Домой
|
Самиздат
|
Индекс
|
Вперед
|
Назад
|
|
|
||||
|
|
Я вернулся из Греции. Меня спрашивают, оправдались ли надежды. Конечно же, оправдались. Я проходил узкими улочками белоснежных деревень на острове Кос, терся спиной о замшелые стены цитадели на Родосе, трогал руками щеколды дверей, ведущих в глухие дворики старых побеленных домов у семисотметрового обрыва на Санторини; я стоял под Львиными воротами Микен, откуда есть пошла эллинская земля; я спорил с усатым турком в Марморисе о том, кому изначально принадлежал этот город. Почти как в стихотворении Бродского, с высоты Акрополя я озирал полмира, и с томиком Гомера в руках обходил Парфенон, бормоча строфы из "Илиады". Я был как во сне. На базаре в Пирее я встретил женщину, с которой сперва перемолвился буквально двумя словами, но вдруг на меня что-то нашло, и я рассказал ей, что мой прадед, чье имя у нас в семье табу с 1914-го года, был греком, и рассказал ей, отчего и как это табу появилось. И торговка из рыбного ряда закричала, взмахнула рукавами темного платья, и обрушила свой лоток под ноги прохожим. Она кричала долго и страстно, она призывала в свидетели младенца Иисуса, и позвонила по телефону своей внучке, и схватила меня за руки, и обняла меня, и не хотела выпускать, и втащила в прохладу своей лавки, и налила мне стакан анисовой водки "Афродита", и примчалась внучка, которую тоже звали Афродитой, и изо всех глаз, если можно так выразиться, таращилась на меня, и тоже закричала потом, и схватилась за голову, и на шум в дом вбежали два бритых полицейских и один бородатый монах, и я сначала просто ничего не понимал, а потом испугался, потому что вновь прибывшие, когда им что-то объяснили по-гречески, тоже закричали. Я никогда не думал, что православные христиане могут быть такими же импульсивными, как турки по другую сторону моря. И вот в конце концов, из их объединенных воплей на новогреческом и на скверном русском, я понял, что мой ветреный прадед Владимир Совапулос, молодой офицер царской армии, бросивший мою беременную прабабку еще до начала Первой мировой войны, поскольку семья запретила ему жениться на некрещеной, не погиб ни на западном фронте, где всё без перемен, ни на фронтах Гражданской, ни в сталинских лагерях - он вообще не погиб, человек, чье имя было запрещено к произнесению в нашей семье; в двадцать первом он собрал родню и уехал из России на родину предков, где благополучно женился и родил шесть штук детей, и лет двадцать пять назад умер в своей постели, в своем доме в Афинах, из окна которого виден Акрополь, по которому я бегал в объятиях Гомера; и я понял, что стоящие передо мной, причитающие торговка и ее внучка - потомки моего прадеда. Тогда я залпом выпил стакан анисовой водки "Афродита" и обнял Афродиту, которая обняла меня, и я укололся о крест на ee груди, - вообще, все греки, которых я встречал в этой стране, носят кресты, кроме убежденных атеистов, которые кресты тоже носят - как дань приличиям и просьбам родственников. И, уколовшись, я понял, что обнимаю свою... пятиюродную? - сестру, которая в этот момент была для меня не столько сестрой, сколько, судя по гордому профилю и золотистым, завивающимся на солнце локонам, своей тезкой Кипридой, Пенорожденной владычицей улыбок, хотя она в тот момент вовсе не улыбалась, а кривилась, потому что плакала - плакала и на отвратительном русском, который учила в университете, рассказывала о семейной легенде, где фигурировала моя прабабка, чье имя в их семье было табу... Я не знал, что так бывает. |
Домой
|
Самиздат
|
Индекс
|
Вперед
|
Назад
|
|
|
||||