§ 33. Временная эмансипация в полосе французского господства (Вестфалия, Франкфурт, Ганза).
- Шестилетнее господство наполеоновской политики в Германии (1806-12) принесло временную эмансипацию евреям тех государств, которые непосредственно входили в сферу французского влияния. Прежде всего, были эмансипированы евреи нового Вестфальского королевства, созданного Наполеоном (после Тильзитского мира 1807 года) из различных частей Ганновера, Брауншвейга, Гессена и владений Пруссии между Эльбой и Рейном. Во главе этого эфемерного государства стоял эфемерный король - брат Наполеона, Жером Бонапарт, управлявший по указаниям из Парижа. После объявления общей конституции Вестфальского королевства, установившего равенство всех граждан, был издан особый королевский декрет (январь 1808) об отмене всех ограничений для евреев. Декрет начинается заявлением: «Все подданные наши, следующие закону Моисея, будут пользоваться в нашем государстве теми же правами, вольностями и свободами, какие предоставлены прочим нашим подданным». Даже евреям переселяющимся из других стран, обещано полное равноправие. То был первый акт эмансипации на территории Германии.

Переход от рабства к свободе вызвал необычайный энтузиазм в еврейском населении Вестфалии. При въезде короля Жерома в его резиденцию, город Кассель, евреи особенно горячо приветствовали его. Во время иллюминации, в окне одного еврейского дома были выставлены ручные арестантские цепи огромной величины, с надписью «Наши цепи разбиты». Вскоре еврейская депутация явилась лично приветствовать короля. Во главе депутации стоял влиятельный общественный деятель, друг и единомышленник Фридлендера, Израиль Якобсон из Брауншвейга.

Финансовый агент при дворе брауншвейгского герцога Карла-Фердинанда Якобсон перешёл на финансовую службу к Жерому Бонапарту после того, как Брауншвейг вошёл в состав Вестфальского королевства. Якобсон уже давно сочувствовал французским порядкам, мечтал об эмансипации евреев Германии по французскому образцу и о реформах в еврейском быте. Весть о созыве Наполеоном съезда еврейских нотаблей в Париже привела его в восторг. Он написал императору письмо (летом 1806) с призывом распространить свою «преобразовательную деятельность» на евреев всех стран. Письмо это было опубликовано в газетах и, может быть, послужило одним из толчков к созыву «великого синедриона». Решения синедриона окрылили Якобсона, который ещё раньше носился с мыслью о спасении евреев путём бытовой ассимиляции. В городке Зеезен существовала с 1801 года основанная на средства Якобсона школа-пансион, где вместе обучались еврейские и христианские дети. Образцово поставленная школа приобрела известность и доставила учредителю славу щедрого филантропа. Внешнее, порою искусственное сближение евреев с христианами, а еврейских форм жизни с христианскими - эта излюбленная идея Якобсона была источником и его добрых дел, и его печальных ошибок.

9 февраля 1808 года двадцать два депутата от еврейских общин Вестфалии, с Якобсоном во главе, представились в Касселе королю Жерому. Якобсон держал речь, в которой сравнил маленького брата великого Наполеона с Киром, освободителем пленного Израиля, «изнывавшего под игом варварского законодательства». Евреи окажутся достойными дара равноправия: «они дадут вашим войскам солдат, вашим городам купцов, вашим нивам пахарей». Король ответил очень сердечно: «Скажите вашим братьям, чтобы они старались пользоваться данными им правами. Они могут рассчитывать на моё покровительство наравне с моими прочими детьми».

Эмансипация была обеспечена, и Якобсон с жаром принялся за насаждение в новом королевстве французско-еврейского консисториального строя, проект которого был выработан незадолго перед тем в Париже. Правительственная комиссия под руководством Якобсона быстро приспособила этот проект к местным условиям, и декретом от 31 марта 1808 года король Жером оповестил о новой организации еврейских общин в Вестфальском королевстве. Это было спустя две недели после опубликования наполеоновского декрета о консисториях во Франции (см. §24). Во вступлении к Вестфальскому декрету приведены следующие характерные мотивы: «Коль скоро евреи пользуются наравне с другими нашими подданными свободой отправления своего культа, последний должен быть, как и другие культы, подчинён нашему надзору, дабы не возникало противоречий между ним и законодательством (государственным) и с той общественной моралью, которая должна служить руководством для всех людей и образовать из них только одно политическое общество. Евреи должны перестать быть отдельной корпорацией (un corps a part), а по примеру всех прочих наших подданных различных вероисповеданий - раствориться в нации (se fondre dans la nation), коей они состоят членами». Декретом учреждается в Касселе, королевской резиденции, еврейская духовная консистория, состоящая из председателя, трёх раввинов и двух учёных мирян. Она должна содержаться на средства самих общин, а не государства. Как и во Франции, консистория ведает всеми духовными делами общин, в том числе и «религиозным обучением». Консистория обязана также внушать раввинам и учителям, чтобы они «проповедовали послушание законам, в особенности тем, которые относятся к защите отечества, поучая, что военная служба есть священный долг, исполнение которого освобождает от всех религиозных обрядов, с этой службой несовместимых».

К концу 1808 года консистория в Касселе была открыта. Президентом её был назначен по распоряжению правительства Израиль Якобсон, хотя он и не имел духовного сана, а членами - три раввина и два мирянина (одним из учёных мирян был Давид Френкель, дессауский учитель и издатель прогрессивного еврейского журнала на немецком языке «Sulamith»). Все эти члены были назначены по указанию Якобсона, который сделался полновластным распорядителем нового учреждения. Он заказал печать консистории, на которой значилось: «Королевская вестфальская консистория Моисеевой религии». Сам он нарядился в парадный «президентский» костюм - рясу из чёрного сукна, шитую золотом, с изображением десяти заповедей на груди. Кассельская консистория превратилась в еврейское министерство духовных дел, откуда исходили декреты, регулировавшие всю внутреннюю жизнь евреев королевства (25) . Якобсон с жаром принялся за дело реформы общинного и религиозного быта. Он исходил при этом (как видно из представленной им правительству записки) из убеждения, что только такая реформа может спасти еврейскую общину и даже всё новое поколение от окончательного разложения. Он видел в германском еврействе две крайности: с одной стороны - строго-ортодоксальную массу, дорожащую обветшалыми формами религии и быта, а с другой - новое поколение, которое под влиянием европейского образования, часто поверхностного, отрекается от религии отцов или пополняет кадры людей, стоящих вне еврейства и христианства, пустых франтов, распущенных, безнравственных, компрометирующих идею просвещения в кругах консервативных. Во Франции - говорит Якобсон в своей записке - дело возрождения евреев идёт по верному пути: сначала революция эмансипировала евреев и уравняла все религии, во времена Конвента она упразднила саму религию, ныне же император Наполеон, создатель парижского синедриона, принял меры к организации еврейского культа, - и эта французская система переустройства еврейской общины может найти наилучшее применение в Вестфальском королевстве.

И вот Кассельская консистория стала издавать циркуляр за циркуляром: о правах и обязанностях раввинов и общинных старшин, о синагогах, училищах, учительском персонале и т.п. Действовала она по-наполеоновски, декретируя различные изменения в религиозных обычаях, особенно в тех, которые были связаны с гражданскими актами. Основываясь на королевском декрете, консистория объявила недействительными все браки и разводы, которым не предшествовали соответствующие акты в гражданских учреждениях. Она запретила венчание под открытым небом и некоторые устарелые брачные церемонии. Она установила обязательную религиозную «конфирмацию» в синагоге: для мальчиков в 13 лет, для девочек в 12, по образцу протестантской конфирмации, с публичным экзаменом по катехизису, с речами, поучениями раввинов и т.п. Уже это нововведение задело совесть правоверных, но ещё более взволновали их распоряжения консистории относительно синагог. Желая установить однообразный порядок богослужения, консистория запретила публичное богослужение в частных молельнях и обязала всех жителей каждого города молиться только в одной официальной синагоге, где богослужение совершается по предписанному консисторией чину, с опущением многих молитв и устранением многих обрядов. Когда по этому поводу начались волнения в общинах и к правительству поступил ряд жалоб на стеснение свободы совести, Якобсон добился опубликования королевского декрета (5 июля 1811), коим строго подтверждалось распоряжение консистории о запрещении частного богослужения вне реформированных синагог. Таким же бюрократическим путём проведена была и школьная реформа. Консистория предписала открывать в каждом городе по одной школе, где религию и библейский язык должен преподавать учитель-еврей, а общеобразовательные предметы - христианин. Частное обучение в хедерах запрещалось. В 1810 году в Касселе были открыты первое начальное училище нового типа и семинария для подготовки учителей. Все эти нововведения требовали громадных расходов, для покрытия которых приходилось всё увеличивать обложение общин. Податное отягощение, в связи с недовольством новыми порядками, вызвало много жалоб со стороны общин. Они просили короля упразднить дорого стоящую консисторию и облегчить бремя специальных налогов, которые евреи должны уплачивать сверх общих государственных налогов.

Но уже близился конец эфемерного Вестфальского королевства: оно пало вместе с Наполеоном (1813), а с ним пала и вся новая организация еврейства. Коротка была эра полной эмансипации: едва шесть лет просуществовал вестфальский оазис равноправия на территории Германии. Свободно вздохнули в этот короткий промежуток два десятка тысяч евреев, раскрепощённых, превращённых из «терпимых» в граждан. Многие шли на этот огонёк свободы: из отсталых стран Германии группы бесправных переселялись в Вестфалию. Коротка была эра и внутренних реформ, предпринятых Якобсоном. Они, впрочем, были обречены на неудачу и помимо политического кризиса. У Якобсона было одно хорошее побуждение: путём реформ облагообразить духовную жизнь евреев и сделать её более привлекательной для нового поколения «образованных», которых отталкивали от еврейской общины и синагоги их обветшалые формы. Но рядом с этим побуждением стояло другое, обращённое к внешнему миру: желание переделать на немецкий лад синагогу, школу, общинный строй, с целью сближения и слияния евреев с христианами. Не замечая более глубоких причин отпадения образованного класса, Якобсон все надежды возлагал на церемониальные реформы, проводимые, вдобавок, сильной рукой бюрократии. Он превратил консисторию в фабрику реформ, которые навязывались общинам, и не обращал внимания на протесты недовольных. Как большинство деятелей той революционной эпохи, Якобсон не понимал способа эволюционной реформы, идущей от исторических корней. Подобно Фридлендеру и другим вождям «нового еврейства», он отрицал идею еврейской национальности, и вся его работа сводилась к поверхностному компромиссу между безверием и «очищенной» по последней моде религиозностью.

Еще короче, чем в Вестфалии, был промежуток эмансипации в старом гнезде бесправия имперском вольном городе - Франкфурт на Майне, и труднее досталась здесь эта эфемерная свобода. До нашествия Наполеона в Германию, Франкфуртское гетто (§ 2) являлось скалой средневековья среди волнующегося моря современности. Управлявшая городом патрицианская олигархия и слышать не хотела о каких-либо новшествах. Напрасно узники гетто стучались в двери европейских конгрессов (§ 28), - ответа не было. А между тем и тогда уже что-то шевелилось в стенах гетто: вольный дух проникал туда сквозь пробитые берлинским просвещением бреши и волновал, звал к новой жизни. Группа просвещённых франкфуртцев основала свободную гимназию «Филантропин» для воспитания еврейских детей в духе современности (1804), и новое учреждение стало цитаделью реформы. Пришедшая скоро весть о заседаниях собрания нотаблей в Париже подняла дух франкфуртских просветителей и тем сильнее окрылила их надежды, что в том же году (1806) Наполеон взял в свои руки судьбы Германии, образовав «Рейнский союз» с Франкфуртом в центре. Из Франции шли надежды эмансипации, из гетто в ответ неслись гимны освобождения. Во Франкфурте образовался прогрессивный союз из 250 членов общины, поставивший себе целью пересадить французские реформы на почву Германии. В ноябре 1806 года союз послал приветственный адрес парижскому собранию еврейских депутатов. В адресе восхвалялись и великодушие французской нации, «разбившей оковы столь долго угнетаемого народа», и благодеяния «бессмертного Наполеона», созвавшего лучших людей еврейства для «очищения нашей религии», и «мудрые ответы» парижского собрания на вопросы императора. В адресе выражалось пожелание, чтобы «прекрасный пример Франции распространился и по ту сторону границы этой империи». Франкфуртский адрес был прочитан в собрании депутатов в тот момент, когда оно готовилось уступить своё место «великому синедриону», и председатель собрания Фуртадо ответил германским приверженцам наполеоновского культа письмом в том же духе. Спустя два месяца, представители франкфуртской общины (раввин Соломон Триер и Исаак Гильдесгейм) имели уже «счастье» заседать в парижском синедрионе. В одном из последних заседаний франкфуртские депутаты заявили, что их община всецело присоединяется к решениям синедриона и готова подчиниться им, «после того, как наш правитель одобрит их и наши братья будут пользоваться равными гражданскими правами, какими уже пользуются евреи Франции и Италии». Связь внутренней реформы с эмансипацией была ясно установлена в этом заявлении, и паломничество франкфуртцев в Париж получило здесь надлежащее освещение.

«Правитель» Франкфурта, о котором говорили депутаты, был назначенный Наполеоном глава Рейнского союза князь-примас Карл Дальберг (бывший Майнцский курфюрст), человек либеральный во французском вкусе. Он был готов упразднить позорный режим гетто, но франкфуртская городская олигархия - консервативные патриции и бюргеры - пошла только на самые незначительные уступки. 30 ноября 1807 года был издан новый регламент для евреев города Франкфурта (Neue Stattigkeit-und Schutzordnung der Judenschaft), которая почти ничего существенного не изменила в старом порядке. По этой хартии, еврейский квартал расширен, но не упразднён; число еврейских семейств не должно возрастать против прежней нормы (500) , и новый брак разрешается только в случае «вакансии» в пределах этой нормы; многие отрасли торговли ещё закрыты для евреев, только к ремёслам и школьному обучению они допускаются свободно. За эти «привелегии» еврейская община Франкфурта должна уплачивать городу огромную сумму Shutzgeld - 22.000 гульденов ежегодно. Подписывая новый регламент, князь-примас присовокупил, что с течением времени возможны «сообразные с духом века» изменения в этом акте или даже полная отмена удержанных в нём ограничений.

Евреев Франкфурта, ждавших всяких благ от французского протектората, новый регламент сильно разочаровал. Прогрессисты подняли протест. Назначенные администрацией новые старшины еврейской общины отказались вступить в должность. Депутация от общины представилась князю-примасу в Париже и подала ему петицию-протест, подписанную сотнями членов. В дело вмешался и вождь эмансипированных вестфальцев, Израиль Якобсон. Он подал примасу «всеподданнейший доклад», в котором призывал его идти по стопам «героя века» - Наполеона и покончить с варварскими пережитками, позорящими франкфуртское законодательство (начало 1808 г.). В защиту старого законодательства и против напечатанного доклада Якобсона выступил автор анонимной брошюры. Этой борьбой заинтересовался великий уроженец Франкфурта, князь поэзии и поэт князей - Гёте. На высотах мысли Гёте не мог освободиться от жалких сословных идеалов той патрицианской среды, из которой он вышел, и его симпатии были всецело на стороне угнетателей. Он находил (как видно из его частных писем), что новая франкфуртская «конституция» совершенно правильно «трактует их (евреев), как истинных иудеев и бывших императорских камеркнехтов». В весёлом каламбурном тоне Гёте сообщает в письме: «Мне было очень приятно, что так ловко спровадили этого финансового советника, якобинского израильтянина» (den jacobinschen Israelssohn каламбурная переделка имени Israel Jacobsohn). И действительно, на первых порах протесты и петиции борцов за право не имели успеха.

Перемена наступила только с 1810 года, когда под управлением того же князя-примаса окончательно конституировалось Великое Герцогство Франкфуртское (оно состояло из имперского города Франкфурта с частями курфюршества Майнцского и некоторых других прирейнских территорий). Основные законы Герцогства гласили, конечно, о равенстве всех перед законом, но евреев не торопились уравнять в правах. Начался торг между бюргерами и евреями об объёме этих прав и о вознаграждении за них. Князь-примас, теперь великий герцог Карл, согласился предоставить евреям равноправие под условием уплаты франкфуртской общиной 440.000 гульденов, то есть двадцатикратной годовой суммой, которую они ранее вносили в качестве Shutzgeld и которую с уравнением их теряет казна. Евреи согласились - и сделка состоялась. 28 декабря 1811 года был опубликован герцогский эдикт, объявивший, что отныне и для евреев Франкфурта вступает силу статья основных законов о равенстве граждан и что все прежние ограничения в правах окончательно отменяются.

Таким образом, франкфуртские евреи купили своё равноправие за полмиллиона гульденов, но едва ли они бы согласились дать такую сумму, если бы предвидели, что это равноправие будет иметь силу только в течение двух лет. Как только выяснились результаты освободительной войны (1813-1814), франкфуртское бюргерство поспешило сбросить с себя вместе с французским игом и «бремя» еврейского равноправия.

Временную свободу принесло французское владычество и евреям трёх ганзейских городов - Гамбурга, Любека и Бремена. Большая еврейская община Гамбурга (до 9000 человек) стонала под гнётом регламента, изобретённого законодателями этого вольного города бюргерским сенатом и купеческими гильдиями, которые ревниво охраняли торговые интересы христиан от конкуренции со стороны евреев. Оккупация Гамбурга французскими войсками (1810) включила этот город непосредственно в состав французской империи, и гражданское равенство евреев установилось здесь сразу, безо всякой борьбы (1811). Исчезли ограничения в праве жительства и приобретения недвижимости, в торговле, ремесле и школьном обучении. Даже в городскую думу были избраны некоторые гласные-евреи. Общинное самоуправление начало преобразовываться по консисториальному типу, установленному в Париже... Но равноправие, пришедшее с французскими войсками, ушло вместе с ними, когда в начале 1814 года освободительная немецкая армия заняла Гамбург. Сражавшиеся в рядах этой армии дети гамбургских евреев не подозревали, что освобождение германского отечества приведёт с собою новое порабощение еврейского народа.

В торговых городах Любек и Бремен, куда раньше евреи вовсе не допускались, успели образоваться в этот короткий трёхлетний промежуток небольшие еврейские колонии, преимущественно из жителей окрестных городов и сёл. Но освобождение Германии от французов «освободило» и эти города от нежелательного местному христианскому купечеству еврейского элемента.

 

Примечания.

(25) В 1808 году число евреев в Вестфальском королевстве достигало 15.000, но оно постоянно увеличивалось притоком переселенцев, которых эмансипация привлекала туда из прочих мест Германии.