Домой
|
Самиздат
|
Индекс
|
Вперед
|
Назад
|
|
|
В течение последней недели мною владел глубочайший сплин. Я только что вылечил его. Я только что вернулся домой с драки. Сижу дома, никого не трогаю, занимаюсь с дочкой.
Вбегает тесть (я его называю Пан Отец), машет руками: Итак, я бегу по лестнице вниз, подтягивая спортивные штаны на неспортивной фигуре, поправляя очки и теряя домашние тапочки. Дочка визжит, свесившись с площадки четвертого этажа - "не уходи, папочка, тебя зарежут!", супруга вторит ей голосом, вызывающим в генетической памяти ассоциации с иерихонской трубой: "оставь их, пусть разбираются сами! Вернись, поц, я всё прощу! Кому сказала - назад!! Так, можешь уже не возвращаться." Мои соседи-израильтяне - благороднейшие люди. Как только где-то кого-то бьют, они, прислушиваясь к происходящему в парадной, мужественно прижимаются волосатыми ушами к бронированным дверям своих квартир (изнутри) и кричат жёнам, чтобы те немедленно вызывали полицию. Мне даже как-то странно поверить, что эти люди выиграли Шестидневную войну, а заодно, на протяжении последнего полустолетия, ещё пять войн. Тапочки я теряю потому, что мне крайне симпатично арабское семейство, проживающее внизу. Их восемь человек, - папа Мухаммад - водитель автобуса, красавица-мама - домохозяйка Лейла, и шесть штук красавчиков сыновей, в возрасте от трёх до двадцати трёх лет: Ахмад, Ибрагим, Мустафа, Хафизулла, Сеид и Сулейман. В квартире у них - чистота и порядок, и никогда не доносятся истерические вопли, столь характерные для коренной части обитателей района в моменты дружественных семейных сцен. Трижды на моей памяти эти совершенно, в общем-то, посторонние всем окружающим, иноязычные и иноверные люди вмешивались в скандалы, происходящие время от времени на улице, под их окнами, и пресекали готовившиеся натуральные кровопролития, разводя противников. Однажды, когда моей дочке было полгода, и она лежала в коляске под нашими окнами, гуляя со своей бабушкой - ныне покойной моей тёщей, пять соседских олигофренов подросткового возраста - дети потомственного иерусалимского нищего из старинного раввинского рода - принялись кидаться камнями в бабушку и внучку, норовя попасть, в основном, по коляске. Бабушка бегать не могла, внучка - тем более; пока я бежал по лестнице вниз, роняя, как водится, спортивные штаны, тапочки и очки, но со столовым ножом в руках, наши арабы, мигом сгруппировавшись и разделив обязанности, опередили меня: в мгновение ока двое сыновей выскочили на улицу, схватили олигофренов и от души навешали им пачек, ещё двое побежали к потомственному нищему старинного рода - объяснять пагубность поведения его детей перед лицом Христа, Аллаха и Бога-отца, а красавица Лейла тем временем повисла на мне, стремясь не допустить смертоубийства - ибо я, вращая глазами, как бык на корриде, уже выскочил на улицу, имея в руках кривой тесак, которым моя половина обычно рубит мясо на кухне. Позднее Лейла сказала, что у меня был вид обкурившегося шахида, спешившего на дело. Я не обиделся, ибо был благодарен ей за спасение моей души. В данный момент выяснилось, что благородные потомки
пророка из Медины вновь пострадали за правое дело. Из окна своего
салона кто-то из их младших детей увидел, что какой-то синантроп с
золотой цепью на шее, проходивший возле дома с девицей, вдруг накинулся
на неё и стал бить кулаками по лицу. Не имея никакого представления
о причине этого странноватого поведения, да и не очень задумываясь
о нём, Хафизулла не то Мустафа выскочил на улицу и сшиб наглеца с
ног. Девица убежала, а обладатель золотой цепи вскочил и, достав из-за
пазухи нож, накинулся на моего благородного соседа, изрыгая сквернословия
на примитивном уличном иврите, столь характерном для многих уроженцев
страны, столь же физически развитых, сколь и убогих духовно. Я, памятуя
старый долг перед сынами Мухаммада, уже бежал сверху с неразлучным
тесаком, обычно хранящимся в специально отведённом для таких случаев
укромном уголке кухни, но был опережен пятью братьями отбивавшегося,
пострадавшего за даму. Тем не менее, выяснилось, что моё участие,
причём именно с тесаком, было бы весьма своевременно для уравновешивания
сил: со стороны центра района с воем и лаем, аки стая рыжих псов из
Декана в погоне за Маугли, клубилось, быстро приближаясь, стадо питекантропов
- приятелей носителя золотой цепи. Соседи, как обычно, мужественно
выглядывали из окон своих квартир, подавая разношерстные, зачастую
политически безграмотные реплики, и надеяться, как выяснилось, было
совершенно не на кого. Подбежавший первым австралопитек прыгнул на Лейлу, выскочившую вслед за мной, и сбил её с ног. Престарелый Мухаммад прыгнул на него и послал в нокаут умелым ударом каратэ, чем несказанно удивил меня. На него и сыновей накинулся выводок неандертальцев - существ, так приблизительно, из десяти, и в этот момент я сам, повинуясь инстинкту толпы, прыгнул вперёд, выставив перед собой неразлучный тесак. Моя Софа визжала сверху, но всё было уже в порядке: привлеченный живостью момента, из-за угла выскочил и, изрыгая чудовищную хулу на трёх языках, скачками нёсся к нам великолепный дядя Коля, бывший сиделец Гулага, восьмидесятилетний старец, обладатель железных бицепсов, держа наперевес гигантскую оглоблю с кривым гвоздём на конце. Увидев дядю Колю, синантропы начали разбегаться.
Вот они были - и вот их нет, как сказал кто-то из классиков. Муса, ты пьешь арак? - слегка задыхаясь, спросил меня Мухаммад. Я пью арак, я пью всё, что горит, даже эту вонючую анисовую водку, иншалла, шукран, хабиби, ответил я соседу, и мы пошли к нему пить арак. Мы гордо прошествовали мимо вылезших из-за своих бронированных дверей соседей, громко полагавших вслух, что премьер-министром должен быть не Шарон, премьер-министром должен быть наш сосед - палестинец, потому что наш пелестинец защищает посторонних детей и женщин, а вот защитит ли посторонних, и даже своих, детей и женщин Шарон, это ещё науке неизвестно. И мы ввалились в чистую, ухоженную квартиру с картинами итальянских мастеров по стенам и с большим кальяном в углу, мы уселись на пол, на прекрасный черно-красный ковер ручной магрибской работы, под маленьким распятием над окном, у инкрустированного столика с Библией на арабском, и Лейла с поклоном подала нам кувшин арака и мягкие, белые, пахучие лепешки с мёдом, и мы пили, и ругали покойного Арафата и живого Шарона, и со взаимными благословениями уверяли друг друга, что мы - Мужчины, и выпили почти весь кувшин, и тут раздался звонок, и в квартиру ввалилась полиция, привлеченная запахом арака и медовых лепешек, и с ними - моя Софа с мрачным дядей Колей, державшим под мышкой свою оглоблю. И, между прочим, такое времяпровождение, как в вестернах Дикого Запада, - отличный способ снятия сплина. |
Домой
|
Самиздат
|
Индекс
|
Вперед
|
Назад
|
|