Домой

Самиздат

Индекс

Вперед

Назад

 

 

 

Пороки и их поклонники

 

Сначала Бог создал мужчину. Потом создал женщину.
Потом Богу стало жалко мужчину, и он дал ему табак.

Марк Твен.

 

В пятницу в стране был официально введен ужесточенный закон по борьбе с курением. Ужесточен этот закон, первоначально принятый еще несколько лет назад, был в связи с тем, что на него все плевали. В новой редакции закона сообщалось, что в настоящее время любой, кто курит в общественном месте, в случае задержания заплатит гигантский штраф. Об этом с помпой было сообщено по телевидению, радио и в прессе дикторами и комментаторами, имеющими свежий, здоровый цвет лица. Я совершенно не обратил внимания на нововведения (я стараюсь вообще как можно меньше следить за новостями, ибо любые общественные новости плохо влияют на мое пищеварение, отягощенное гастритом, энтероколитом и прочими язвами желудка, не считая аденомы) - и пришел на работу не в самом плохом настроении (то есть обычно оно бывает и хуже). В момент, когда я, со свойственной мне кислой улыбкой переступил порог здания, немедленно, как единственному злостному курильщику, ехидно улыбающаяся секретарша преподнесла мне официальный приказ свыше. Из него следовало, что если я буду замечен в курении на территории, последует штраф в размере 13 тысяч шекелей, и ни копейкой меньше. В долларовом эквиваленте это составляет порядка трех тысяч баксов (моя зарплата приблизительно за три месяца). Я нехорошо заулыбался, ни слова не говоря, забросил сумку в свой кабинет и пошел покурить. В спину мне было сообщено дополнительно, что порядок исполнения нового закона у нас на службе возлагается одновременно на трех сотрудниц - Рэйчел, Фанни и Авиталь. Я не обернулся, но в руке моей задрожала еще не зажженная сигарета. Эти бабы ненавидят курение и курящих во всех видах; ранее я полагал, что это, возможно, каким-то образом связано с проблемами их личной жизни, и относился к ним снисходительно; теперь же я ужаснулся. Проблема личной неустроенности трех моих сотрудниц встала передо мной в совершенно новом свете. Через минуту, забежав в бомбоубежище, где рассчитывал найти подобие уединения, я услышал крадущиеся шаги. Разогнав ладонью дым, я осторожно выглянул из-за питьевого бака, приготовленного на тот случай, если мы подвергнемся авианалету и захотим пить. В убежище не было света, но на фоне распахнутой входной бронированной двери я увидел три женские фигуры с патологически длинными носами и вытянутыми шеями. Они крутили головами как страусы в пустыне. Они разыскивали меня, чтобы донести директору. Я молча кинулся мимо них, отвернувшись и спрятав голову за крышкой от бачка, которую держал обеими руками - как воин царя Леонида, защищающийся в Фермопильском ущелье от атаки персидских лучников. Я успел выскочить из бомбоубежища, но не успел загасить сигарету. Выплевывать ее на пол было невозможно - это явилось бы прямой вещественной уликой против меня. Я молча побежал вверх по лестнице, делая гигантские бесшумные шаги, оскалив зубы и давясь дымом. После короткой паузы сзади послышался восторженный визг. Охота началась. Три дамы с неустроенной личной жизнью ощутили значимость общественного поручения. Я вспомнил ночное преследование мистера Прендика из "Острова доктора Моро", за которым ночью гналась человекоподобная гиеносвинья. Я взлетел на шестой этаж, как ракета, обежал здание по кругу и, спустившись на два пролета, выскочил на улицу мимо открывшего рот некурящего охранника. Сигарета обожгла мне губы, я выплюнул ее на землю. Из соседних зданий доносились крики и невнятная ругань. Там ловили курящих. Бормоча русские слова и оглядываясь, я быстрым шагом дошел до центральной автобусной станции. Я хотел сделать променад, чтобы уже успокоенным вернуться на работу. Машинально я вытащил из кармана джинсов смятую сигаретную пачку и тут же с проклятиями запихнул ее обратно. Встречные прохожие, обоняя запах застарелого табачного перегара, шарахались от меня, и я кидал на них затравленные взоры. Я чувствовал - они боятся, как бы добровольные осведомители, наверняка находящиеся в толпе инкогнито, не решили, что перегар исходит от них. На всякий случай люди махали на меня обеими руками, показывая всем видом, что они тут ни при чем. Я чувствовал себя зачумленным, вшивым бродягой. Я был глубоко несчастен. Как легко (думал я) демократические ценности приличного общества переходят в свою противоположность. Вот я иду с измятой пачкой сигарет в кармане штанов - в начале нового тысячелетия, под небом голубым, по древнему городу, корню трех мировых цивилизаций, и чувствую себя так, будто крадусь по пригородам какого-нибудь Магадана разлива тридцать седьмого года - вшивый дрожащий заключенный в грязной, рваной телогрейке, я держу под мышкой измятую пачку антиправительственных листовок, гарантирующих высшую меру, и любая сволочь из добровольных осведомителей может меня сдать властям.

 

Я дошел до автобусной станции. Здесь царило вавилонское столпотворение и скрежет зубовный. Здесь тоже ловили курящих. Рослый полицейский, пользуясь служебной неприкосновенностью, стоял у входа в подземный переход, привалившись к чугунной тумбе, и покуривал, с интересом глядя на происходящее. К нему подошел седенький старичок с прилизанной прической, и сонным голосом потребовал загасить сигарету. "Чего?.." – удивился страж порядка, не меняя позы и поглядывая на старичка сверху вниз. "Вы отказываетесь? Очень хорошо", - удовлетворенно сказал старичок. Он отступил на несколько шагов, достал из полиэтиленового пакета фотоаппарат и мгновенно сделал серию снимков полицейского в профиль и анфас. Сегодня же эти снимки будут переправлены в главное полицейское управление, сообщил старичок и засеменил прочь. Полицейский разинул рот, но ничего не сказал. Лицо его медленно налилось кровью. Потом он прыгнул с места в карьер, не выпрямляя ног, как орангутан, в два прыжка догнал старичка и, сопя, стал рвать у того из рук полиэтиленовый пакет с фотоаппаратом. Старичок вытащил из кармана курточки пластмассовый свисток и оглушительно засвистел. Полицейский выхватил свисток у него изо рта. Вместе со свистком изо рта вылетели вцепившиеся в него искусственные челюсти. Полицейский шарахнулся в сторону. Старичок спокойно поднял челюсть, брезгливо вытер ее носовым платком, потом, не меняя выражения лица, сунул в рот два пальца и засвистел еще оглушительнее. Раздался визг тормозов, из сине-желтого джипа посыпались вооруженные короткоствольными карабинами люди в камуфляже. Все они, как один, жевали жевательную резинку. Полицейский, не говоря ни слова, бросился бежать прямо на меня, люди – за ним. Я посторонился, старательно дыша в сторону. Бойцы спецназа молчали, но на ходу громко чавкали и выдували из резинки розовые пузыри. Полицейские, товарищи беглеца, заискивающе улыбались и отдавали честь. Я поспешил уйти. Мне было плохо. У меня поднялось давление.

Волоча ноги, я добрел до работы и, не входя в здание, в первый раз за этот день с наслаждением закурил. Ко мне немедленно подбежал незнакомый человек. Он выпрыгнул прямо из кустов, расположенных у входа. Клянусь мамой - за секунду до того, как щелкнула зажигалка, его там не было. На рукаве помятой его рубашки виднелась свежая повязка, на которой корявыми буквами, с орфографическими ошибками, вкривь и вкось было написано шариковой ручкой: "дабровольный помошнег палиции". Человек потер руки и, плотоядно улыбаясь, придвинулся ко мне вплотную. Я затравленно озирался. Сигарета торчала у меня изо рта, выплевывать или гасить ее было поздно. Вы находитесь в общественном месте - сдайте сигареты и заплатите штраф, мурлыкающим голосом произнес человек и цыкнул золотой фиксой во рту. Акцент его был непередаваем. Глаза его сияли. Что – тринадцать тысяч? – ужаснулся я. Ну, зачем столько, нежно произнес он и аккуратным движением почистил мне воротник рубашки (я вытаращенным глазом следил за вкрадчивыми движениями его длинных пальцев). – Всего пятьдесят шекелев. И сдайте всё имеющееся у вас в наличии курево. На первый раз с вас довольно.

 

С чувством огромного облегчения я расплатился и протянул ему пачку сигарет. Он взял ее двумя пальцами и аккуратно забросил в мусорный бак. Вот, сказал он, так-то лучше. Теперь вы крепко подумаете, прежде чем портить здоровье – как себе, так и окружающим. Не так ли? Он выжидательно посмотрел на меня. Я истово закивал и боком протиснулся во входную дверь. Человек, прищурившись, смотрел мне вслед. Я зашел в здание. Перед тем, как свернуть в мой коридор, я оглянулся. Человек, думая, что я ушел, отошел к баку (я приостановился), неожиданно, вороватым движением нагнулся над ним и принялся шарить. Через две секунды он выпрямился, держа на отлете мою пачку. Вытащил из нее сигарету, зажег, затянулся, осмотрелся по сторонам и отправился на свой пост в кусты.

 

Домой

Самиздат

Индекс

Вперед

Назад