристы, кто подлажи­вался к антисемитам, находившимся у власти.

 

            В народных же массах в те годы о "Протоко­лах" мало слышали.

 

———

 

К "Сионским Протоколам" относились,

как к подлогу даже в Департаменте Полиции.

(А. А.  Лопухин, И. Ф.  Мануйлов-Манасевич, С. П.  Белецкий,).

 

            Еще до революции 1917 г. и сейчас же после нее, когда "Протоколы" еще не обратили на себя общего внимания, мне о них приходилось говорить с разными лицами, близкими к правительству, которые находились для меня, как эмигранта и левого писателя, так {74} сказать, по ту сторону баррикады: с бывшим директором Департамента полиции А. А. Лопухиным, журналистом И. Ф. Мануйловым-Манасевичем, с чиновником охранного отделения М. Е. Бакаем, с бывшим директором Департамента полиции С. П. Белецким и с многими другими. Все они отзывались о "Протоколах", как о грубой подделке. По их словам можно судить об отношении к "Протоколам" различных кругов правительственных деятелей — между прочим и тех, кто специально занимался политическим розыском.

 

А. А. Лопухин.

 

            Одним из первых таких лиц, кто, казалось, по своей службе не только мог, но не мог не знать всей правды о происхождении "Сионских Протоколов", был директор Департамента полиции А. А. Лопухин (в 1902-1905 г. г.), ближайший помощник Плеве, ми­нистра внутренних дел, одного из главных антисемитских деятелей в правительственных кругах.

            Познакомился я с Лопухиным в самом начале 1906 г. в редакции "Былого". Он тогда только что вышел в отставку в виде протеста против тогдашней политики правительства. Он часто бывал в нашей редакции, вместе с своим другом, бывшим губернатором кн. Урусовым (о нем а также отрывки из воспоминаний см. в доп. материалах – ldn-knigi)

 и с одним из библиотекарей Императорской Публичной Библиотеки, известным еврейским деятелем Браудо. (о Браудо см. напр. «Александр Исаевич Браудо» на нашей стр., ldn-knigi)

Они снабжали нас очень важными сведениями об отношении правительст­ва вообще к еврейскому вопросу и специально по пово­ду бывших незадолго до того еврейских погромов. В 1906 г. кн. Урусов произнес в Государственной Думе свою знаменитую речь об еврейских погромах — главных образом — на основании материалов Ло­пухина. Для "Былого" он нам дал свои, имевшие ог­ромный интерес, воспоминания — "Записки губернато­ра", в которых были очень интересные страницы и по еврейскому вопросу.

 

            Во время наших встреч в редакции "Былого" с Лопухиным и Урусовым мы часто беседовали с {75} ними по поводу тогдашней агитации в либеральном обществ, энергично веденной против антисемитов. В этих беседах мы иногда касались и "Протоколов", но говорили о них всегда урывками, мимоходом, как о чем-то не представляющем никакого интереса.

            В сентябре 1908 г. я встретился с Лопухиным заграницей, в вагоне железной дороги, между Кельном и Берлином, когда я был уже снова эмигрантом. Он тогда дал мне свои знаменитые разоблачения о провокаторе Азефе. За это он затем, еще в на­чале 1909 г., был арестован, — вскоре его судили в сенате, как б. министра, и приговорили к ссылке на поселение в Сибирь с лишением всех прав состояния. Но года через два, когда выяснилось, что его сведения, данные мне, верны, и Азеф, действительно, был признан и правительством злостным провокатором, Лопухин был возвращен из ссылки, — и снова поселился в Петербурге, как частный человек.

            В 1920 г. я с Лопухиным встретился в Париже. Это было после статей "Таймса" о "Протоколах", возбудивших к ним общий интерес. Оба мы в это вре­мя были эмигрантами, бежавшими заграницу от большевиков. Я спросил у него его мнение о "Протоко­лах". Он ответил мне, что можно только изумлять­ся, что все еще занимаются этим вопросом, когда подделка их давно ни для кого в правительствен­ных сферах не представляла секрета, как это ему бы­ло хорошо известно еще тогда, когда он был гла­вой политической полиции и когда он по своей долж­ности не мог не знать правды о "Протоколах". Подделывал их, по его словам, заграницей Рачковский с своими агентами. О Рачковском при этом он ото­звался, как о самом злостном провокаторе, способном на какую угодно провокацию.

 

И. Ф. Мануйлов-Манасевич.

 

            Во время войны, в 1914 г., я вернулся в Poccию и был арестован, сослан в Сибирь, но осенью 1916 года уже был амнистирован и поселился в Петербурге. Там в конце 1915 г. я встретился с {76} журналистом Мануйловым, имевшим, как это было всем известно (еще с конца

1890-х г. г.) постоянные связи с Департаментом полиции. Мне удалось близко сой­тись с ним и он стал давать мне разоблачения о деятельности Департамента полиции, и об общей рус­ской политике. Его сообщения были для меня особенно важны, потому что он лично хорошо знал большин­ство известных деятелей Департамента полиции, в том числе Рачковского, Ратаева, Лопухина, Белецкого и т. д., а в 1916 г. он был одним из секретарей у председателя совета министров Штюрмера. Я был убежден, что он дает точные сведения. Раскрытые после революции архивы Департамента полиции и охранных отделений показали, что все данные им мне сведения были безусловно верны.

 

            То, что Мануйлов давал мне материалы для разо­блачения в то время оставалось, конечно, тайной для Департамента полиции, и ни я ни он никогда не под­вергались преследованию за наши сношения. Только после революции, в 1917 г., в Чрезвычайной Комиссии, созданной Временным правительством, и я и Мануйлов давали подробные показания о разоблачениях, которые он мне делал в 1915-17 г. г. Впоследствии его и мои показания были опубликованы этой комиссией.

 

            Во время бесед с Мануйловым я по разным поводам не раз возвращался к еврейскому вопросу. Когда у нас заходила речь о "Протоколах", то он всегда отзывался об их подделке, как о чем  то не подлежащем даже обсуждению. При этом, смеясь, он не раз говорил, что только идиоты могут верить в эти "Протоколы" и что ни один уважающий се­бя политический деятель никогда не позволит себе говорить об их подлинности. Он постоянно высказывал убеждение, — еще задолго до революции, когда о перемене режима не могло быть и речи, — что прави­тельство никогда официально не решится признать под­линности "Протоколов" и не будет пользоваться ими для своих целей. И действительно, царское правитель­ство никогда само не пользовалось ими и не позволяло никому из своих агентов ими пользоваться.

{77}     О своем участии в подделке "Протоколов" (на что в настоящее время делаются указания — едва ли верные) он мне ничего не говорил, а мне в голову не приходила мысль спросить его об этом.

            Мысль, что когда-нибудь о "Протоколах" будут говорить серьезно, в то время была для меня так да­лека, что я, сколько помню, даже не считал нужным о них специально расспрашивать Мануйлова, когда я мог с ним говорить о чем угодно. Но хорошо по­мню, что, хотя не в связи с "Протоколами", а в свя­зи с моим рассказом о встречах в Париже с М. Головинским, который, как впоследствии пришлось убедиться, был тогда секретным агентом Рачков­ского и одним из участников в подделке "Прото­колов", Мануйлов, близко его знавший, отзывался о нем, как об авантюристе, уголовном типе и тайном агенте Рачковского.

            Этого Головинского я знавал лично в Париже в 1900-04 г. г. Разговоров специально о "Протоколах" с ним я не помню, но он постоянно мне говорил о существовании мирового заговора евреев и об их связи с крайними революционными партиями в Европе, которыми они пользовались для своих целей.

            Я смотрел на Головинского, как на способного писателя. Он хорошо был знаком с французскими  журналистами. От нас, эмигрантов, он скрывал свои связи с Рачковским и старался всячески про­лезть в нашу среду. Но об его отношении к тайной полиции и, в частности, к Рачковскому мы все таки догадывались и потому относились к нему по меньшей мере, как к опасному человеку, от которого лучше быть подальше.

            Как тайный политически агент Рачковского, Головинский, конечно, мог оказаться очень полезным для него при фабрикации "Протоколов", благодаря своим связям с французскими антисемитами.

 

С. П. Белецкий.

 

            Особенно памятны для меня беседы о "Протоколах" с одним из крупных деятелей Департамента {78} полиции, бывшим его директором и товарищем ми­нистра внутренних дел (1910-1916 г. г.) — С. П. Белецким.

 

            При большевиках я был арестован в Петербурге в первый день их переворота, 25 октября (7 нояб­ря) 1917 г., и оставался у них в тюрьме до мая 1918 года. За это время мне несколько месяцев пришлось сидеть в одной камере с Белецким и близко с ним сойтись.

 

Беседы наши велись откровенно. Одинаковое наше положение нас сближало. Он и я — мы оба были на положении смертников. У него, поэтому, не было оснований ни скрывать что-нибудь, ни тем более говорить неправду о давно прошедшем. Я знал, что в свое время он принимал активное участие в подготовке в 1913 г. в Киеве процесса Бейлиса, по обвинению его в ритуальном убийстве, и много расспрашивал его и об этом деле, и вообще об отношении правитель­ства к еврейскому вопросу.

(см.  Морис Самюэл  «Кровавый навет  -  странная история дела Бейлиса», ldn-knigi)

 

            Процесс Бейлиса в свое время приковал к себе общее внимание в России и заграницей. Это был в прямом смысле слова, процесс исторический. Обвинялся — без всякого основания — бедный еврей Бейлис в убийстве в Киеве в 1911 г. русского мальчика Ющинского с ритуальной целью. Ему, якобы, надо было для евреев добыть христианской крови для мацы. Обвинители, антисемиты, надеялись на этом процессе нанести убийственный удар всему еврейству. Более года они готовились к нему. Но обвинение было дутое и на гласном разбирательстве перед присяжны­ми оно окончательно провалилось. Бейлис по суду был оправдан.

 

            Когда этот процесс подготовлялся, мне казалось, что представители русской власти на нем будут ссы­латься на "Протоколы" и, следовательно, будут дока­зывать их подлинность. Это я тем более допускал что в правительственных сферах было решено поддерживать на суде легенду о ритуальных убийствах.

 

            Я поэтому стал готовиться воспользоваться этим {79} процессом для нападения на правительство на страницах издававшегося тогда мной в Париже журнала "Будущее". Но выступать по поводу "Протоколов" во время дела Бейлиса мне не пришлось, потому что ни представители правительства, и никто из антисемитов на этом процесс не решился выступить с защитой "Протоколов". Этим тогдашние антисемиты сами при­знали подделку "Протоколов".

 

            Я как-то спросил Белецкого, имел ли Департамент полиции в виду во время процесса Бейлиса вос­пользоваться "Сионскими Протоколами"?

 

Он, смеясь, мне ответил:

            — Ну, нет! Хотя некоторые нам и предлагали ими воспользоваться, но мы прекрасно понимали, что это значило наверняка провалить все дело. Ведь, это — явная подделка!

Нельзя же было срамиться! Разве с такими документами можно выступать на суде!

 

            — Вы не сомневаетесь, что это подделка? — спро­сил я.

 

            —Конечно! — ответил мне Белецкий. —Если бы мы допускали мысль, что это не подделка, то разве мы бы не воспользовались ими на процессе Бейлиса — и после него?

 

            По словам Белецкого, даже те, кто предлагал им тогда воспользоваться "Протоколами", не верили в их подлинность, но сами пользовались ими и пропагандировали их только потому, что в "Протоколах" они видели совпадение планов сионских мудрецов с деятельностью русских революционеров  евреев, особенно в 1905-06 г. г., а потому считали, что ими можно было бы хорошо воспользоваться для агитации против евреев.

 

———

 

            По еврейскому вопросу и, в частности, о "Протоколах" мне до революции 1917 г. приходилось говорить еще и с другими лицами, причастными к Департамен­ту полиции и к охранным отделениям, кроме {80} Лопухина, Мануйлова, Белецкого, — например, с M. E. Бакаем, служившим в Департаменте полиции и в варшавском охранном отделении. Некоторые из них, а в особенности Бакай, мне рассказывали много интересного об отношении правительства к еврейскому во­просу. Иногда они упоминали и о "Протоколах", но всегда как-то между прочим. "Протоколы" им тоже казались такой же несерьезной темой, как Лопухину, Мануйлову и Белецкому.                     

           

———

 

            Так для меня стояло дело с "Протоколами" до 1917-18 г. г.

            К февральской революции 1917 г., за последние не­сколько лет, еврейский вопрос в России не давал се­бя знать какими-нибудь особенно острыми событиями, которые заставили бы бить тогда тревогу.

 

            Существовали антисемиты и в правительстве, и в  Государственной Думе, и в обществе. Были; Марков II, Пуришкевич, Замысловский, Шмаков, д-р Дубровин. Они вели свою антисемитскую пропаганду. Пе­чатали и распространяли "Протоколы". Но этим их "Протоколам" никто не придавал никакого значения.

 

            С первых же дней после революции, при Временном Правительстве была отменена не только черта оседлости, но были отменены и всякого рода другие ограничения евреев. Равноправие было применено к евреям, как неотъемлемое благо всех русских граждан. Евреи были введены в сенат и во все государственные учреждения на одинаковых правах с другими национальностями. В литературе и в обществе о гонениях на евреев стали говорить только, как о  печальном прошлом. По еврейскому вопросу, каза­лось, исполнились все пожелания русских демократов. Никакого еврейского вопроса как будто не было.

 

Нель­зя было предвидеть, что скоро в связи с "Протоко­лами" он снова займет страшное место в России, а затем то же самое будет сделано в мировых размерах и в других странах.

 

{81}

 

Мои встречи с антисемитами на юге России.

(1919-1920 г. г.).

 

            С конца 1917 г. в России неожиданно всюду явно усилилось антисемитское движение.

 

            Вскоре после февральской революции, большевики развили в России в широчайших размерах свою деятельность, и в октябре 1917 г. захватили власть. Они возбудили против себя величайшее негодование во всех слоях русского общества. Но так как среди них видную роль играли большевики  евреи: Троцкий, Зиновьев, Каменев, Свердлов и др. (правда, с еврейством не имевшие ничего общего), то многие стали говорить, что большевицкое движение, главным образом, или даже исключительно, еврейское и им руководят евреи и их какие-то таинственные организации, преследующие свои специальные еврейские интересы, враждебные России. Но эти большевики  евреи, как Троцкий, на самом деле имели такое же отношение к евреям, как Ленин, Луначарский, Горький, Коллонтай — к русским, Дзержинский — к полякам, Сталин — к грузинам и т. д. Их теснейшим образом связывали друг с другом: программа, тактика, об­щая ненависть ко всем не большевикам, общие надеж­ды, взгляды на будущее, Интернационал, и их общие вожаки: Маркс, Энгельс, а в последнее время Ленин и его товарищи по партии.

 

            Благодаря такому слиянию у толпы понятий "боль­шевики" и "евреи", тогдашние антисемиты в России, до того не имевшие в общественной и политической жиз­ни никакого серьезного значения, получили сильную не­ожиданную поддержку именно потому, что они давно сливали воедино слова "евреи", "революционеры" и "социалисты".

 

            Пользуясь анархией, наступившей с захватом вла­сти большевиками, русские реакционеры-антисемиты немедленно стали усиленно издавать и распро­странять "Протоколы". Эта их пропаганда сразу на­шла сочувствующих в темной массе, и они подняли голову. "Протоколы" сделались в России тогда {82} популярной книгой у тех, кто до тех пор только слышал о них, но не обращал на них никакого внимания.

 

———

 

            Это неожиданное массовое нарастание антисемитиз­ма в России и его обострение мы уже в 1918 г. могли констатировать из Парижа. До нас стали доходить известия и о том, что антисемитизм особенно разви­вается в армии, боровшейся с большевиками на юге России, что там происходят погромы еврейского населения и усиленно переиздаются и распространяются "Протоколы".

            "В это время в Париже я издавал антибольшевицкие издания "Общее Дело" и « La Cause Commune » ;

— "Общее Дело" было мною начато еще в Петербурге в 1917 г. и только возобновлено в Париже, в августе 1918 г.

По делам редакции этих изданий мне при­ходилось иметь постоянные сношения с высшими представителями Добровольческой Армии в Крыму и на Кавказе, как и на Дальнем Востоке. Они с горячим сочувствием относились к моим изданиям и лично ко мне, как противнику большевиков, боров­шемуся с ними все время — и тогда, когда они еще только подготовляли переворот в России, и тогда, когда они захватили власть.

Но им, национально настроенным, более или менее умеренным партиям, приходилось мириться и с тем, что я — революционер, республиканец, демократ, социалист, и с тем, что в своих органах все время я, не переставая, продолжал говорить об этом.

 

            В конце 1919 г. я решил из Парижа съездить на Кавказ и в Крым, чтобы ближе познакомиться с борьбой, которая велась там с большевиками, главным образом Добровольческой армией.

 

            Из Константинополя я приехал в Севастополь и прямо с парохода явился в главную квартиру местных военных властей. Меня встретил комендант го­рода ген. Субботин. Он горячо благодарил меня за услуги, которые я оказывал армии своим «Общим Делом». Затем, во время разговора, он неожиданно {83} передал мне какую-то брошюру. Не показывая мне ее заглавия, он стал говорить об ее огромном значении и о том, что мне необходимо ею воспользовать­ся в "Общем Деле". Когда я развернул брошюру, я увидел, что это были... только что переизданные, ка­жется, в Таганроге, "Сионские Протоколы"! Ген. Суббо­тин, конечно, знал мое определенно отрицательное отношение к антисемитизму, но он, очевидно, полагал, что в данное время моя вражда к большевикам все таки заставить меня воспользоваться "Протокола­ми", где, как ему казалось, окончательно разоблачена тайна руководства евреями большевицким движением.

 

            Разумеется, я тотчас же самым резким обра­зом ему заявил, что "Протоколы" — подлог, что они по своему содержанию — абсурд и, если я когда-ни­будь буду в "Общем Деле" писать о них, то только лишь как о вредном и очень опасном подлоге.

            Ген. Субботин был, видимо, смущен резкими моими отзывами о "Протоколах" и внутренне — этого он не мог даже скрыть — был очень недоволен мной за мой отказ воспользоваться ими в "Общем Деле". Сначала он пытался, было, аргументировать свое предложение. Но скоро, видя безнадежность этого, как-то резко прервал наш разговор о "Протоколах", и к ним мы более не возвращались.

 

            Ген. Субботин — увы! — в Севастополе не был исключением. Я еще тогда же понял, что он, несом­ненно, был окружен антисемитами. Но будучи антисемитом, распространяя и пропагандируя "Протоколы", он, надо заметить, в то же самое время широчайшим образом пользовался услугами местных евреев и на каждом шагу обращался к ним за помощью.

            Позднее ген. Субботин занимался пропагандой "Протоколов" на юге Франции, а потом — в Южной Америке. Одни из близких ему лиц продолжают и теперь делать это в Германии при Гитлере и Розенберге, другие издают в Южной Америке опре­деленно антисемитскую газету "Русь", где в прошлом году они снова перепечатали "Протоколы".

 

———

 

{84}     Из Севастополя я поехал на Северный Кавказ. Там побывал в главной квартире Добровольческой Армии у ген. А. И. Деникина, а затем в Новороссийск. Во время моих переговоров с Деникиным и с его ближайшим помощником ген. Романовским, вскоре убитым реакционерами в Константинополе, и вообще с их окружением я увидел, что они мало интересо­вались и мало придавали значения "Протоколам", из­бегали говорить о них и только с раздражением от­зывались о тех, кто их распространяли.

            Но если в официальных военных сферах Доб­ровольческой Армии на Кавказе я не встречал сочувствия к антисемитизму и, в частности, к "Протоко­лам", то не встречал я там и должного понимания опасности антисемитской пропаганды и распространения "Протоколов". Военные  власти не вели борьбы с антисемитами, которая могла бы положить конец их преступной деятельности — и поэтому антисемиты действовали открыто. Они разлагали армию и компро­метировали дело борьбы с большевиками, — и таким образом расчищали им дорогу.

           

———

 

Моя вторая поездка в Крым в 1920 г. —

Переговоры с ген. Врангелем по еврейскому вопросу.

 

            В начале 1920 г. я вернулся из Крыма в Париж, а осенью того же года снова мне пришлось ехать туда же — тоже по делам редакции "Общего Дела", как и в первый раз. В это время Кавказ был уже весь потерян для антибольшевиков, и их борьба с боль­шевиками сосредоточилась, главным образом, в Кры­му, где во главе нового правительства встал ген. Вран­гель, сменивший в марте 1920 г. ген. Деникина.

            В Севастополе я был очень тепло встречен Врангелем, и мы с ним много говорили о дальней­шей пропаганде против большевиков в русской и французской прессе. Предполагалась широкая постановка "Общего Дела" в Париже, а в Севастополе я предполагал выпускать специальное его крымское издание. Но когда я договаривался с Врангелем, я не подозревал, что через несколько дней неожиданно {86} произойдет катастрофа, армии и населенно придется спешно эвакуироваться заграницу.    

            В моих переговорах с Врангелем большое место занял еврейский вопрос.

            Врангель сказал мне, что завален жалобами на евреев. По его словам, их обвиняли в том, что среди них много предателей, большевицких агентов, что они спекулянты и т. д. Он спросил меня, как я буду относиться в "Общем Деле" к этим обвинениям. Я ему ответил, что, если против кого-нибудь из евреев, действительно, есть серьезные обвинения, то кто бы они ни были, их нужно немедленно предать суду, и гласно объявить об его результатах. Среди демократов, сказал я, нет и не может быть никого, кто стал бы защищать виновного, кто бы он ни был — еврей или нееврей, но конечно, необходимо, чтобы предъявляемые обвинения были обоснованы, и затем вообще все виновные, принадлежащие к другим национальностям, должны были бы подвергаться таким же самым преследованиям, как и евреи.

 

            Кроме того, возбуждая обвинения против виновных евреев, — добавил я, — нужно в то же самое время наметить евреев, которые могут пользоваться безусловным доверием власти и общества, и назна­чить их на ответственные правительственные места, какие занимают неевреи.

 

            Я сказал Врангелю, что в «Общем Деле" у меня работает мой друг, за которого я вполне отвечаю, русский и еврейский патриот (одно время он был да­же сионистом), журналист д-р Д. С. Пасманик. Так вот, такому человеку можно без боязни поручить, напр., все дела по печати.

 

            Обсуждая общую политику крымского правитель­ства, я указал Врангелю на то, что необходимо немед­ленно же от имени правительства сделать вполне определенные заявления, не оставляющие никакого сомнения, как это было сделано Временным Правительством, об одинаковом отношении ко всем национальностям, — к евреям в том числе. Впоследствии я узнал, что такого же рода указания раньше {86} делал ген. Деникину русский посол В. А. Маклаков, приезжавший к нему на Кавказ в 1919 г.

            Врангель вполне соглашался с тем, что я говорил. Это его, по-видимому, даже увлекало, но он мне тут же откровенно заявил, что это едва ли поймут те, с кем ему приходится работать.

            Далее я указал Врангелю, что некоторых из его окружения с чисто русскими именами обвиняют в предательстве в пользу большевиков и в самой пре­ступной спекуляции, и спросил его, думает ли он, что он в состоянии выступить против них с такими обвинениями? На это Врангель мне ответил, что он, ко­нечно, хотел бы это сделать, но что я не знаю, как это трудно сделать в данных условиях.

            Во время нашего разговора Врангель очень резко вы­сказался против "Протоколов" и назвал их гнусным подлогом. На это я ему ответил: "А вот ген. Субботин, занимающий такой ответственный пост, как пост коменданта севастопольской крепости, не­давно передавая мне «Протоколы», настаивал, что они — подлинные, и рекомендовал мне использовать их в "Общем Деле". На это Врангель мне ответил, что, к сожалению, правда, — такие антисемиты есть в армии, но что он уже устранил некоторых из занимающих официальные посты за их участие в антисемит­ской пропаганде и, в частности, за распространение ''Протоколов".

            Такие отдельный меры против антисемитов Врангель, действительно, принимал, но систематической борьбы с антисемитизмом, как с огромной опасно­стью, угрожавшей всему освободительному движению, у его правительства, к сожалению, не было, — поэтому антисемиты в Крыму от принимавшихся против них мер, мало пострадали и продолжали делать свое роковое дело.

            В войсках и в администрации в Крыму на ответственных постах было не мало активных антисе­митов и кроме Субботина. Там был известный, пе­чальной памяти, антисемит ген. Слащев ( о генерале Слащеве см. доп. материалы, ldn-knigi). Поэтому-то в глазах многих все управление Врангеля часто окра­шивалось в антисемитский цвет.

 

{87}

Наши роковые годы. — Пропаганда "Сионских

Протоколов" и погромы на юге России.

 

            Конец 1917 г. и следующие годы.

            В России — и до революции и после нее, при Временном Правительстве — антисемитизм был чужд для большинства во всех слоях общества, — и пото­му в 1918 г. нам в Парижа, на первых порах было как-то трудно верить приходившим к нам из Рос­сии известиям о развивавшемся там антисемитизме.

            Потом мы узнали, что антисемиты, под влиянием тяжелых событий военного времени и с развитием большевизма, действительно, начали поднимать голову. Но почву они для себя находили, по-прежнему, едва ли не исключительно, в рядах крайних монархистов, или у темных масс. Их выразителями и тогда явля­лись те же, кто и раньше был вожаками антисемитов, как Марков II.

            Но и не все монархисты были антисемитами. Зато антисемиты были, главным образом, крайние монар­хисты и притом именно те, кто были связаны с не­мецкими реакционерами антисемитами, находившимися в сношениях с большевиками до революции. Эти немцы с 1918 г., еще во время войны, при Ленине, хозяй­ничали в Москве, как в покоренной стране.

            Первая сплоченная организация антисемитов воз­никла в Москве в 1918 г., вскоре после захвата власти большевиками.

            Они, конечно, были определенными врагами боль­шевиков, но большевикам они не придавали серьезного значения, и думали, что они — временная русская болезнь и отделаться от нее впоследствии, в любое время ничего не будет стоить. Главный враг для них в то время были демократы, кто совершил февраль­ский переворот 1917 г. и кто был сторонником Временного Правительства. По их мнению, надо было по­кончить с республиканцами  демократами, и тогда русский народ, конечно, сейчас же поможет им раз­давить большевиков.

            С своей стороны, большевики тоже не придавали серьезного значения монархистам. Для них монархисты {88} были отработанный пар и осуждены на исчезновение. Для них врагами были, прежде всего, не монархисты, а тоже республиканцы  демократы, и они все свои си­лы направляли на борьбу против них.

            Поэтому монархисты иногда даже сознательно помогали большевикам делать их дело, а большеви­ки не мешали монархистам организовываться и вести их разлагающую антисемитскую пропаганду.

 

В марте 1918 г. в Москве состоялся тайный мо­нархически съезд. Руководство этим съездом было в руках монархистов-антисемитов. Его решения роковым образом отразились на всем ходе всей дальнейшей антибольшевицкой борьбы.

            На этом съезде было постановлено работать совместно с немцами, завязывать сношения с большеви­ками и проникать во все большевицкие руководящее центры. Задача руководителей съезда была захватить власть с помощью немцев и своих членов, проникнувших к большевикам.

 

            Практической работой монархических заговорщиков в России руководил тогда Бискупский, сейчас стоящий во главе русских гитлеровцев в Берлине. Его правой рукой был ген. Комиссаров,

крайний правый монархист-антисемит, один из преступнейших типов бывших охранников, сыгравший впоследствии крупную роль заграницей, как агент ГПУ. От монархистов он получил задание захватить в свои руки аппарат большевицкой разведки. Он и его сотрудники (как жандармский полковник Бессонов, капитан 2-го ранга Дунин-Барковский, полк. Шатковский и другие) вошли в Чека и Разведупр.

Впоследствии одни из них играли (и играют до сих пор) крупную роль в Германии в русских монархи­ческих организациях, а другие так и остались на службе у большевиков, где верой и правдой служили им все эти 20 лет.

 

            Еще в 1918 г., в Москве антисемиты отпечатали новое издание "Протоколов" и с ними послали несколько своих уполномоченных на юг — в Добровольческую армию: прис. пов. А. Н. Варламова, протоиерея Восторгова и других. В то же самое время {89} их единомышленники: Винберг, Тальберг, фон Мекк, Бискупский и др. поехали в Германию для укрепления связей с немцами.

 

            Окончательное оформление монархического антисемитского движения, начавшегося в Москве в 1918 г., получилось несколько позднее в Германии, на известном Рейхенгалльском съезде.

 

            На юге России, вообще, и в частности в добро­вольческой армии у Деникина, на северном Кавказе, приехавшие московские антисемиты не встретили официальной поддержки. Военные власти к ним там отнес­лись отрицательно и отгораживались от них. Но вре­менно и тогда еще, при ген. А. М. Драгомирове, им уда­лось сыграть видную роль в "Осваге" (Осведомительном Агентстве). У них появились свои органы печати. Они поспешили в Таганрог перепечатать московское издание "Протоколов". Среди них, кроме приехавших москвичей, были Родионов, автор "Нашего преступления", Пуришкевич и другие. Под редакцией Пуришкевича в Ростове-на-Дону выходил "Благовест" — журнал "Русской государственной мысли". В Ростове-на-Дону же издавалась газета "На Москву!", под редакцией А. Н. Варламова, — ее девизом было: "Бей жидов, спасай Россию!" Она усиленно рекламировала "Сионские Протоколы".

 

            Несколько позднее H. E. Парамонов, взявший по  поручению ген. Деникина в свои руки дело пропаганды, попытался удалить бывших сотрудников "Освага" из созданного им "Отдела пропаганды", но через четыре недели должен был уйти. При его преемнике, К. Н. Соколове, реставраторы и антисемиты снова полу­чили преобладающее значение.

 

            Антисемитская пропаганда среди антибольшевиков была, как нельзя больше, на руку большевикам в их борьбе с белым движением. Они, указывая на всю гнусность антисемитизма, выступали, как защитники свободы и равноправия. А сами они в это вре­мя вели общий погром всей России, в том числе и еврейского населения! (курсив - ldn-knigi)

 

            В самой Добровольческой армии были круги, {90} не замешанные в эти антисемитские подвиги. Все те, кто с самого начала вошли в ее ряды и боролись под командой Алексеева и Корнилова, кто проделали первые походы против большевиков, не запятнали себя по­громами.

            Основа Добровольческой армии — молодежь из средних учебных заведений, студенты, молодые офи­церы, кто идейно сплотились вокруг Корнилова, созда­ли кадры так называемых "цветных" полков — корниловский, дроздовский, марковский и алексеевский. Эти полки и служили главным боевым ядром Добро­вольческой армии. Они в борьбе с большевиками сво­ими трупами устлали путь от Ростова до Орла и оказались наиболее сознательной частью армии.

 

            Были, правда, и среди них антисемитские настроения. Совершен был, напр., погром в Харькове при формировании 3-го корниловского полка. Но виновники его, по приказу Кутепова, были немедленно преданы военно-полевому суду и некоторые из них расстреляны.  

(см. - Генерал Кутепов  «Сборник статей», г.К. командовал корпусом в деникинской армии, корпусом и 1-й армией во врангелевской армии, ldn-knigi)

            

            В Крыму, при Врангеле, антисемиты официально тоже, как и в Добровольческой армии, не имели под­держки. Врангель даже не раз принимал против них меры. Но в хаосе гражданской войны эти его меры не имели большого значения. Когда на это указывали Врангелю, он откровенно говорил, что ничего не может сделать против настроения населения.

 

            Антисемитская пропаганда переброшена была и в Сибирь, и на Дальний Восток. Там тоже издавали "Протоколы". Но и там власти по большей части были против антисемитов. Против «Протоколов» резко выступал всегда Колчак.

 

      Еще более, чем в Добровольческой армии, анти­семиты развили свою деятельность у Петлюры. Рассказы о погромах при нем общеизвестны. О них потом много справедливого сказали на суде в Париже по делу Шварцборда, убившего Петлюру. О том, что евреи переживали во время Петлюры, можно судить по статьям Шульгина о пытке страхом или по его книге "1920 год". (см. В. Шульгин  «1920 год», ldn-knigi)

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

{93}

 

Моя анкета о «Сионских Протоколах»

 

Анкета о "Сионских Протоколах"

(в 1920х г. г.).

 

            Вскоре после моего второго возвращения в Париж с юга России, произошло то, после чего, каза­лось, борьба с "Протоколами" никогда больше не будет нужна, что они разоблачены раз навсегда, и никто из искренних людей никогда не будет даже говорить об их подлинности и не будет ссылаться на них, как на документ.

 

            Я говорю о совершенно неожиданном сенсационном сообщении "Таймса", что найдена книжка французского адвоката Жоли, изданная в 1864 г., откуда были десятки страниц вставлены в "Протоколы".

 

            Одновременно с статьей "Таймса", — а некоторые даже раньше, — появились другие разоблачения по по­воду "Протоколов", г-жи Радзивилл и г-жи Херблет, дю Шайла, и друг. Тогда же появились статьи, разоблачающие подделку "Протоколов", П. Н. Милюкова, Ю. Делевского и Г. Б. Слиозберга. С. Г. Сватиков сообщил интересные сведения о Рачковском и указал на его анонимные пасквили на русских эмигрантов, со­ставленные в 1880-90х г. г.

 

            Во время этих разоблачений не нашлось никого, кто бы в печати решился сказать что-нибудь серьезное в защиту подлинности "Протоколов". Поэтому-то я тогда и полагал, что больше нет необходимости с ними считаться. Но скоро я понял, что эта опасность вовсе не прошла, что еще предстоит с ними борьба. Тогда я решил по мере возможности произвести анке­ту о них — главным образом, среди их {94} возможных защитников. К одним я обращался сам, а к тем, кого я не мог лично расспрашивать, я писал или поручал переговорить с ними моим друзьям.

 

            С этой моей анкетой я, прежде всего, обратился, конечно, к тем, кто так или иначе, раньше был связан с Департаментом полиции. Многих из них я лично хорошо знал и они хорошо знали меня, так как до революции 1917 г. я с ними вел многолетнюю борьбу и занимался их разоблачением, а они вели борьбу со мной. Вполне понятно, почему я для анкеты прежде всего обратился именно к ним.

 

Сведения о том, как фабриковались и распро­странялись "Протоколы", могли быть, главным образом, у людей, связанных с прежней тайной русской полицией, по инициативе которой они и были сфабрико­ваны и вначале распространялись. Только они, если бы захотели, и могли бы сказать всю правду и о происхождении "Протоколов", и об их распространении.

            Не антисемиты и не причастные к сферам, где работали Рачковские, о происхождении "Протоколов " мало что-нибудь могли знать, — да и не стремились это узнать. Первые лет 20 почти никто не обращал ника­кого внимания на "Протоколы".

Знали только то, что они были сфабрикованы охранниками для воздействия на царя, — и смотрели на "Протоколы", как на совершен­но провалившееся дело.

 

            Одни из чинов Департамента полиции и охранных отделений, к кому я обращался с расспросами о "Протоколах", решительно отказывались отвечать на мои вопросы. Но другие иногда отвечали — правда, не­охотно и уклончиво. Тех, кто мне отвечал, я просил мою анкету продолжить от своего или от моего име­ни у тех, до кого я сам не мог добраться, и только сообщить мне об ее результатах, если бы сами они не могли бы ответить в печати на мои вопросы. Я делал все, чтобы мое обращение дошло по возможности до тех, кто мог бы что-нибудь сказать нового и интересного о ''Протоколах".

 

            Одни из отвечавших мне ограничивались голословным заявлением, что верят в подлинность "Протоколов", но отказывались сообщить мне какие {95} либо сведения, которые позволяли им верить в их подлинность. Свое нежелание они, по большей части, объясняли опасением мести со стороны евреев, — да­же в том случае, когда они понимали, что, отвечая мне, сами они не могли опасаться каких бы то ни было преследований.

            Другие цинично признавали, что они не верят в подлинность "Протоколов" (при этом с подчеркиванием добавляли: "конечно, не верим"), но "Протоко­лы" тем не менее очень полезны для антисемитской агитации, и поэтому они не только не считают нужным. высказываться в печати против них, но очень рады их распространению.

 

            Предо мной сейчас лежат записи ответов мне или моим корреспондентам, кто расспрашивал, напр., ген. Курлова (Имена я указываю только уже умерших, или тех, кто сам выступал в печати с своими сообщениями о «Протоколах».), бывшего товарища министра внутренних дел, заведывавшего одно время Департаментом полиции, ярого реакционера, антисемита, бывшего судебного следователя N., который и до сих пор является защитником подлинности "Протоколов", бывшего директора Департамента полиции Васильева. Позднее я имел возможность получить очень интересные сведения о "Протоколах" от б. начальника охранного отделения в Петербурге, ген. Г.

            Приведу в виде примера несколько полученных. мною ответов на мою анкету,

 

Курлов

(В Берлине).

 

«К сожалению, я могу вам очень мало сообщить по ин­тересующему Вас вопросу. Я глубоко убежден,, что «Сионские Протоколы» были сфабрикованы, но эта, фадрикация нe относилась ко времени Рачковсеого, а гораздо раньше. (Рачковский и его помощники воспользовались различными официальными материалами, сфабрикованными до них для борьбы с евреями в том, же Департаменте полиции, как, напр., запис­кой 1895 г., опубликованной впоследствии Г. Б. Слиозбергом.).

{96} В свое время я, интересуясь этим вопросом, потребовал все имевшиеся по вопросу о масонстве документы в Дeпартамент полиции. Мне ответили, что весь материал по этому вопросу относится ко времени, когда тов. министра внутренних дел был Оржевский. С тех пор ничего но­вого в Департамент не поступило. Тогда я обратился непосредственно к Рачковскому и вызвал его вечером к себе.

            Рачковский дал мне понять, что «Протоколы» сфабри­кованы и сказал что доложит мне о них подробно nо возвращении из деревни, куда он уехал на один день. Приехав в деревню, от умер и мне больше никогда не удалось беседовать ни с ним, ни с кем либо другим об этом.

            Я твердо убежден, что «Протоколы» сфабрикованы, хо­тя многие сослуживцы меня неоднократно убеждали в противном».

 

N.

(В Бельгии).

 

«Я лично очень хорошо знал Нилуса и глубоко убежден, что «Сионские Протоколы» есть подлитый документ. Я не­однократно беседовал с Нилусом лично по этому вопросу и считаю, что все приведенные им доказательства подлинно­сти «Сионских Протоколов» не оставляют тканого сомнения в правдивости его слов. В. Л. (В. Л. Бурцев) на­прасно утверждает, что они сфабрикованы. Если бы он знал все то, что знаю я, он отнюдь этого не утверждал бы. К сожалению, я не могу Вам передать всех сведений, ибо тогда меня совсем съедят. Передайте от меня В. Л., что я скоро все же собираюсь выступить по этому вопросу и дам совершенно исчерпывающий материал».

 

Васильев

(В Праге).

 

            «Я не считаю документы сфабрикованными всецело, но безусловно много в них переврано по усердию  агентов. Не забывайте, что они переписывались в одну ночь и, конечно, могла вкрасться масса ошибок».        

 

{97}     Впоследствии Курлов приезжал из Берлина в Париж и лично беседовал со мной о "Протоколах". Он повторил мне то, что раньше было мне прислано от него из Берлина, как ответ на мою анкету.

            С N. я последние годы встречался и встречаюсь до сих пор, в обстановке, когда исключена какая-ни­будь неискренность или недоверие между нами. В разговорах со мной он повторял то, что написал в своей приведенной выше записке, но всегда отказывал­ся что-нибудь привести в защиту "Протоколов". При­вожу его записку потому, что она характерна для очень многих, кто с упрямством говорит о своей вере в подлинность "Протоколов", но никогда не решаются чем-нибудь подтвердить эту свою веру.

 

            Подводя в настоящее время итоги моим разговорам и моей переписке о "Протоколах" за многие го­ды с теми, к кому я обращался с моей анкетой о них, могу констатировать, что ни один из тех, кто пытался защищать подлинность "Протоколов'', не дал мне о них ничего заслуживающего внимания. Они даже не давали никаких указаний, где искать эти материалы, сами нигде не выступали с ответами на поставленные мною вопросы, хотя бы с полемическими против меня целями.

 

            Но, несмотря на то, что на все эти мои обращения я не получал никаких заслуживающих внимания ответов, я за все время с 1921 г. и до самого бернского процесса о "Протоколах" в 1934-35 г. г. и после него не переставал стучаться во все двери, где мне могли бы, как мне казалось, дать какие-нибудь сведения о "Протоколах" или, по крайней мере, указания, где их можно искать.

            При всяком обращении за материалами о "Протоколах" я подчеркивал, что для меня безразлично, что сведения о "Протоколах" будут даны мне или будут опубликованы помимо меня. Этим мне хотелось избежать мысли, что я собираю материалы исключительно для моих литературных работ и только для подтверждения моего взгляда на "Протоколы".

            Но даже и тогда, когда я был убежден, что те, к кому я обращался, что-то, действительно, знают о {98} подделке "Протоколов", мне редко удавалось убедить их сказать правду о "Протоколах". Они, несомненно, чувствовали, что все, что они могли бы сказать, все по­служит опровержению легенды о "Протоколах", и что это только даст мне возможность подробнее разобла­чить заговор клеветы вокруг этого позорного дела.

            Очевидно, мы имеем дело с сознательным стремлением антисемитов замолчать историю создания и распространения "Протоколов". Это — подлинный за­говор молчания для поддержания сознательной клеве­ты!

 

            Я и теперь, приготовляя настоящую книгу, снова обращался с своими запросами к тем, кто претендует на то, что знает что-то о происхождении ''Прото­колов", хотя, как это позволял мне думать мой предыдущий опыт, я заранее был уверен, что и на этот раз никто не пришлет мне ничего ценного на мой призыв, — и сами ничего не напечатают в защиту "Протоколов".

 

            Да и понятно, почему это так выходит. Нельзя доказать недоказуемое!

           

———

 

Антисемиты замалчивают фабрикацию "Сионских Протоколов" и то, что русское правительство к ним относилось, как к подлогу. —

Разоблачения ген. Г.

 

            Защитники "Протоколов" никогда не хотели ска­зать ничего из того, что они, несомненно, знают, что бы порочило "Протоколы", и что разоблачало бы тех, кто их подделывал или распространял.

            Такого рода сознательные "укрыватели" подлога "Протоколов" всегда имелись среди русской бюрократии, — особенно высшей и специально политической.

 

            Мне навсегда останется особенно памятной моя по­пытка в последние годы узнать что-нибудь новое о "Протоколах" от бывшего начальника петербургского охранного отделения ген. Г.

            В начале 1915 г. я из Петербурга был сослан в Сибирь, в Туруханский край, куда правительство {99} ссылало революционеров, побега кого оно особенно опа­салось.

Там, в этой ссылке, я встретил нынешнего московского диктатора Сталина и ныне уже умершего видного большевика, председателя большевицкого Совета Народных Комиссаров Свердлова. Но через несколько месяцев после прибытия моего на место ссыл­ки, я был амнистирован и получил разрешение посе­литься в Петербурге, где начальником охранного отделения и был Г.

 

            По своей обязанности, Г. вел за мной слежку все время до самой революции, — с конца 1915 до февраля 1917 г. За мной днем и ночью ходили по пятам его сы­щики и при них были извозчики  сыщики. Кроме то­го, он подсылал ко мне сыщиков-провокаторов. Словом, по требованию Департамента полиции он организовал за мной слежку в широчайших размерах, хотя лично он, не будучи заскорузлым реакционером, понимал всю ее бессмысленность. Это дало ему возможность, действительно, изучить меня. После революции 1917 г. в бумагах охранного отделения я нашел толстую тетрадь с ежедневными донесениями его филеров, о том, куда я ходил, с кем виделся, кто у меня бывал.

 

            После февральской революции 1917 г. очень многие из бывших жандармов и охранников были аресто­ваны. Вчерашние господа положения оказались в руках тех, кого они еще недавно преследовали, Возбуждение против них было таково, что в тюрьме ежедневно можно было ожидать расправы с ними по личной инициативе большевицки настроенной части стражи.

 

            С первых же дней революции я в Петрограде занял совершенно особую позицию среди моих товари­щей. Я оставался, как всегда раньше, свободным журналистом и не занимал никакого официального места. От нового республиканского правительства я получил только разрешение свободно посещать арестованных бывших чинов тайной полиции в их камерах, где я мог говорить с ними с глазу на глаз. Я, таким образом, имел полную возможность расспрашивать их наедине о прошлой их деятельности,—и они {100} охотно отвечали на мои вопросы. Я старался облегчить их положение и оградить их от угрожавшей им распра­вы. Таких выдающихся представителей мира охранки, как ген. Спиридовича, начальника царской охраны, или ген. Герасимова, руководителя Азефа, мне удалось на некоторое время даже освобождать из тюрьмы на свои поруки.

 

            В своих переговорах с представителями новой республиканской власти по поводу арестованных я старался установить на них взгляд, как на людей в данное время неопасных. Особенно это я делал по от­ношению к тем из них, кто раньше лояльно выполнял свои обязанности и не злоупотреблял своей властью. Не защищал я тогда только арестованного ген. Комиссарова и ему подобных. В комиссиях по расследованию их дел я часто совершенно неожидан­но для моих ближайших друзей являлся их защитником против пристрастных и несправедливых обвинений.

 

            Во время таких обходов тюрем я бывал и в камере Г. О моем сочувственном отношении к заключенным и, в частности, к нему самому он сам не так давно в Париже говорил близким ему лицам.

            Все это я здесь говорю только для того, чтобы по­казать, что и Г. хорошо меня знал, и я хорошо его знал.

Этим в значительной мере и объясняется вни­мательное и сочувственное его отношение ко мне, когда он в 1934 г. сообщал для меня сведения о "Протоколах".

 

            Года через три после захвата большевиками вла­сти в России, я впервые, в 1920 г., неожиданно встретился с Г. в Константинополе. Он, как и я, в то время бежал от большевиков. Оба мы были эми­грантами. Встретившись, мы вспоминали о прошлом, когда он был начальником охранного отделения в Петербурге, а я находился под его неусыпным надзором. Затем много лет я ничего о нем не слышал. Он, как оказывается, из Константинополя уехал в Америку, и в Париже появился только в 1930 г., будучи уже американским гражданином. Из Америки {101} в Париж его выписали руководители русской воен­ной организации для розысков по делу о похищении большевиками генерала Кутепова (26 января 1930 г.) и вообще для расследования большевицкой работы заграницей. (см. - Генерал Кутепов  «Сборник статей» и дополнения, ldn-knigi)

 

            До 1933 г. я с Г. не встречался, хотя в эти годы оба мы безвыездно жили в Париже. Я знал об его официальном положении в военной организации и считал, что для него было не особенно удобным встречаться со мной, ввиду острых отношений между мной и его начальством. Впервые с ним я встретился в Париже едва ли не в конце 1933 г., но за последние три-четыре года я о нем много слышал от работавшего у него его давнишнего агента, пользовавшегося его полным доверием, К., кого я тоже хорошо знал и тоже вполне доверял ему. Этот К. последние 3-4 года был постоянным посредником между Г. и мной.   

                     

            В начале 1934 г. я узнал, что в Швейцарии на­чинается процесс о «Протоколах». Мне сообщили, что по этому делу, по всей вероятности, обратятся ко мне за сведениями, а, может быть, и вызовут меня в суд свидетелем. С этого времени я стал усиленно оты­скивать все, что мог узнать нового о "Протоколах". И на этот раз больше всего интересного я рассчитывал узнать у служивших в охранных отделениях и в Департаменте полиции. Для опроса их я тогда же сделал поездки на юг Франции, в Брюссель и в другие города. В Париже я решил так или иначе, до­просить Г.

Из разговоров с К. я знал и то, что он не антисемит, смотрит на «Протоколы», как на явный подлог и говорит о них с пол­ным презрением, при том, как человек, хоро­шо знающий, что они собой представляют. Хотя в это время я уже встречался с Г., но сам я не надеялся по­лучить от него нужных мне сведений о "Протоколах", а потому я просил расспросить о них К., так как К. мог говорить с Г. обо всем совершенно от­кровенно, как с своим человеком. Я был убежден, что Г. скажет ему, что знает о "Протоколах". Поговорить о них сам я с Г. имел ввиду позднее, {102} — после того, как предварительно получил бы от него через К. ответы на некоторые мои вопросы, — и когда я определенно знал бы, что он хочет говорить на эту тему, на которую в его среде разговаривать с не своими считается недопустимым.

 

            К. много раз говорил с Г. о "Протоколах", записывал его ответы на мои вопросы и сообщал их мне. Затем я дополнительно задавал К. новые вопросы для Г. и получал новые его ответы.

 

Эти мои допросы и передопросы Г, о «Протоколах» продолжа­лись в течение одного-полутора месяцев.

 

            Раз данные сведения потом пополнялись новы­ми. Иногда Г. брал свои записки, где имелись и главы о "Протоколах", и прочитывал из них К-у от­дельным места, а К. тут же при нем записывал то, что было ответом на мои вопросы. Если потребуется, я более уточню рассказ о том, как мне вообще при­ходилось через К. расспрашивать и переспраши­вать Г.

 

            Г. никогда не говорил К., что сообщаемые им сведения представляют какую либо тайну, и я их получал для использования в печати. Да иначе сообщение этих сведений для меня, историка и публициста, и не имело бы смысла.

 

            К. говорил Г-у, что сведения о "Протоколах" мне нужны для моих исторических и литературных работ. Г. охотно давал для меня эти сведения, ввиду наших бывших отношений. Но Г., конечно, тогда не мог и предполагать, что я когда-либо буду свидетелем по делу о "Протоколах" на каком-нибудь суде, когда там мне придется огласить его сведения и неизбежно указать на их источник. Впрочем, тогда я и сам не мог знать этого и расспрашивал Г. через К. не для показаний на суде, а для моих литературных  работ о "Протоколах".

 

            К. не так давно удалось отыскать несколько запи­сей, сделанных им весной 1934 г. после разговоров с Г. Все они — их у меня теперь четыре, а было, по всей вероятности, больше — писаны рукою К.

 

{103} Сначала идут мои вопросы Г., а затем на том же листке находятся и его ответы.

            Вот целиком эти четыре записки К.

            Курсивом напечатаны ответы Г.

 

 

1.

В. Л. Б.(урцев.).

26. 3.1934.

 

            В Германии наци предпринимают издание "Сионских Протоколов" в количестве 2.000.000 экземпляров. В. Б. (Бурцев) придает огромное значение организации встречной кампании по этому поводу. В до­вольно торжественной форме он обратился ко мне с изложением его взгляда и на происхождение "Протоко­лов'', и на их роль в русской политической жизни, и на то зло, что они могут принести в дальнейшем.

Говорит о проекте своего плана борьбы с новой пропагандной кампанией гитлеровцев.     

 

 

2.

7.4. 1934.

 

            Поручение В. Л. переговорить о "С. П." с Г. Необ­ходимо выяснить личное отношение генерала к "С. П." и что ему известно о их происхождении и их распространении в России.

                        Протоколы, конечно, подложны. Отношение к ним со стороны бюрократии в большей части было отрицательное. Пользовались они успехом лишь в среде крайне правых, как Шмаков,. д-р Дубровин, Марков II и т. д.

9.4.1934.

 

3.

11. 4. 1934.

 

            Ряд вопросов по поводу "Сионских Протоко­лов" для Г.

1. Где были {104} составлены "С. П."?

2. Кто принимал участие в их составлении?

3. Как они попали в Россию?

4. Кто их представил ко двору и отношение к ним Николая II?

5. Были ли сделаны попытки установить их под­линность? Кем и когда? Результаты?

6. Отношение к "С. П." видных руководителей русской полиции?

1. В Париже. 1890-1900. Головинским.

2. Рачковский и Ко.

3. Через полк. Пирамидова и барона Гротгуса.

4. 1906 г.

«Какая глубина мысли!» «Какое предвидение!» «Какая точность исполнения!» «Наш пятый (т.е. 1905 г.) год, точно, под их дирижерство!»

5. Васильев, Мартынов в Москве.       

6. Николай II запретил — «нельзя чистое дело делать грязными способами». У большинства отрицательное. Некоторые, как Ратаев, пользовались ими из карьерных соображений.

 

 

4.

23. 4. 1934.

 

Дополнительные вопросы о «С. П.»:

1. Когда и где убит полк. Пирамидов?

2. Роль Гартинга, Рачковского, Манасевича-Мануй­лова?

3. Подробнее о выражениях Николая II. Отношение царицы?

4. Где родственники Ратаева, Гартинга и Александра Ив. (Ал.?) Красильникова? Их архивы?

5. Какое отношение имел ген. Носков?

 

1. 1903 г. (1901 г.), cnycк крейсера

2. ...................................................... (На этот вопрос в данной записке ответа не было, — ответ на него был получен особо.).

23. 4. 34

 

{105}

 

3. Такие самые, как и первый раз.

4. Не знает. Не знает.

5. Не имеет понятия.

 

———

 

            Когда таких ответов Г.. накопилось много, К.. систематизировал полученные сведения в отдельной записке. Эту записку, написанную его рукой, он мне дал тогда же (в мае 1934 г.), — до отъезда Г. в Америку,

т. е. до того, как я должен был лично видеться с Г. и лично получить от него дополнительные сведения.

На этом моем свидании с Г. настаивали и я, и К. Его записка должна была быть как бы конспектом для моего разговора с Г. Впоследствии эту записку я в оригинале передал суду в Берне, а затем она целиком была опубликована в печати — в связи с мои­ми показаниями в суде.                         

            Вот эта запись сведений, сообщенных тогда Г. К-у, к которому он относился с полным доверием, как вполне своему человеку.

 

            «Протоколы» составлены, в период 1896-1900 г. г. Составлены в Париже одним из агентов русской полити­ческой полиции, хотевшим отличиться на этом. Они были пересланы uм, помимо своего прямого начальства в Париже, в Петербург полк. Пирамидову. Последний передал их ген. барону Гротгусу (в настоящее время в Германии играет роль в гитлеровском движении; его два сына в Париже в «Аксион Франсэз»). Все попытки Гротгуса в период 1901-02 г. г. заинтересовать ими окружение имп. Нико­лая II и его самого, успеха не имели. Не помогло и содействие Мануйлова-Манасевича, не верившего в подлинность «Пpoтоколов», и проводившего их из личных соображений.

            Таким образом, дело с «Протоколами» заглохло. Им суждено было снова выплыть в период революции 1905 г. Продвинул их ген. Трепов, получивший их от ген. Джунковского. Чтение «Протоколов» произвело очень сильное впечатление на Николая II, который с того момента сделал их как бы своим политическим руководством. Харак­терны пометки, сделанные им на полях предоставленного ему экземпляра: «Какая глубина мысли!», «Какая предусмо­трительность!», «Каково точное выполнение своей {106} программы!», «Наш 1905 г. точно под дирижерство мудрецов», «Не может быть сомнений в их подлинности!», «Всюду видна направляющая и разрушающая рука еврейства» и т. д.

            Заинтересовавшись получением «Протоколов», Нико­лай II обратил внимание на заграничную агентуру и наградил многих орденами и денежными наградами.

            С 1908 (1906? 1907?) г. начинается новая эра для «Протоколов». Деятели Союза Русского Народа, как Шмаков, Марков II и др., обратились в министерство внутренних дел за разрешением широко использовать «Протоколы» для борьбы с воинствующим еврейством.

            Под давлением Лопухина, Столыпин приказал произвести секретное расследование об их происхождении двум жандармским офицерам — Мартынову и Васильеву.

            Дознание установило совершенно точно подложность Протоколов и их авторов. Столыпин доложил все Николаю II, который был глубоко потрясен всем этим. На докладе, же правых о возможности использовать их все же для антиеврейской пропаганды Николай II написал:

            «Протоколы изъять. Нельзя чистое дело защищать грязными способами».

 

           

Антисемиты считают невыгодным для себя опуб­ликовывать сведения, говорящие о подложности "Протоколов'', особенно, когда они исходят от лица для них авторитетного, и поэтому они их замалчивают. Свой заговор молчания вокруг вопроса о происхождении ''Протоколов" они начали вскоре после фабрика­ции их, как только увидели, что к ним, как к под­логу, отнеслись в правительственных сферах и даже в Департаменте полиции, а особенно, когда узнали, как к ним стал относиться сам Николай II.

Этот заговор молчания они продолжают и до сих пор. Поэтому, понятно, как глубоко должно было взволно­вать их то, что, со слов Г., было мной опубликовано.

 

            Разоблачения Г. имеют громадное значение для ха­рактеристики отношения Николая II к "Протоколам".

            По своим взглядам Николай II был, так ска­зать, наследственный антисемит. Свой антисемитизм он усвоил от отца, Александра III, убежденного {107} антисемита, несомненно, много сделавшего для развития в России антисемитизма. Для Николая II его отец был авторитетом и политическим руководителем и в еврейском вопросе, как и в большинстве других.

            Для Николая II борьба антисемитов с евреями была, очевидно, "чистым делом"!

            В окружении Николая II были определенные анти­семиты, с которыми ему приходилось сильно считать­ся. Антисемиткой была и императрица Александра Фе­доровна. Она до конца своей жизни верила в подлин­ность "Протоколов" и увлекалась немецкой свастикой. Это ее связывало и с тогдашним немецким довоенным антисемитизмом, который так пышно развился впоследствии при Гитлере.

 

Ее отношение к «Протоколам» было едва ли не единственным пунктом ее разногласия с Николаем II. При малейшем его сочувствии «Протоколы», конечно, еще в то время полу­чили бы официальное признание и имели бы в России такое же кровавое значение, какое потом имели они в 1918-19 г. г. на юге России или в Германии при Гитлере, и о них, конечно, много говорили бы на суде Бейлиса и прокурор-антисемит, и адвокаты-антисемиты, как Шмаков и Замысловский, выступавшие на этом суде.    (см. здесь, стр. {78}, ldn-knigi)

                               

            Сообщения Г. об отношении Николая II к «Протоко­лам», таким образом, устанавливают, что подлож­ность «Протоколов», доказательством чего был занят бернский суд в 1933-35 г. г.. еще 30 лет тому назад была вполне ясна Николаю II, его правительству и русскому общественному мнению.

 

 

(Конец 4-ой главы,  ldn-knigi)