| Help Jewniverse Yiddish Shtetl | Поддержка сайта, к сожалению, требует не только сил и энергии, но и денег. Если у Вас, вдруг, где-то завалялось немного лишних денег - поддержите портал
| |
| Самая популярная новость | | Сегодня новостей пока не было. | |
 Опрос | |
| |
| Поиск на сайте Русский стол | | |
| Обмен баннерами |
| |
| Еврейская музыка и песни на идиш |  | |
 | |
|
Майя Улановская. Свобода и догма - жизнь и творчество Артура Кестлера. Отправлено от Anonymous - Friday, August 20 @ 00:05:00 MSD
|
 Уважаемые читатели, на нашейм сайте завершена публикация книги нашего постоянного автора Майи Улановской "Свобода и догма - жизнь и творчество Артура Кестлера"
В воспоминаниях моей матери есть такой эпизод. 1941 год, начало войны. В Москву приехали иностранные корреспонденты, у которых она работала секретарём и переводчицей. "И один из них, - пишет мать, - американец Уолтер Керр, однажды сказал мне: "Вы знаете, на Западе было много спекуляций - почему обвиняемые на открытых процессах признавались в ужасных преступлениях". И не дожидаясь моего ответа, боясь, что я оборву разговор, продолжил: "Выдвигались разные теории. Одни считают, что арестованных пытали, другие - что применялись химические средства воздействия, гипноз. Но недавно появилась книга, где даётся очень правдоподобное объяснение". Я, конечно, навострила уши, но не показываю вида, что меня это интересует. "Вам знакомо такое имя - Артур Кестлер?" "Конечно, знакомо. Это венгерский писатель-коммунист". "Он больше не коммунист. Стал "ренегатом"". Меня это ещё больше заинтересовало: "Да? И что же?" "Кестлер написал замечательную книгу, прототипом её героя считается Бухарин". Я бы дорого отдала, чтобы эту книгу получить. Может, у Керра она была, но я не спросила. И только через много лет, в 60-х годах, прочла её в самиздате" (Улановские Надежда и Майя: История одной семьи . [3-е изд.] С.-Петербург : Инапресс, 2003, с.100.).
То, о чём писал Кестлер в своём знаменитом романе, занимало моих родителей и всё наше окружение. Даже и собственный опыт отсидки не решал до конца загадку признаний, ведь у следователей в разное время были разные цели и средства.
Кестлер родился в 1905 году в семье будапештского коммерсанта среднего достатка, в годы учения в Высшей технической школе в Вене увлёкся сионизмом и в 1926 году, в очень трудное для алии время - в стране была безработица - приехал в Палестину. Здесь он вёл полуголодное существование, но через год стал корреспондентом немецкого издательского концерна Ульштейнов, сначала на Ближнем Востоке, а с 1930 года, соскучившись по Европе, - в Париже и в Берлине. В Палестине он бывал ещё несколько раз, в последний раз - во время Войны за независимость, и отношение его к сионизму и вообще к еврейской проблеме оставалось всю его жизнь, как теперь говорят в России, сложным и противоречивым. Той же монетой платили ему политики и интеллектуалы подмандатной Палестины, а позже Израиля.
В последние годы существования Веймарской республики атмосфера в Германии была такая, что многим казалось, что коммунисты - единственная сила, способная противостоять нацизму. В декабре 1931 года Кестлер вступил в Коммунистическую партию Германии и с середины 1932 до середины 1933 путешествовал по СССР.
Вернувшись в Европу после прихода Гитлера к власти, стал политэмигрантом-антифашистом в Париже. Во время Гражданской войны в Испании был послан в Испанию, чтобы собрать доказательства участия немецких и итальянских вооружённых сил в войне на стороне франкистов, был ими арестован при захвате Малаги, обвинён в шпионаже и провёл три месяца в смертной камере Севильской тюрьмы. Освободился из тюрьмы благодаря вмешательству западной общественности, которая видела в нём пострадавшего за свои убеждения либерального журналиста. Разочаровался после "московских процессов" в коммунизме и вышел в 1938 году из компартии.
В начале 2-й мировой войны оказался на территории Франции, был интернирован французскими властями накануне немецкой оккупации и снова освобождён, благодаря вмешательству влиятельных друзей. В конце 1940 года, оказавшись перед необходимостью бежать с охваченного войной континента, выбрал не Палестину и не Америку, а воюющую Англию, куда въехал нелегально, не дождавшись визы, за что отсидел несколько недель в тюрьме. Там он правил гранки того самого романа "Мрак в полдень", о котором шла речь вначале, и вышел на свободу известным писателем.
В Англии он прожил до самой своей добровольной смерти в 1983 году, отлучаясь во Францию и в США.
Вернусь к своим взаимоотношениям с Кестлером: кроме самиздатского "Мрака в полдень", который, как выяснилось позже, перевёл один наш знакомый, мне удалось прочесть ещё несколько книг Кестлера, поскольку в большой академической библиотеке, где я работала последние 10 лет жизни в Москве, они были доступны.
Поражала широта его интересов, хотя тогда я не знала, насколько они были широки. Не знала во всём объёме и исторических процессов, на фоне которых протекала его богатая событиями и внутренними метаниями жизнь. При случае прочла и его роман о Палестине 30-х годов "Воры в ночи". И когда уже в Израиле Алик Фельдман, редактор "Сиона", предшественника журнала "22", предложил мне в 1979 году перевести несколько глав из этого романа, я с радостью согласилась. Редактор по моему совету обратился к автору за разрешением и получил решительный отказ. А мы с моей матерью тем временем перевели всю книгу!
Тогда я написала Кестлеру письмо. Вначале объяснила, кто я такая, и дальше:
"Цель этого письма - попытаться убедить Вас пересмотреть своё решение или хотя бы объяснить причину отказа.
Естественно, что Ваше имя в России связано с романом "Мрак в полдень", широко ходившим с начала 60-х годов в т.н. "самиздате". Роман "Воры в ночи", который я прочла в Москве примерно в то же время, был для меня настоящим откровением. Историю Палестины до 2-й мировой войны мы тогда совсем не знали. С тех пор меня не оставляло желание сделать книгу доступной русскоязычному читателю. Я и сейчас считаю, что познакомить русских евреев с этой книгой крайне важно. Но не ради содержащейся в ней информации, а совсем по другим причинам. Мы, приехавшие из России, испытываем непреодолимое отвращение к любой пропаганде, даже и во имя дела, которому от души сочувствуем. Роман "Воры в ночи" написан в несколько отстранённой, скептичной и вместе с тем искренней манере, что, по моему убеждению, понравится русскоязычному читателю в Израиле. Ему будет крайне интересен подход к сионистской проблеме с разных точек зрения, столь характерный для Вашей книги, в особенности, с точек зрения арабов и англичан.
У русских евреев много общего с героем Вашего романа Джозефом. Российский наш опыт непременно включал "инциденты, подлежащие забвению". Большинство не получило никакого еврейского воспитания и чувствовало себя полностью принадлежащими русской культуре. Мы также понимаем - не обязательно разделяя - комплексы Вашего героя в отношении религиозных евреев и сабр, хоть явились сюда не с оксфордских лужаек. Правда и то, что многое с тех пор изменилось - в том числе и религиозные евреи, и сабры.
Если отказ Ваш связан с тем, что "Сион" предполагает печатать отдельные главы, а Вы сомневаетесь в объективности редактора при выборе этих глав, то не согласитесь ли Вы в принципе на публикацию романа целиком? Я уже закончила перевод в надежде найти издателя для всей книги.
Прошу прощения за нескромность - но если отказ Ваш связан с идеологическими причинами, если выраженные в нём идеи расходятся с Вашими нынешними взглядами, в особенности в том, что касается еврейского самосознания - я тогда осмелюсь указать на то, что независимо от самосознания, от того, насколько далёк человек от веры в еврейскую исключительность и насколько он сам себя ощущает укоренённым в общеевропейской культуре, - независимо от всего этого, эпизоды из серии "подлежащих забвению" продолжают случаться и гнать нас в эту маленькую, горячую и иногда крайне негостеприимную страну.
Прошу Вас ещё раз взвесить Ваше решение, принимая во внимание тот факт, что если сами Вы потеряли интерес к своей книге, а для всего мира - она лишь эпизод Вашей творческой биографии и общекультурного процесса - только для нас содержание романа представляет жгучий, жизненный интерес, и факт этот писатель игнорировать не может.
И в заключение - чтобы быть честной - прошу учесть: я настолько уверена в своей правоте, что в случае вторичного отказа, прибегну к старому, испытанному средству, распространяя перевод среди друзей с помощью "самиздата", что будет жаль - мы ведь живём не в России.
Прошу простить за резкий тон письма. Получилось это ненамеренно. Надеюсь на положительный ответ в ближайшем будущем".
Вскоре пришёл ответ:
"Весьма благодарен за Ваше очень трогательное письмо от 4 августа.
Единственная причина моего отказа - то, что письмо редактора "Сиона" было таким путанным и дилетантским, что я предпочёл не иметь с ним дела(ни одного номера этого журнала мне не посылали, и я его никогда не видел).
Ни политических, ни идеологических причин отказа не было. Однако под влиянием Вашего письма я с готовностью разрешаю перевод на русский язык с целью частичной или полной публикации книги, при условии, что издатель пришлёт официальный контракт, который мой литературный агент одобрит и подпишет. Это вопрос не денег - плата будет чисто символической - а делового отношения, защищающего мои авторские права и т.п.
Итак - желаю удачи. Буду счастлив увидеть на русском языке книгу в отрывках или целиком. Кстати, русский перевод "Darkness at noon" только что опубликован Чеховским издательством в Нью-Йорке.
С наилучшими пожеланиями"…
Перевод наш, кажется, получился неплохим, во всяком случае, роман, изданный впоследствии "Алиёй" три раза, хорошо раскупался. Вышел он, однако, не сразу. Зависело это от покойного профессора Эттингера, который должен был дать согласие на публикацию - и вдруг отказал! Сказал, что издательство "Алия" не место для такого романа, что его автор - заядлый ассимилятор и плохо относится к нашей стране.
В ответ я рассказала профессору об обмене письмами с Кестлером и о том, что он написал мне, что будет счастлив - "happy" - увидеть свою книгу, изданную на русском языке.
Эттингер был поражён и взволнован, тут же дал согласие на издание книги и даже попросил включить в предисловие и моё письмо, и Кестлера, от чего я тогда воздержалась.
Реакция Эттингера отражает двойственное отношение к писателю в Израиле. С одной стороны, его глубоко чтут за талант, считается, что его роман "Воры в ночи" - лучше всего, что написано о периоде, называемом у нас "медина ше-ба-дерех" - государство в пути. С другой стороны, им недовольны в стране и левые - за критику "сионистского руководства", которое Кестлер считал недостаточно решительным во взаимоотношениях с английскими властями, - и правые, для которых он был недостаточно правым. И все вместе евреи имеют основания быть на него в обиде.
В Израиле же я перевела ещё один небольшой, но очень интересный, даже захватывающий, роман Артура Кестлера "Приезд и отъезд", который, после долгих проволочек, издан в марте 1997 в Москве нашим знакомцем Вардваном Варжапетяном в последнем, 20-м номере его журнала "Ной".
Действие романа, вышедшего в разгар 2-й мировой войны, происходит в Нейтралии - подразумевается Португалия, - где автор незадолго до того побывал и сам. Герой романа, молодой человек, только что спасшийся из фашистского застенка у себя на родине, в Венгрии, ждёт визу в воюющую Англию, чтобы продолжать борьбу. Герой подвергнут искушениям и сомнениям, прежде всего - в чистоте собственных побуждений: действительно ли он хочет воевать с немцами, а может, искупает вытесненный из сознания давний грех, как внушает знакомая-психоаналитик. Он выходит из внутренней борьбы с честью. Автор - я цитирую самоё себя - "спорит с теми психологами, которые объясняют высшие духовные проявления людей невротическими мотивами. По Кестлеру, существует не разрушаемое психологическими травмами ядро личности; именно оттуда исходят побуждения, не позволяющие человеку мириться со злом".
Конечно, мне всегда хотелось написать о Кестлере. По-русски о нём почти ничего нет. Я думала ограничить себя одной какой-нибудь темой, написать, хотя бы, о его отношении к еврейству. В Израиле об этом писали, но недостаточно и слишком пристрастно. Но пока писатель был жив, не хотелось копаться в его еврейских комплексах. И вот несколько лет назад редактор серии "Евреи в мировой культуре" М.С.Соминский предложил мне написать о ком-нибудь для его серии. Я предложила Кестлера, но характеризовать его надо было всесторонне. А он полжизни занимался историей и философией науки, психологией творческого акта, а в последние годы увлёкся парапсихологией. Как я в этом разберусь? Это тебе не проблема признаний на открытых процессах, над чем ломали голову ещё мои родители, и не еврейский вопрос, в котором мы все специалисты, имеем своё мнение. Однако я взялась. И как только углубилась в материал, оказалось, что то, чем был занят Кестлер вторую половину жизни, так же важно и интересно для т.наз. широкой публики, как и то, что он писал раньше.
Интересно то, что он пишет о Кеплере и Галилее, вызывает сочувствие неприятие им естественного отбора как главного фактора эволюции, увлекательны его нападки на бихевиористов с их "крысоморфными теориями", унижающими, по его мнению, человека. И если желание - такое понятное - видеть цельную картину мира, возможно, обличает в нём догматика, то неприязнь его к так наз. "научной ортодоксии" характеризует его как свободолюбца.
Название серии "Евреи в мировой культуре" ему бы не понравилось. Он считал, что национальность - это неважно. Он был плохим евреем. Но волновало его то, что нас волнует, болел он всеми болезнями своего века, метался от одной крайности к другой. Заблуждался искренне. Надеюсь, что я справилась со своей задачей, хотя это было трудно.
Примечание:
Обсудить книгу Майи Улановской можно на форуме
|
|
| |
| Article Rating | Average Score: 0
Голосов: 0
| |
|
|
Главное меню
Опрос
