Еврейская кухня
Евреи всех стран, объединяйтесь!
Добро пожаловать на сайт Jewniverse - Yiddish Shteytl
    Поиск   искать в  

 РегистрацияГлавная | Добавить новость | Ваш профиль | Разделы | Наш Самиздат | Уроки идиш | Старый форум | Новый форум | Кулинария | Jewniverse-Yiddish Shtetl in English | RED  

Help Jewniverse Yiddish Shtetl
Поддержка сайта, к сожалению, требует не только сил и энергии, но и денег. Если у Вас, вдруг, где-то завалялось немного лишних денег - поддержите портал



OZON.ru

OZON.ru

Самая популярная новость
Сегодня новостей пока не было.

Главное меню
· Home
· Sections
· Stories Archive
· Submit News
· Surveys
· Your Account
· Zina

Поиск



Опрос
Что Вы ждете от внешней и внутренней политики России в ближайшие 4 года?

Тишину и покой
Переход к капиталистической системе планирования
Полный возврат к командно-административному плану
Жуткий синтез плана и капитала
Новый российский путь. Свой собственный
Очередную революцию
Никаких катастрофических сценариев не будет



Результаты
Опросы

Голосов 716

Новости Jewish.ru

Наша кнопка












Поиск на сайте Русский стол


Обмен баннерами


Российская газета


Еврейская музыка и песни на идиш

  
Майн штейтале Бэлц (окончание)

Отправлено от Надежда - Saturday, June 15 @ 12:49:55 MSD

YiddishПотом - землетрясение, 9 баллов, кажется... Шкафы прыгают, об стенки бьются, с них что-то падает, бьется, люстры на потолке раскачиваются, мы с матерью забежали к хозяевам в комнату, а они оба на тахте на Сильве лежат, чтобы если потолок рухнет, так их задавило, а Сильвочка осталась жива: Сильвочка внизу, а Борис Семенович и Роза - на ней, своими спинами ее защищают. Люстра раскачивается, гардероб раскачивается и о стенку бьется и собачка по имени Кынеле воет (Кынеле - по-румынски "собачка") Мать кричит: «На улицу, бежим на улицу!» Тут и они схватили свою Сильвочку, меня мать за руку – и к выходу. Отбежали подальше от дома, почти на дорогу, прижались друг к другу и сидим, а уже и народ так же в кучках прижукнулся против своих домов. Страшно было. Наверно, минуты 2 трясло, но нам казалось долго... После того я до сих пор безо всяких сейсмических приборов чувствую землетрясение даже в 1 балл. Бывало прихожу на работу утром в школу и объявляю в учительской: а сегодня ночью было землетрясение, 2 балла... Я-то сова, не сплю поздно. Не верят. Дрыхли. Потом по радио объявляют: ночью было 2 балла. Бессарабия – район сейсмический, там 1-2-3 балла бывает часто, на них и внимания не обращают. В Одессе летом 1989 года сидели мы со Славкой на кухне и вдруг столь наклоняться стал, я крикнула: «Землетрясение!!!», Светку на руки, Славку за руку - и мы помчались по лестнице, я только крикнула - нельзя в лифт! Славка дрожит, как лист, сбежали во двор, Светка в шали завернута у меня на руках... Так и простояли во дворе с кучей соседей; собака-овчарка с хозяевами рядом стояла и дрожала... Потом трясти перестало, подождали немного, смотрю – собака дрожать перестала и пошла в дом, говорю детям: «Все, раз собака пошла в дом – можно заходить, больше трясти не будет»

Так вот опять про Бессарабию да про те времена, когда сама-то я была в аккурат как Славка. Война, эвакуация. Единственный тамошний румын пришел к нам и попросил оставить ему настенные часы -- большие, медный блестящий маятник под стеклом качался, с собой из Воронежа привезли – «все равно бросаете»... Мать сняла со стены, отдала... Там же и Фаина была, вот откуда мы знакомы. Вместе ехали в эвакуацию -- она в Курске сошла, мы - дальше, в Воронеж пробирались. –- Фаина – это отдельная поэма. Такая несгибаемая жлобиха, жилистая – старуха Шапокляк в молодости. Обалденно самоуверенная и хваткая, в то же время жадная патологически – получая немалую пенсию, и имея сына-моряка, питалась одним кефиром, а деньги все копила, копила… Кажется, она дожила до инфляции 90-х, и, наверно, все несъеденные ею пирожные так и превратились в прах не отходя от сберкассы… Бабушка то ссорилась с ней насмерть, ворчала «хамка, хабалка!» - то опять мирилась. – Да, не называю фамилию, так как она жива и здравствует в Одессе. Бог с ней. Ехали на платформах товарняков, стояли на станциях, пережидали бомбежки. Тогда говорили не «эвакуировались», а «бежали». И назывались официально «беженцы». Вернулись сразу, в 1944 году, как только Бессарабию освободили, и вот тогда Кишиневский Отдел народного образования послал мать в Бельцы. Еще шла война. – А я думала, что вас в 40 году прислал Наробраз. – Ну, конечно! Но без инструкций КГБ не обошлось . И тщательной проверки... и наказов, что можно и чего нельзя... По собственной инициативе Наробраз ни шагу не мог ступить -- а тут в бывшую капстрану, гнездо антикоммунизма и звериного оскала... что ты... – Шкрабы голодают и проч... – Да что ты! Кто бы думал о шкрабах??? Важно было своих кадров насадить и за местными проследить, а со временем и их заменить надежной кадрой... – А чего ж вы туда ехали тогда в 40-м? Просто так? – Не знаю! Так мать решила, кто мне что объяснял? Едем - и все. Ей, я думаю, предложили, многим предложили, потом шел отбор в органах, кого-то утвердили -- она и попала.. Такая практика была и после, когда я уже работала в школе, в Бельцах, вдруг объявили: кто хочет поехать работать в Мали? Нужно знание французского -- ну я и записалась, многие записались. Но из Бельц никто не попал -- своих в Москве много желающих было. Вот так это было. Комната была своя в Воронеже, дедушка ей купил, так бабушка оставалась - продала, а потом приехала к нам в Чинишеуцы. А деньги за проданную комнату положили в сберкассу, потом их во время войны выдавали по 100 руб в месяц! (Помнимте , 100 руб – стакан соли). Так что это практика их постоянная... Итак, вернемся в Бельцы. Центр городка был разбомблен, от особняков вокруг центральной площади остались только груды развали, их вскоре просто запахали танком ли, трактором – не помню уже, но на их месте были просто возвышения по бокам улицы. На этих запаханных возвышениях наставили огромные бетонные стенды – почетные доски передовиков производства, фотографии новостроек. Хозяева, разрушенных домов, говорят, уехали с румынами. Потом, через два-три года, сразу после войны, там сделали просто площадь, где воздвигли трибуну, перед ней -- цветник, по ней и проходили демонстрации. Поодаль поставили на постамент танк – памятник войне, в праздники возле него ставили пионеров в галстуках – почетный караул вроде. В центре, по Садовой улице, где чудные частные и все разные двухэтажные особняки остались целы, по другой стороне улицы был городской парк, огороженный красивой ажурной кованой оградой с центральным входом с большими воротами и боковыми – с каждой стороны. Красивый, зеленый, с чистыми скамейками в аллеях и с эстрадой в центре. Неподалеку киоск с напитками и конфетами. - Пока вокруг скверов и двориков были заборы – красивые чугунные решетки – за этими заборами цвели замечательные цветы. Это вам не петуньи! Помню одуряюще пахнувшие белые лилии – они были чуть ли не выше меня, неправдоподобно громадные, и гордые, как лебеди… Разноцветные флоксы, и диковинный, нигде больше после этого не виданный мной портулак – дивной красоты сплошной ковер из серебристо-серых игольчатых мелких листиков, усеянных пылающе алыми, ярко-желтыми, малиновыми и огненно-оранжевыми цветочками. Потом что-то стукнуло очередному выдвиженцу-градоначальнику, что-то сработало в его «органчике» не так – и все решетки в одночасье сняли. Может, план по чугуну спустили больше обычного? Но только цветники перевелись мгновенно, никто и не поверит теперь в такие лилии. Вскоре там наставили девушек с веслом, скамейки засра... ээээ... облезли под дождем, никто их не собирался красить и вообще парк как-то захирел, облез, как будто уменьшился, деревья стали засыхать и поредели, петуньи, правда, еще сажали, но в основном вокруг девушек с веслом, а у тех, видно, аллергия к петуньям была, потому что вид у них постепенно стал какой-то замерзший, облезлый и невеселый. Не могли они понять, зачем им это весло – пруда-то никакого вокруг не было. Напротив парка, через Садовую – армянская церковь. Значит, были армяне. Но после войны никаких армян я не видела, церковь не работала. - там был спортзал. А церковь была красивая, сложной архитектуры, но не с луковкой-маковкой, а с верхушкой в виде конуса или многогранной пирамиды. Видны были остатки резьбы по камню – типичной для каменистой Армении. В центре уцелели кинотеатр и рядом – драматический театр, входы рядом. Наши вскоре создали две труппы: русскую и молдавскую, так что спектакли шли на двух языках. Летом приезжали гастролеры: театр им. Комиссаржевской из Ленинграда, я у них там смотрела «Миллионешу» с Короткевич, Кишиневский театр оперетты, балет Кишиневского театра оперы и балета, был Вертинский, ансамбль еврейской песни, концерт назывался «Лахн из гэзунд» Ооооооооо! Что за публика была на этих концертах! Зал – битком, все разнаряженные, всем семейством, лица радостные: в кои-то веки их порадовали целым концертом на идиш! Это были два праздничных дня: оба дня публика была та же, хотя репертуар был тот же самый... Отгадайте, почему? Так наряды ж дома в шкафах висели, их нужно было куда-то надеть, так что оба дня были демонстрацией нарядов. Еще их надевали на свадьбы. Вэйз мир!! Что это были за свадьбы! Для них закупался на два дня ресторан, который был в аккурат у меня за боковым окном. Нанимался затейник-ведущий, обязательно, конечно, еврей и обязательно чтобы пел. Самый знаменитый и, конечно, дорогой был Миша N. Новобрачные являлись после хупы, где она проводилась – не знаю, не видела, врать не буду. Но что была – несомненно. Окна ресторана открыты, мне слышны хохмочки Миши, смех, пение: «Мишка, Мишка, гдеее твоя улыбка, полная задора и огня? Самая нелепая ошибка, Мишка, то, что ты уходишь от меня...» Празднество продолжалось до позднего вечера. Переодевались дамы три раза в день. И на следующий день – то же самое, разница та, что невеста была уже не в белом: она уже молодая жена, женщина. В этот день и она могла надеть несколько нарядов до вечера. Все гостьи тоже. Если вы видели хоть одного пьяного или даже под хмельком в конце этих свадебных пиршеств, можете покрасить меня в синий цвет и кормить всю жизнь гречневой кашей, которую я на дух не переношу. В институте я дружила я с Розой Дукач (теперь Пинис, живет в Реховоте). Отчества у евреев нет, так что ее маму я называла Мириам. Бывало, приду к ним 7 ноября, она поздравляет меня с праздником. – Мириам, - говорю, - какой праздник? В этот день в чулках ходить надо... Смеется, довольная. Потому что в чулках (или босой) ходить – это значит траур соблюдаешь. Артист театра Бари, породистый, вальяжный, с толстой резной тростью. –- Да! И с комнатной собачкой, на которую был выдан паспорт(!): Фамилия .......... .... Бари, Имя .......................Антон (Тоша). порода ..................Обезьяний шпиц Пересказывали, хохотали, это был очередной городской анекдот. Тогда никто комнатных собак и не держал, все на улице бегали -- как это собаку - и в комнате?! А еще про Бари эпизод. Он работал еще и во Дворце пионеров, вел там драмкружок. Когда уходил, спеша на репетицию, говорил: -- Дина Осиповна, голубушка, ухожу! Я всецело ложусь на вас! Как -то Дина зашла к нему домой по делу, у их шпица был запор, а они с женой дали ему слабительное. И когда Дина пришла, оно как раз подействовало. Шпиц скакал по диванам и подушкам и брызгал своим поносом, а они с женой радостно бегали за ним и, счастливые, приговаривали: -- Какай, Тошенька, какай! Тошенька скакнул дальше - псссс струей, они: -- Какай, Тошенька, какай!!! Между прочим, их дочь Анна Бари жила в Москве и была диктором центрального радиовещания. Сам-то красавец был, бывший актер оперетты. Я неоднократно слышала: "Читала Анна Бари" Фамилия Бари здесь, в Питере, известная: здесь была психиатрич. клиника Бари, остановка по пути в Урицк когда-то называлась "Клиника Бари". Потом все это уничтожили и переименовали. –- А Фридик с Диной? Один Фридик -- уже новелла. А Вагнер, не говорящий ни на одном из многочисленных языков правильно и всегда с рулоном свежих газет под мышкой на всех языках, на которых продавались в киоске газеты. Наверно и еще полно. Учителя всякие. - Помню Дом учителя с колоннами, а там зал с пианино (роялем?) и шахматный столик - меня поразило, что шахматная доска прямо на нем сделана, да еще каким-то перламутром. И там полно было каких-то диковинных чудаков всегда. – Напротив моих окон, через дорогу, был Дом Учителя с колоннами, с роялем, драмкружком и библиотекой. Библиотека хорошая там была, библиотекарь меня пускал в полки самой выбирать книги, я перечитала всю иностранную классику в журналах и все что было в книгах. Библиотекарь Данилевский (бывший зав ГорОНО) раз не вытерпел и говорит: -- Что ты все какую-то ерунду читаешь? Взяла бы лучше Залыгина или вот Замойского! Да, так вот та самая Дина – методист в Дворце пионеров. Муж её – Фридрих Моисеевич, преподватель французского языка в школе. 15 лет жил во Франции: мать его туда послала доучиваться во Францию и совершенствоваться во французском языке. Это было до 40 года, когда Бессарабия была румынской. Поехал, дядя там у него жил, в компартии Франции тусовался , поступил Фридик в гимназию. Ррррраз – Бессарабия переходит к России, ДДДввва – война, мать бежит в Среднюю Азию, сын остается во Франции, которую вскоре оккупируют немцы. Он бежит в Испанию, нанимается работать на ферме..... Тррррри! В кабачке его подпаивают парни и записывают в Иностранный Легион. Так он оказывается в Касабланке. Через год бежит оттуда, пробирается пешком во Францию, попадает в госпиталь, документов нет, говорит, что он араб (они тоже обрезанные) и как-то выживает на черных работах. Его дядя и он помогают Сопротивлению,, вступают в Компартию Франции. После разгрома фашистов хлопочет о возвращении в Бессарабию... Разрешают только после смерти Сталина, кажется, а может чуть раньше, уж не помню. Может, вы думаете, что ему, участнику Сопротивления, члену компартии, разрешили быть членом КПСС? Может, отметили как героя, дали работу? Щазз! Вначале единственной его работой, на которую его приняли было копать ямы под телеграфные столбы. Местные евреи потихоньку не то чтобы злорадствовали, но недоумевали: мог остаться во Франции, а приехал в этот ад... Вот пусть и копает, придурошный. Потом со временем он закончил заочно французский факультет, дали работу учителем. Женился на Дине, родился сын Моисей (Муська), это сейчас он Моисей, изобретатель, инженер, кончил авиастроительный институт. А тогда, мальчишкой был страшный шалопай и всегда что-то несуразное выдумывал. В классе организовал конкурс: кто придет на урок физкультуры в самых длинных трусах.... Попал в больницу по аппендициту – в операционную вошел на руках... Учительница молдавского языка его невзлюбила. Он ей однажды сказал, что сочинил стихотворение для стенгазеты и попросил сказать, как, подойдет оно. И прочел стих Маяковскго как бы свое: Вот этот: А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейте водосточных труб? Ну, молдаванка раскритиковала его, сказала, что это полная чепуха... В классе стояла напряженная тишина....... Тогда он предложил ей для сравнения стихотворение Маяковского: Стой, прохожий! Вон из кожи! Ведь ты рабочий, Ты мне поможешь! Зайдем и дернем Со мной по кружке Нашего советского пива! Отрубим буржую короткие ручки, Которые буржуй запрятал в брючки, А брючки Они ведь тоже Их пролетарской кожи! Сплотимся и грянем в едином ударе, Чтоб нашу жизнь Не прожить даром! Насколько молдаванка разругала первое, настолько восхитилась вторым, после чего Муська скромно сказал, что первое – Маяковского, а второе – его... Класс гоготал, молдаванка вылетела из класса и после такого «просака» любить его больше почему-то не стала... Однажды он проходил мимо стройки и с верхнего этажа ему на голову упал мешок с цементом, видимо, порванный и неполный. Домой пришел – вся голова в цементе, Дина прибежала испуганная: –- Что делать?! Ведь если я ему сейчас голову начну мыть – цемент же затвердеет прямо у него на голове!.... – Ну и что, - говорю, - прочная будет! Отлично! Вскоре мы с Димкой придумали хохмочку. Фридик Мильгром приехал из Франции, Муське упал на голову цемент, Маранда (прозвище Марии Матвеевны Горлевской, директора Дворца пионеров) там что-то чудила, все новые кружки да ансамбли пионерской самодеятельности придумывала ... Магнитофоны тогда были катушечные, запись на бобинах. И можно было звук пускать через приемник. Так... Маг – на подоконник за портьеру, звук – в приемник, щас устроим к их приходу передачу «Би-би-си»... Так и соорудили. Приходят они все втроем к нам как-то вечерком, тра-ля-ля, хуе-мое-пятое-десятое, то-се.... – А что там по радио интересного, - говорим между прочим, – ну-ка послушаем! И включили. «Говорит Лондон. Передаем сводку новостей дня. Париж, 11 октября. Французская государственная полиция разыскивает гражданина Фредерика Мильгрома, который в 1945 году принимал участие в ограблении Французского Национального банка и в числе нескольких злоумышленников скрылся в неизвестном направлении. Как сообщает корреспондент газеты «Юманитэ», по неофициальным данным Фредерик Мильгром в том же году бежал в Камбоджу с известной мадридской куртизанкой (примечание, чтоб был понятен эффект: у него там во Франции была любовница испанка, о чем Дина в курсе), бывшей любовницей генерала Франко. В настоящее время Фридерик Мильгром находится в Советском Союзе, где занимает незначительное положение. Французские власти требуют у Советского Союза его немедленной выдачи. (Динка в шоке, мы испуганы, что у нее будет сердечный приступ – начинаем ржать... Еe отпускает) (перебивка, след сообщение) Дина все еще бледная. Новости науки. В советском союзе изобретен новый метод укрепления черепной коробки человека Это открытие случайно сделал Моисей Мильгром, голова которого, зацементированная особым способом, безболезненно выдерживает удары трехпудовой гири, наносимые ему матерью, а также удары скалок, палок, балок и мешков с цементом, наносимых ему одноклассниками. Цементирование головы дает возможность в военное время обходиться без касок, а в мирное время применять голову вместо копра. Советский Союз держит метод цементирования головы в секрете. Родителям Моисея Мильгрома присуждена Ленинская премия. Уникальный ребенок будет демонстрироваться на промышленной выставке в Москве. Сообщение из Тель-Авива. Как сообщает наш Израильский корреспондент, в Тель-Авиве было задержано неопределенное существо неопрятного вида с хриплым лающим голосом. Исследования показали, что существо относится к классу Маранд, семейству Горлевских. Существо было задержано при попытке реорганизовать один из публичных домов вo Дворец Пионеров. Бен-Гурион и Голда Меир обеспокоены данным инцидентм. Господи, это все описывать - долго можно.... Другой мир -- и по времени, и по месту, и по быту, и по культуре ... Как в той рекламе: не в этой жизни... – А еще было бы очень славно описать Стефанию Аркадьевну и Дмитрия Дмитрича. Это само по себе - поэма! А я мало что про них помню фактического. Так, одни эмоции - пряничный домик "милый, милая", садик-палисадик с кулубникой... Радиоприемник "Телефункен"... В общем, что-то непередаваемое там было. Не наше. Дмитрий Дмитриевич и Стефания Аркадьевна Ротарь. Дм.Дм. поначалу-то был назначен управляющим городским банком – он имел соответствующее финансово-коммерческое образование. Потом, когда привезли своих советских, его, конечно, сняли и назначили рядовым экономистом в этом же банке. Красавец-румын. Жена – Стефания Аркадьевна, собственно от рождения была Фаня Абрамовна, но там была (еще при румынах) какая-то неземная любовь, и она, чтобы с ним пожениться, крестилась (молдаване и румыны – православные) и стала Стефания Аркадьевна. Мы никогда не видели, чтобы местные евреи с ней общались. Только по работе – она была учительницей начальных классов в молдавской школе – как при румынах, так и при советских. И только ее единственная подруга Циля Павловна приходила к нам с ней повидаться, узнавая, когда она у нас будет. Ни на улице, ни к ней домой – никогда. В свои 49 лет Стефания Аркадьевна была такой красавицей и такой моложавой, что солдатики ей вслед говорили: «Красивая девчонка...» И он тоже до самой смерти был благородно красив... Обращались они с Дм.Дм. друг к другу только «милая», «милый». Мне кажется, она никогда не пожалела ни о родных, ни о знакомых -– он сумел заменить ей всех, равно как и она ему.. Дмитрий Дмитрич потом, присмотревшись к советским, к их одежде, говорил: – В Советском Союзе женские чулки делают так: вяжут такую длииинную трубу, потом делают так: - и он показывал пальцами, как ножницами разрезают эту трубу на части. - И с одной стороны зашивают... Был у них сын Юра, когда мы приехали, он был в 7 или 8 классе, для меня он был настолько взрослый, что мы не общались совершенно. У него была своя комната (!), с нами – вежливое «здрасьте» - и в свою комнату, не знаю, замечал ли он меня вообще. Их собственный дом был на Садовой улице, сразу за пересечением ее с ул. 28 июня. Это был одноэтажный особняк в форме буквы Г. В короткой загогулине была кухня, кладовая, комната для прислуги, в длинной – столовая, спальня с двумя кроватями рядом, большим зеркальным шифоньером, туалетом, козетками, прикроватными тумбочками – и с радиоприемником! Телефункеном с зеленым кошачьим глазом: при хорошей настройке зрачок кошачьего глаза сужался в линию. С ума сойти. И еще раз с ума сойти – прекрасная библиотека дореволюционных книг на русском языке! Классика иностранная и русская и Мережковский! И Достоевский! И еще черта в стуле, о чем можно было только мечтать! А какое иллюстрированное издание «Фауста» Гете! Все перечитала. Что мне мебель, серванты, стол с белоснежной скатертью, все это я видела в Чинишеуцах. Говорили они на таком чистейшем русском языке, еще том, дореволюционном, какой я слышала уже после перестройки, когда к нам в Россию стали приезжать из франции эмигранты из русских бывших. Как они говорили! Не бэкали- мэкали, не говорили «нАчать», «о всём» вместо «обо всём», хамское «да ты что!» вместо «Да что вы!», «сосиськи» и «как бы». Ничего у них не было «как бы» -- у них все было настоящее... – А еще про Стефанию Аркадьевну помню - как она варила варенье из смородины и вынимала косточки! Иглой! Представляете? Огромный таз черной смородины, ягод – как звезд на небе… И от каждой надо отстричь маникюрными ножницами чашелистик и вынуть иглой микроскопическую косточку, не раздавив ягоды! Уму непостижимо. Для нашего торопливого кое-какерского быта – это как легенда. И правда другой мир. А еще у них подавали диковинное и очень вкусное блюдо – молодая картошка и молодые стручки фасоли в сметане. С укропом. Необычайно экзотично! Потом они переехали в домик на окраине. Не знаю, почему. -они продали тот большой и купили меньший, потому что Юра женился и жил уже в Кишиневе. Он и сейчас там живет - врач Юрий Дмитриевич. (Юра! Ау!!! привет тебе от меня! Изольда) Там было всего две комнатки, кухня-кладовая – что ли? – и столовая на веранде. На окнах веранды – крахмальные снежно-белые занавески. Крахмальная скатерть, цветы. В комнатках роскошно не было, но было безукоризненно чисто, красиво и как-то так… не по-нашему. Старинно, что ли? Молдавские шерстяные ковры, тканые, без ворса, крахмальные салфетки-накидки, вазы. А в спальне – опять же две кровати под покрывалами и старинный мраморный умывальник типа «мойдодыр» с большим красивым кувшином. А еще у них был там садик. Крошечный такой садик, с единственным деревом – раскидистым высоченным орехом, грядками картошки и помидор, и самое интересное – клубника особенного сорта: огромные (надо было кусать!) и бугристые светло-розовые ягоды. Сорт «Виктория», наверное, в честь внучки – такой же большеглазой и фарфоровой красавицы, как бабушка. И, конечно, цветы. Те же громадные белые лилии, флоксы, китайские пионы, георгины величиной с кочан капусты и огненные садовые маки. Каждый раз, когда мы уходили, Дм.Дм., невзирая на крики бабушки, что жаль срезать такую красоту и не надо, вручал нам букет. Его приходилось на ночь выносить из комнаты – цветы пахли так, что спать в одной комнате с ними было просто невозможно, кружилась голова… -– Мать сразу по приезде в 44 году назначили инспектором ГорОНО. Организовывались школы: сначала 2 средние русские, одна молдавская, несколько начальных, средняя железнодорожная. Занятия начались с 1 сентября, как и положено, все предметы и учителя были укомплектованы в большинстве из местных учителей гимназий. Русский язык и литературу вела Андросова Евгения Георгиевна, замечательный преподаватель, эрудированная, знающая. Молодая, наверно, только что окончившая институт там где-то в Росии, если жива – дай бог ей здоровья. Историю средних веков вел Ион Ефимыч Штеренталь, это был класс! Он знал все! Историю – всю, оставался с нами после уроков и помогал по всем предметам: по французскому, немецкому, молдавскому, по математике, в старших классах вел логику и психологию, . А по специальности-то был юрист, адвокат, закончил ясский университет и стажировался кажется в Сорбонне. – Я тоже застала его! Он вел у нас историю Древнего Мира. Он был уже такой древний и такой «не наш», всегда в сером костюме-тройке, и вел замечательно – казалось, что он просто помнит битву при Акции и сражение при Саламине… – А еще инспектором ГорОНО был из местных, но еще из тех российских русский, Рябошапка. В конце учебного года на весенней городской учительской конференции с трибуны задал вопрос: – Товарищи что это за зарплата у учителей!? Ее хватает только на сигареты! Тут же сняли с этой работы и перевели в учителя начальных классов. Но никаких репрессий. В центре города было две церкви: в самом центре – очень красивая, огороженный чистый двор, насколько построек вдоль улицы – там жили служители, наверно, а поодаль, в другом конце церковного двора – часовня, открытая, красивая, днем можно было посидеть там почитать или просто посидеть с подругой или без . Гадостями не исписана, хуями не изрисована – стояла в первозданной чистоте. Большой зеленый двор открыт, я через него в школу ходила, поскольку школьный двор был смежным с церковным. По православным праздникам в церкви шла служба, можно было войти послушать -- никто не запрещал, не следил за нами. Ну, мы-то, советские, были атеииисты , так что заходили так, из любопытства, а местные детей крестили, венчались. Но уж в пасхальную ночь – оооо! Это было развлечение для нас. Служба, внутри полно верующих местных, вокруг местные во дворе сидят с корзинами, узелками куличей, ждут, когда в полночь начнется освящение, ну, и мы ждем – интересно – а пока бегаем вокруг вдоль ограды, когда еще можно всю ночь прошастать и чтобы родители не беспокоились. Потом – освящение, ради баловства становишься в ряд, мимо попа проходишь – он тебе на лбу мокрый крест нарисует – зачем, что это означало – не знали, а так, интересно. Домой являлись под утро. Никаких запрещений, ни от кого ни звука – понимали, что это так, развлечение: Ну, а для кого не развлечение – это их дело. Впоследствии, лет через 10-12 по инициативе одного учителя-географа церковь эту конфисковали, все внутри забелили и сделал он там краеведческий музей. Вскоре умер, между прочим, мучительной смертью от рака. Вторая церковь была как бы собор что ли, там колокольня рядом высокая и иногда звонница звонила, люди шли туда – это уже верующие. Там за ней и подворье было. За городом же, на Пэмытенах (Так называлась одна из окраин города от слова пэмынт – земля) был епископат. Очень красивый дворец с усадьбой. При румынах это была резиденция епископа. А советские потом сделали там селекционную станцию и выводили на тех землях какие-то новые сорта чего-то там. Кстати о том, что не было доносов, арестов и репрессий по пустякам. Когда я уже работала в школе, был у нас ученик Виктор Правда. Фамилия такая -- Правда. Как-то директорша поручила ему 6 ноября прочесть на общем школьном собрании доклад про 7 Ноября. Ну, перед собранием он пришел за текстом. Завхоз входит в учительскую и говорит: -- Там Правда за брехней пришел... Посмеялись, хохмочку передавали из уст в уста, но на том и кончился анекдот. .. Доносчиков не было. Не в коммуналках росли-то. Да, про доносы даю слово уже следующему поколению: Но все же совок постепенно брал свое… Уже в 70 годах я столкнулась во всей красе и с доносом, и с КГБ. Были у нас в школе, классом младше меня, два еврейских мальчика, Алик и Боря. Круглые отличники, не просто отличники – невероятно, незаваливаемо хорошо учились. Олимпиады, все. Боря объяснял мне: я же еврей, я должен делать все так, чтоб нельзя было подкопаться… Попутно он излагал мне теорию Бен Гуриона о том, что галутные испытания послужили для евреев как бы естественным отбором, укрепляющим нацию – теперь я нечто подобное и у А.Воронеля прочитала. Вообще они оба, невзирая на юный возраст, были большие и идейно подкованные сионисты. Под впечатлением долгих бесед с ними я раздобыла «Иудейскую войну» Фейхвангера и все пошло прямо в подкорку. А Алик, помимо безупречной учебы и олимпиад по всем предметам, еще тащил на себе всю общественную работу школы, все показушные мероприятия (которыми мы, неевреи, не очень-то хотели заниматься!) , сборы-шморы, линейки, речевки и пр. и пр. Ведь надо было зарабатывать хорошую характеристику для поступления в ВУЗ! И, конечно, они оба, как тогда говорилось, «шли на медаль». Понятно, что для евреев существовала (это был лютый по государственному антисемитизму в СССР 73 год – тогда шутили: «для читающих справа налево 73 год считать 37-м») процентная норма на медалистов и на прием в ВУЗы. И в том же классе был еще один претендент на медаль, но трубой пониже и дымом пожиже – некто Додик. Учился он не блестяще, пятерки вытягивал папа – учитель в той же школе. И вот этот самый Додик похитил у этих ребят страшно сказать что – учебник иврита! И ничтоже сумняшеся (он, или папа-учитель, это уж я не знаю) отнес в КГБ. Что тут сделалось!.. Я думаю, пара-тройка гебистов таки получила тогда лишние звездочки на невидимые погоны за раскрытие «сионистского заговора» в лице двух 15-летних детей. У них даже обыски дома были – и нашли еще их личные дневники, где, между прочим, вычитали и такое: «учу историю КПСС, надо знать врага в лицо». Ух, какой был шум! Времена, правда, были вегетарианские – детей уже не сажали. В школе, конечно, состоялось заклеймительное комсомольское собрание, исключили их бодренько, деловито и безо всякого упоения, и никаких аттестатов им не дали – выпустили блестящих отличников со справкой «прослушал курс 10 классов». Во времена всеобщего среднего, когда аттестат получали даже конченные бандиты и дебилы, да вкупе с не-членством в комсомоле – это был такой «волчий билет», который всякий ВУЗ исключал начисто. Алик с родителями уехал в Израиль сразу же. И самое смешное – писал нам оттуда, что трижды в день благословляет всю эту историю, потому что без нее родители бы еще сто лет прособирались… А Боря уехать сразу не мог, какой-то там у родителей был допуск – они трудились на бельцком военном заводе. Но потом тоже уехал, и следы их на этом затерялись. Мне очень хочется, чтобы все у них в Израиле сложилось хорошо, да я думаю, так оно и было, потому что их влекла туда не корзина абсорбции и машканта, а чистый энтузиазм и желание «если надо - копать землю». – Летом город пустел. Каникулы, жара 35-40*, духота, речушка маленькая, илистая, для купания негодная. Вся интеллигенция уезжала в Одессу, на море, конечно. Отдыхала вся еврейская интеллигенция ыв Аркадии, а русские в основном на Фонтанах или в парке Шевченко. Потом кто-то съездил в Карпаты , в Трускавец и в Яремчу. В следующие два-три года Яремча была в моде. -- Ну, где вы отдыхали ? Ыв Яремче? Мы тоже, а майне швестер ыс детьмми ау плекат ын Ялтэ, они очень довольны... Циля вар эйх ин Ялта...[3] За годы советской власти Бельцы выросли в промышленный город: 3 маслозавода, спиртзавод, огромный военный завод им. Ленина, страшно секретный, о котором все от мала до велика знали, что там делают эхолоты для военных кораблей, меховая фабрика, завод электроарматуры и электроприборов, завод строительных материалов, цементный завод, швейные и трикотажная фабрики, республиканская селекционная станция , педагогический институт, медицинский техникум, музыкальная школа... А сколько студентов-бельчан училось в кишиневских вузах... Так что люди без конца сновали между Кишиневом и Бельцами. От Бельц до Кишинева 130 км, есть поезд прямой, есть проходящие, с автобусной станции ходят автобусы по расписанию, но автобус почему-то идет долго, - часа 3 с остановками в Оргееве, еще где-то. Там же на автобусной станции стоят такси – наберется 4 человека – машина сразу отъезжает и через час- полтора вы в Кишиневе за те же 3 рубля. Утром можно встретить знакомого в Бельцах, днем – его же в Кишиневе, вечером – его (или ее) же – опять в Бельцах. – По-моему, мы сегодня уже встречались, -- шутка такая, юмор. Но был в этой возможности один важный секрет. В маленьких Бельцах вы все на виду, так что для адюльтера ну никаких удобств. Иное дело – командировка. В командировке в Кишиневском учреждении нужно быть с утра. Поэтому вы уезжаете как бы с вечера. На самом деле товарищч проводит ночь у подруги, бежит в 6 утра на такси и тут же уезжает. И как штык к 9 он там, где ему положено быть. Из Кишинева, сделав все дела, он уезжает вечером, но домой он приезжает как бы утренним такси или как бы даже автобусом. Знаю случай (с моей ближайшей подругой, называть не буду), когда ее возлюбленный, естественно, женатый, учился в институте в Кишиневе заочно и дважды в год уезжал на сессию. Но каждую ночь ночевал в Бельцах.... И каждое утро без опоздания присутствовал на лекциях на сессии в своем вузе в Кишиневе. Кишинев к 50-м годам из провинциального одноэтажного города с домишками –мазанками превратился в большой действительно столичный город, застроенный 4-5-этажными домами, гостиницами, кинотеатрами, замечательным краеведческим музеем в молдавском стиле, с орнаментом, купальной зоной с озером, с институтами, университетом, парками, театрами, Академией Наук., аэропортом. Железнодорожный вокзал и публичная библиотека – строения архитектора Щусева. Вокруг – новые районы с многоквартирными домами из светло-желтого котельца – местного песчаника. Здания в центре обвиты виноградом – не диким, а самым что ни на есть настоящим съедобным, правда, никто его не рвал, так как на рынке он лучше, много сортов и дешево. Город очень светлый, теплый и веселый. В центре, в парке – действующий собор. По сравнению с довоенным его было просто не узнать. Тогда тротуары были деревянные! в 44 году в Кишиневе мы на несколько дней жили у местных (видимо, гостиниц не было - Кишинев был сильно разбит). Домик белоснежный, маленький, удобства вдали двора и помойная яма там же. Когда я хотела выбросить какой-то мусор, выйдя из домика, прислуга сразу уследила и сказала: -- Афарэ, афарэ, ла помойка! Так я узнала первые слова : афарэ - во двор, на двор. А не бросать где попало! А сообщение – брички с кучером! Позже – трамвайчики такие маленькие на узкоколейке, а к концу 50-х уже троллейбусы. И все-таки ощущалась провинциальность. Хотелось в большой культурный центр. Где-то в 60-х годах мы решили переезжать в Питер. Спрашиваем пятилетнюю дочку: – Ирочка, как, будем переезжать в Ленинград? – Надо подумать, – серьезно отвечает она. – Может, это какая-нибудь дыра! Конец Примечания: [3] Смесь идиша, русского и молдавского языков: а моя сестра была в Ялте...

Примечание: http://www.sunround.com/stories/meinstet/meinstet1.htm

 
Повествующие Линки
· Больше про Yiddish
· Новость от Nadiv


Самая читаемая статья: Yiddish:
Шуточный русско-еврейский идиоматический словарь (продолжение)


Article Rating
Average Score: 0
Голосов: 0

Please take a second and vote for this article:

Excellent
Very Good
Good
Regular
Bad



опции

 Напечатать текущую страницу  Напечатать текущую страницу

 Отправить статью другу  Отправить статью другу




jewniverse © 2001 by jewniverse team.


Web site engine code is Copyright © 2003 by PHP-Nuke. All Rights Reserved. PHP-Nuke is Free Software released under the GNU/GPL license.
Время генерации страницы: 0.222 секунд