§ 49. Война 1812 года. - Роль евреев в войне 1812 года не была так незначительна, как принято думать в силу того факта, что в тогдашней России евреи ещё не привлекались к действительной службе в армии. Театром великой войны была та западная Россия - главным образом Белоруссия и Литва, - которые имели сплошное еврейское население, расположенное в городах, местечках и деревнях. От сочувствия этого населения к той или другой из воюющих сторон весьма часто зависели успех или поражение расположенного в данной местности отряда. Поляки, как известно, в большинстве сочувствовали Наполеону, от которого ждали восстановления польского государства. Более сложным представлялось отношение еврейского общества к воюющим сторонам. С одной стороны, недавние гонения на сельских евреев должны были вызвать в них враждебные чувства к русскому правительству, и если бы эти гонения продолжились, французская армия была бы встречена гонимыми как избавительница. Однако, выселение из деревень было приостановлено ещё за три года до войны, а затем предвиделась полная отмена жестокого закона, столь резко осуждённого в официальном докладе Комитета. С другой стороны, блеск Наполеона уже значительно потускнел даже в еврейских кругах Запада. В России, где еврейское общество было сплошь ортодоксально, реформаторские затеи Наполеона казались опасными. Замена кагальной автономии консисториальной организацией казалась гибельной для нации. Хасидские массы, наиболее консервативные, были признательны Александру I за то, что он предоставил им (по статье «Положения» 1804 года о сектах) право выделиться в особые синагоги внутри общин. Вождь белорусских хасидов, рабби Шнеер-Залман, сначала потерпевший от подозрительности русского правительства, но потом признанный благонадёжным, выразил отношение ортодоксального еврейского общества к обоим борющимся монархам в следующем пророчестве: «Если победит Бонапарт, богатство евреев увеличится и положение их (гражданское) поднимется, но зато отдалится сердце их отОтца нашего небесного. Если же победит наш царь Александр, сердца еврейские приблизятся к Отцу нашему небесному, хотя увеличится бедность Израиля и положение его унизится». Это означало, что следует предпочесть гражданское бесправие полноправию, поскольку первое связано с неприкосновенностью религиозного быта, а последнее - с его разрушением.

Все эти причины, вместе с бессознательным возмущением масс против вторгшегося неприятеля, привели к тому, что евреи северо-западного края проявляли везде чувства преданности интересам России и часто оказывали существенные услуги русской армии по части разведки и обеспечения продовольствием. Известный русский партизан Давыдов рассказывает: «Дух польских жителей Гродно был для нас весьма неблагоприятен. Напротив, все вообще евреи, обитающие в Польше, были столь преданы нам, что не хотели служить неприятелю в качестве лазутчиков и весьма часто нам сообщали важнейшие сведения о нём». В виде ненадёжности администраторов-поляков, пришлось передать всю полицейскую власть в Гродно еврейскому кагалу. Виленский губернатор свидетельствовал, что «еврейский народ оказывал во время нахождения неприятеля особую приверженность российскому правительству». Поляки были раздражены русофильством евреев. Распространялись слухи, будто поляки готовятся перерезать всех евреев и русских в Виленской и Минской губерниях и в Белостокской области. Нередко совершались самоотверженные подвиги. Евреи, укрывавшие в своих домах, русских курьеров с депешами, проводившие их к начальнику русского отряда, или дававшие русским командирам сведения о расположении неприятельской армии, - расстреливались или вешались, когда попадались в руки французам. Александр I знал об этих подвигах. В Калише он дал аудиенцию членам кагала и долго беседовал с ними. Среди евреев того края циркулировали воззвания на народном языке, где предлагалось молиться об успехах Александра I, который избавит евреев от неволи. Вообще патриотический подъём охватил в значительной степени и еврейскую массу.

При главной квартире продвигавшейся на Запад русской армии находились в 1812-13 годах два еврейских «депутата»: Зундель Зонненберг из Гродно и Лейзер Диллон из Несвижа. Эти два общественных деятеля играли, по-видимому, во время похода двоякую роль - крупных поставщиков, которые получали непосредственные поручения от интендантства и передавали их своим агентам на местах, и уполномоченных от кагалов для передачи их нужд царю и высшим сановникам. В те смутные годы правительству было выгодно держать при главной квартире представителей еврейского населения, которые могли влиять на своих соплеменников в духе данных им инструкций политического характера. В июне 1814 года, будучи за границей (в Брухзале), Александр I выразил через этих депутатов «еврейским кагалам своё милостивейшее расположение» и обещал вскоре дать «определение относительно их (евреев) желаний и просьб касательно современного улучшения их положения». Находясь ещё под впечатлением вестей о патриотическом настроении евреев, Александр I был склонен к улучшению их участи. Но общая реакция, наступившая в Европе и в России после Венского конгресса, оказалась роковой и для российских евреев.

§ 50. Экономический быт и его кризисы. - Политические кризисы переходной эпохи (1789-1815 г.) не могли не вызвать и экономических потрясений в жизни польско-русских евреев. Миллионное еврейское население западнорусских губерний делилось в то время на две части: большая половина проживала в городах и местечках, а меньшая в деревнях. Усилия русского правительства той эпохи перевести всю еврейскую массу в городское сословие, с выделением из неё новой группы земледельцев, не достигли желанной цели, но зато успели нарушить прежнее равновесие между городскими и сельскими промыслами евреев.

Городской еврей был торговцем, ремесленником или шинкарём. Во многих городах замечается численный перевес еврейского купечества над христианским. Особенно усилилось в это время участие евреев во внешней торговле: множество купцов ездило ежегодно на заграничные ярмарки (в Лейпциг и др.) для закупки товаров, преимущественно мануфактуры. Вывозили же они продукты Польши и России: меха, кожи и т.п. По мере того, как польская территория входила в состав России, для ввозимых заграничных товаров открывался обширный новый рынок - внутренние российские губернии. Евреи устремились туда, но сразу встретили отпор со стороны русских купцов, завопивших о конкуренции и побудивших правительство признать монополию туземных купцов во вред потребителю (§ 45). Монополистам, правда, не удалось совершенно закрыть внутренний рынок для изящных и дешёвых заграничных товаров, которые всё-таки привозились купцами-евреями в дозволенные им временные приезды (по Положению 1804 года такие приезды разрешались по особым губернаторским паспортам), но свободное развитие еврейской торговли сильно тормозилось пограничным кордоном между западной и восточной Россией. Вторая городская профессия, ремесло, считалась ниже рангом, чем торговля: ею занимался беднейший класс. Ремесленный труд очень плохо оплачивался. Специально-еврейские цеховые организации встречались редко. Когда же из бедного местечка ремесленник-еврей отправлялся на заработки в город, его враждебно встречали организованные христианские цехи. Ещё в польской Варшаве, накануне второго раздела, такая «встреча» вылилась в форму погрома. Рядом с лавкой и ремесленной мастерской стоял шинок или кабак, который обыкновенно соединялся с заезжим домом или постоялым двором. Продажа водки в городах была рассчитана главным образом на крестьян, приезжавших из деревень по праздничным и базарным дням. Но в городах питейный промысел занимал второстепенное место - его главное гнездо находилось в деревнях.

Все серьёзные наблюдатели тогдашнего экономического быта свидетельствуют, что в городах и сёлах еврейский посреднический или ремесленный труд являлся главным устоем культурного хозяйства, что без еврея нельзя ни купить, ни продать, ни что-либо изготовить. Еврей стремился к удешевлению продукта, как в ремесле, так и в торговле. Он довольствовался ничтожным заработком, ибо крайне скудно удовлетворял свои физические потребности. Благодаря посредничеству вездесущего еврея-скупщика, крестьянин сбывал на месте все свои продукты, даже такие малоценные, которые ему не стоило бы возить в город. И при этой неутомимой, лихорадочной работе еврей в среднем был так же беден, как и крестьянин, хотя еврейскому быту была чужда одна из причин крестьянского разорения - пьянство. Это вызывалось переполненностью городов и местечек торговцами и ремесленниками, которая особенно давала себя чувствовать вследствие систематического вытеснения евреев из их исконных сельских промыслов и наплыва поселян в города.

Когда официальные акты говорили о «питейном промысле» евреев в деревнях, как исключительном их занятии, они не точно определяли объём сельских промыслов еврея, которые были связаны с питейным делом, но не покрывались им. Арендуя право пропинации у помещика или казны, еврей держал в аренде и другие статьи сельского хозяйства - молочную ферму, мельницу, рыбную ловлю. Затем, он занимался скупкой хлеба у крестьян и продажей им необходимейших в хозяйстве товаров - соли, посуды, кос, серпов и т.п., которые он привозил из города. Он, обыкновенно, совмещал в своём лице виноторговца, лавочника и скупщика. По дороге, между городом и деревней тянулась цепь еврейских корчем или постоялых дворов, которые в то время конного сообщения служили станциями для проезжающих. Всю эту веками сложившуюся хозяйственную организацию русское правительство стремилось разрушить. Ещё при Екатерине II губернаторы часто гнали деревенских евреев в города, ссылаясь на «основной закон», в силу которого евреям следует «записываться в купечество и мещанство». Двусмысленный указ 1795 года о том, чтобы «стараться переселить евреев в уездные города, дабы сии люди не скитались во вред обществу», развязал усердным администраторам руки. Когда же появился закон 1804 года о предстоящем спустя три года выселении всех евреев из деревень, многие помещики, не дожидаясь срока, стали отказывать своим арендаторам-евреям в праве проживания и торговли в деревнях. Начался наплыв в города, где не хватало источников пропитания и для прежних обывателей. Правительство манило гонимых к двум новым профессиям - к основанию фабрик и земледельческих колоний. Для открытия фабрики у бедного поселянина не было ни денег, ни умения, да и невозможно было искусственно насаждать фабричный промысел без предварительного обеспечения рынка для сбыта продуктов. Несколько фабрик шерстяных изделий было основано евреями в Литве и Волыни, но они, конечно, не могли дать работы десяткам тысяч людей. И вот все взоры обратились на земледельческуюколонизацию.

Указом 1804 года были обещаны несостоятельным евреям, желающим стать земледельцами, казённые земли в ряде губерний, денежные ссуды на обзаведение и освобождение от податей в течении нескольких лет. Поселяне-изгнанники ухватились за это обещание, как за якорь спасения. В 1806 году группы евреев из Могилёвской губернии (чериковского и мстиславского уездов) обратились к губернатору с просьбой переселить их в Новороссийский край для занятия хлебопашеством. Поверенный одной из этих групп, Нохум Финкельштейн, ездил в Петербург и изложил свою просьбу министру Кочубею, а по указанию последнего отправился в Херсонскую губернию для осмотра и выбора земли. Министр, по соглашению с херсонским губернатором дюком Ришелье, решил отвести еврейским колонистам особые участки земли в тамошних степях и водворять их под надзором новороссийской «Опекунской (переселенческой) конторы». Не успели первые могилёвские группы приготовиться к переселению, как посыпались просьбы от многочисленных групп евреев из разных губерний (Черниговской, Витебской, Подольской и др.) о переселении их в новороссийские земледельческие колонии. Число желающих достигло уже к концу 1806 года полутора тысяч семейств, приблизительно в 7.000 тысяч душ. Правительство смутилось: оно не было готово к перемещению такого количества людей за казённый счёт. В 1807 году образовались первые колонии евреев-земледельцев на юге России: Бобровый Кут, Сейдемухина, Добрая, Израилевка (все в Херсонской губернии). В них поселилось около 300 семейств из 2.000 душ.

Масса желающих переселиться в колонии всё возрастала. В течение всего 1808 года, то есть времени усиленного выдворения евреев из деревень, белорусские губернаторы осаждали министра внутренних дел просьбами - пустить в Новороссию возможно большее число еврейских семейств. Деревенских евреев - доносил витебский губернатор - «безвременно прогнали, разорили, ввергли в нищету. Большая их часть лишена дневного пропитания и крова, и потому в немалом количестве идут в Новороссию. Многие евреи, в чаянии переселиться в Новороссию, продали всё своё имущество и неотступно просятся туда, хоть только для жительства». Но в то же время от переселенческой конторы в Новороссии и от дюка Ришелье получались в Петербурге донесения о необходимости задержать поток переселения, ибо и первые партии колонистов с трудом устроились, а для новых нет ни изб, ни приспособлений. К началу 1810 года в ведении переселенческой конторы уже числилось до тысячи семейств колонистов, а ещё ждали устройства несколько тысяч «самовольно» прибывших переселенцев. Вследствие непривычных климатических условий, недостатка жилищ и продовольствия, среди этой массы начали распространяться болезни. Всё это побудило правительство временно приостановить водворение евреев в новороссийских колониях (указ 6 апреля 1810 г.).

Таким образом, попытка обратить часть еврейского населения в земледельцев увенчалась бы крупным успехом, если бы правительство достаточно подготовилось к такому важному экономическому перевороту. Десяток тысяч переселенцев ушёл в Новороссию, а за ним туда рвались ещё густые бедствующие массы. Но правительство, испугавшись трудности дела, остановило всё это движение. В то же время было приостановлено и насильственное выселение евреев из деревень западных губерний, грозившее небывалой экономической катастрофой. После ряда колебаний и кризисов, экономический быт евреев снова утвердился на старых устоях: торговле, ремесле и сельском промысле.