§ 41. Еврейский вопрос в литературе Четырёхлетнего сейма. - Первый год французской революции был первым годом польской реформы. В Париже Генеральные Штаты, под напором освободительного движения, превратились из сословного парламента в бессословное Национальное собрание - в Варшаве новый реформаторский сейм, названный Четырёхлетним или Великим, оставался строго сословным, шляхетским, но и на нём лежала печать французских идей XVIII века. В двери сейма стучалось третье сословие - мещанство, требовавшее равноправия, и одной из главных реформ сейма было уравнение мещан со шляхтою в гражданских, хотя и не политических, правах. Ещё два больших вопроса внутренней жизни требовали внимания законодателей-реформаторов: вопросы крестьянский и еврейский. Первый обсуждался, но не мог быть разрешён дворянским парламентом иначе, как в интересах рабовладельцев-помещиков. Еврейский же вопрос только промелькнул в шумных собраниях Четырёхлетнего сейма и, как чёрный призрак, был отогнан в дальний угол палаты, в особую «депутацию» или комиссию, где и застрял, не дождавшись разрешения... Нельзя, впрочем, всецело приписать этот результат консерватизму обновителей Польши - была ещё причина, мешавшая радикальным реформам: над Польшей висел обнажённый меч России, которая не желала внутреннего обновления страны, предназначенной после первого раздела на второе и третье блюда за трапезой «великих держав». Сейм боролся против тяжёлой опеки России, осуществлявшейся её резидентом в Варшаве, и готовил страну к неизбежной войне с могущественным соседом. «Сеймующим сословиям» приходилось больше думать о реорганизации армии и усилении военного фонда, чем о внутренних реформах.

За стенами сейма клокотала и бурлила общественная волна. Рядом с законодательным собранием стал литературный парламент - знаменитая политическая «литература Четырёхлетнего сейма», в которой отражались либеральные течения века. Одна «кузница Коллонтая», эта публицистическая канцелярия реформаторов, наводняла страну брошюрами и летучими листками, касавшимися всех вопросов переустройства Речи Посполитой. Десятки брошюр были посвящены, всецело или отчасти, еврейскому вопросу. Полемика по поводу проектов «еврейской реформы» велась здесь с большой страстностью, затемняя парламентские прения.

Толчок к литературной полемике по еврейскому вопросу дала брошюра, опубликованная сеймовым депутатом от Пинска - Бутримовичем, главным борцом за обновление еврейства в Польше. То была перепечатка известной брошюры «Безымянного обывателя», распространявшейся в двух изданиях - 1782 и 1785 годов (§ 9). Издавая вновь эту брошюру в 1789 году, Бутримович дал ей новое заглавие («Способ преобразования польских евреев в полезных для страны обывателей») и снабдил её своими замечаниями. Популярный сеймовый депутат скрепил, таким образом, своею подписью проект «реформы», основанный на принципе, что в нынешнем состоянии евреи «вредны для государства» не по природе, а вследствие особого воспитания и склада жизни. Следовательно, их необходимо политически и духовно перевоспитать, прежде чем приобщить к союзу граждан. Реформа сводилась здесь к поощрению полезного труда - земледелия и ремесла среди евреев и устранению их от вредного питейного промысла, к борьбе с их обособленностью путём сокращения кагальной автономии, к замене «жаргона» польским языком в школе и деловых сношениях, к запрещению отличительной одежды и привоза еврейских книг из заграницы. К этому проекту «просветительных» репрессий Бутримович прибавил корректив: не допускать евреев к отбыванию воинской повинности натурой, пока просвещение не превратит их в патриотов, готовых служить отечеству.

Однако, и этот проект, основанный на системе опеки и принудительной ассимиляции, казался слишком либеральным большинству передового польского общества. В одном из прогрессивных польских журналов появились «Размышления по поводу проектируемой Бутримовичем еврейской реформы» (декабрь 1789). Автор «Размышлений», признавая элемент «здравой политики» в проекте Бутримовича, упрекает, однако, составителя в том, что «вследствие ревностной заботы о сохранении прав человека, он потворствует порокам евреев». Анонимный журналист требует полного упразднения кагалов и оставления за еврейскими общинами только синагогальной автономии. Затем, он считает нужным ограничить лавочную торговлю евреев в городах, дабы вытеснением их из торговли толкать их больше к ремеслу и земледелию. Некоторые публицисты отзывались о евреях с резкостью, граничащей с юдофобией. Демократически настроенный ксендз, знаменитый Сташиц, автор «Предостережений Польше», называет евреев «летнею и зимнею саранчой для края» и говорит, что только в среде, где покровительствуют праздности, могла приютиться эта «толпа тунеядцев», - забывая, что эти «тунеядцы» создали торговлю шляхетско-холопской страны. Большинство обличителей еврейства сходилось в том, что недостатки этой нации можно исправить путём преобразования её быта сверху. Старый исторический народ, веками самоуправлявшийся, представлялся каким-то сбродом, быт которого можно переделать по произволу: для этого надо только заменить еврейский язык польским - сначала в публичных актах, а потом и частной жизни, на место народной школы поставить государственную, на место кагала - магистрат, на место торговли - ремесло и земледелие. Прожектёры расходились только в степенях радикальности и принудительности «реформы»: одни совершенно уничтожают общинную автономию (Коллонтай), другие только ограничивают её определёнными функциями и отдают кагал под надзор правительства (Бутримович и др.). Одни предлагают стричь евреям бороду и пейсы, жечь Талмуд и сократить числоеврейских праздников, другие довольствуются запрещением традиционной еврейской одежды и закрытием еврейских типографий, с «поощрением перевода еврейских религиозных книг на польский язык». Нормировка еврейских браков по австро-прусскому образцу (женитьба с дозволения администрации, по предъявлении доказательств материальной обеспеченности и общеобразовательного ценза) нравится всем прожектёрам. Некоторые публицисты впутывали в еврейский вопрос и вопрос о «неофитах», то есть выкрестах из секты франкистов, которые вошли в состав польского дворянства и мещанства, но там чувствовали себя чужими и стояли изолированно между христианским и еврейским обществом. Авторы одобряли презрение польского общества к двуличным неофитам, которые сохраняли свои сектантские наклонности, ездили на поклон к Франку заграницу или посылали ему деньги.

Против хора голосов, осуждавших всё еврейское население и обрекавших его на коренную «переделку» полицейскими способами, раздался только один еврейский голос. Холмский раввин Герш Юзефович опубликовал брошюру на польском языке: «Мысли по поводу плана преобразования польских евреев в полезных для страны обывателей». Воздавая должное просвещённому благожелательству Бутримовича, раввин выражает своё изумление по поводу того, что даже просвещённые люди огульно осуждают еврейство и ставят проступки отдельных лиц в вину всему народу, который имеет немало добродетелей и приносит пользу стране. Автор решительно протестует против предполагаемого упразднения кагалов и вмешательства в духовные дела евреев, вообще - против проектов ассимиляции, «которая приведёт к окончательной гибели еврейства». Правоверный раввин, он даже не хочет уступать в вопросе о перемене одежды, замечая не без иронии, что коль скоро евреев относят в разряд дурных людей, то ведь лучше оставить за ними традиционную одежду, которая даёт возможность отличить их от христиан.

В те годы не было ещё в Варшаве влиятельной группы евреев-мендельсонианцев (они появились только в следующие годы, при владычестве Пруссии), которые могли бы печатно высказаться о предложенной реформе со своей точки зрения. «Просвещёнными» считались тогда лица, имевшие сношения с двором или правительством по финансовым операциям или казённым поставкам. В архиве сохранился проект одного из таких «передовых» людей, королевского фактора Абрама Гиршовича, поданный Станиславу-Августу во время «Великого Сейма». Автор предлагает некоторые патентованные средства реформаторов-поляков: привлечение к ремёслам и земледелию («в пустопорожних степях Украины») и запрещение равных браков, но реформу одежды советует начать только с запрещения роскоши в платье - шёлка, атласа, бархата, жемчуга и драгоценных камней, ибо эта погоня за нарядами разоряет людей среднего достатка. Раввинов, по мнению Гиршовича, следует назначать только для больших городов, а не для местечек, ибо во владельческих местечках раввины покупают свои должности у помещиков и потом разоряют поборами свою паству. В кагалах порядок должен быть установлен правительством, ибо сами евреи, вследствие своих разногласий, «не могут установить для себя разумные правила». В проекте выражена полная готовность покориться воле власть имущих в деле «искоренения предрассудков и ложных понятий заблуждающегося народа»... Не мог ещё прозвучать в ту пору голос свободного еврея, который сказал бы польским «реформаторам»: если вы ходите сделать евреев «полезными для государства», вы, прежде всего, должны сделать государство полезным для евреев в той же мере, в какой оно полезно для других народностей, составляющих его. Гражданское равноправие и свобода - единственные меры для исправления того, что исковеркали вековое неравенство и гнёт. Польские реформаторы, верные догме «просвещённого абсолютизма», не могли ещё возвыситься до простой истины, высказанной в Париже в годы революции: «Не может быть полусвободы, как не может быть полусправедливости».