| Help Jewniverse Yiddish Shtetl | Поддержка сайта, к сожалению, требует не только сил и энергии, но и денег. Если у Вас, вдруг, где-то завалялось немного лишних денег - поддержите портал
| |
| Самая популярная новость | | Сегодня новостей пока не было. | |
 Опрос | |
| |
| Поиск на сайте Русский стол | | |
| Обмен баннерами |
| |
| Еврейская музыка и песни на идиш |  | |
 | |
|
Михаил Хейфец. Ханна Арендт судит ХХ век. Отправлено от Anonymous - Friday, September 24 @ 00:00:00 MSD
|
 Аннотация
В юности ученица великих философов – Хайдеггера, Гуссерля, Ясперса, потом полунищая беженка-еврейка из Германии, Ханна Арендт стала в США одним из корифеев местной, а потом мировой науки. Она - профессор университетов Беркли и Принстона, лауреат премии Национального Института искусств и литературы (высшей награды в США в области гуманитарных наук), лауреат премии Эмерсона-Торо, лауреат премии Соннинга - высшей награды за вклад в Западную цивилизацию. Посвященные ей работы пестрят такими определениями: «ключевой политический мыслитель нашего времени», «центральный политический мыслитель середины XX века», «женщина, высоко уважаемая интеллектуальным истеблишментом»...
В книге известного израильского литератора и журналиста М. Хейфеца изложены основные идеи фундаментального труда Ханны Арендт «Истоки тоталитаризма». Философ посвятила его оригинальному решению основных проблем антисемитизма, империализма, тоталитарных систем XX века - в Германии и СССР.
Предисловие: КТО ОНА ТАКАЯ, ХАННА АРЕНДТ?
В 2000 году стало невероятно модным – все подводили итоги столетия. Кому-то из социологов пришла в голову идея: сделать список из ста книг, оказавших главное влияние на умственное и нравственное развитие человечества за истекший век.
В том списке я нашел сочинения Д. Кейнса, Р. Хайека, А. Тойнби, К. Поппера, Э. Фромма, Р. Арона, М. Джиласа, А. Кестлера, Б. Пастернака, Л. Колаковского, А. Солженицына, Ч. Милоша, К. Леви-Стросса, А. Грамши… Словом, наивысший в мире ранг! И поражало не то, что творения многих из персонажей я не читал. Как раз это виделось вполне нормальным… Поражало то, что примерно половину фамилий я ни разу в жизни не слышал.
А судя по известным именам, рядом с которыми – и даже выше которых – были выложены фамилии незнакомцев, они определили лицо всей нашей эпохи в истории человеческой культуры.
А я – даже имен этих не слышал…
Зримо почувствовал, как плотно нас, бывших советских людей, «упаковали», как нынче выражаются, от потока научной мысли человечества. И хотя бы воспитали самоуверенными эгоцентриками, кем-то, вроде талибанских мулл… Но нет – советские молодые люди получали в своем роде образование высокого уровня! Студентам всех факультетов, например, полагалось сдавать философию… Да, это была философия марксизма, но ведь в XIX веке учение Маркса считалось (и действительно таким было) последним словом в мировых социальных науках. И опиралось на фундамент изысканий и гипотез самых великих умов человечества. Предтечи марксизма тоже считались открытыми для нашего изучения... Студенты и аспиранты (кто хотел, конечно) имели возможность читать Спинозу, Канта, Гегеля, Фейербаха, Дарвина, Моргана… Мы могли разрабатывать свои мозги, изощряя их в решении самых сложных проблем, доступных человеческому разуму.
Но кончалась «школа» мысли для нас - XIX веком. После Маркса, как бы открывшего миру абсолютные истины природы и истории (диалектический и исторический материализм), изучать социальные науки - не рекомендовалось. Ну, разве познать некие конкретности, дооткрытые Лениным…
Но наука-то в новом веке не прекратила движение свое. С опозданием на десятилетия стали доходить до советских людей более поздние концепции. Помню, как пробивалась информация про «веховцев», про Розанова, про генетиков, про мыслителей-физиков. Дошло, наконец, и до социологии Макса Вебера…
Но все же… Вот случайно, на склоне лет, я выяснил, что примерно о половине мировых колоссов XX века я, человек, регулярно проглядывавший научную литературу, не слышал никогда в жизни… В семидесятых годах в Эстонской ССР действовал подпольный научный семинар (его организатор отбывал со мной срок на семнадцатой и девятнадцатой зонах в Мордовии – в частности, за проведение семинара). На тайных заседаниях лекторы конспиративно рассказывали подпольщикам о… франкфуртской философской школе! (А «франкфуртцы» к той поре поумирать успели!)
К чему вспомнилось? Среди культовых фигур века числилась германо-американская философ - Ханна Арендт. Мои читатели, вы хоть фамилию эту когда-нибудь слышали?
Я пишу о Ханне Арендт, потому что видится: узнать ее размышления о политической истории и современной философии – полезно современным людям. Худо понимают ее писания даже на Западе, где я делаю эту книгу. Но, в первую очередь, ее следует знать тем, кто не имел представления о гипотезах философа, - гражданам СНГ, переживающим охвостье тоталитарного этапа своей истории и только-только осваивающим подход к миру рыночного хаоса – т. е., по терминологии Арендт, только еще вступающим в Новое Время…
* * *
Ханна Арендт родилась в Ганновере (Германия) в 1906 году в ассимилированной еврейской семье. Росла в Кенигсберге, сочиняла стихи, пробовала силы в прозе, в 14 лет открыла для себя сочинения Иммануила Канта (вспоминала: в детстве, когда сидела за письменным столом, ей чудилось, будто Кант со стены смотрит на нее). Увлекалась философией, теологией, античной литературой. Мечтала стать теологом (богословом). Втянулась в чтение трудов германских философов. Новая школа считала своими основоположниками Шеллинга и датского философа Кьеркегора (среди классиков значился российский философ - Лев Шестов). Называлась -«экзистенциалистской».
Ханна преклонялась перед трудами самого молодого из светил школы, профессора Марбургского университета Мартина Хайдеггера (сам профессор, правда, предпочитал для этого философского направления иное название - «герменевтика»)… Хайдеггеру, когда Ханна Арендт сделалась его студенткой, исполнилось 36 лет (Ханне было 19). Он был женат, имел двоих сыновей. Почти сразу профессор-католик и студентка-еврейка стали любовниками… Я упомянул о скрытой детали их приватной жизни лишь потому, что сей факт сыграл свою роль в развитии философской мысли XX века. Как раз в то время Хайдеггер обдумывал «книгу своей жизни» («Бытие и время»), духовное общение с Ханной наталкивало его на новые идеи в системе своих мыслей... А следы обратного, философского и жизненного влияния Хайдеггера на творчество Арендт ощущаются мною в ее сочинениях постоянно.
…Через несколько месяцев любовники расстались (роман в университете мог обернуться общественным скандалом), и Ханна перевелась в Марбург, к учителю своего кумира, великому старику Гуссерлю. Позже – перешла в Гейдельберг, на семинар по Шеллингу, который вел другое светило германской философии, Карл Ясперс. У Ясперса она и защитила докторат - «Понятие любви у Блаженного Августина» (интерес к творениям этого мыслителя времен заката Римской империи Ханна сохранила на всю жизнь). Там же, в Гейдельберге, пережила несколько бурных романов и вышла замуж за известного литературоведа прокоммунистического толка Гюнтера Штерна. Через мужа познакомилась с влиятельными мыслителями, «неомарксистами» из Франкфуртской философской школы (Хоркхаймером, Маркузе, Адорно, ближе всех - с самым важным для нее человеком в группе, великим культурологом Вальтером Беньямином), одновременно – с модным драматургом Бертольдом Брехтом. В 1933 году философ изменила абстрактному духу избранной профессии и ушла в практическую политику – примкнула к антинацистской оппозиции. Берлинская квартира стал убежищем для скрывавшихся антинацистов, Ханна нелегально готовила документы об антисемитизме властей Рейха для XVIII Сионистского конгресса. Кто-то, как говорится, «капнул», ее арестовали. В тюрьме молодая женщина провела всего восемь дней и по освобождении - бежала во Францию.
В Париже Ханна несколько лет прослужила в сионистских конторах (нашлись - через родителей - покровители и в этом кругу), «тусовалась», как модно нынче выражаться, в компании молодых французских интеллектуалов (среди них выделялись Жан-Поль Сартр и Раймон Арон.) В Париже развелась с первым мужем, вышла замуж вторично - за политэмигранта, одного из бывших членов общества «Спартак» и основателей Коммунистической партии Германии Генриха Блюхера. Вместе с мужем в 1940 году вторично бежала от нацистов – через испанскую границу. Добралась до США.
Английского языка оба не знали, вживание в американскую среду проходило мучительно. Генрих сотрудничал в радиоредакциях, вещавших на нацистскую Германию, Ханна сделалась сотрудником германоязычных, потом англоязычных «левых» журналов. Триумфом карьеры редактора считается первая публикация в США произведений малоизвестного тогда в Америке (и вообще в мире) великого прозаика - Франца Кафки.
В круг ее знакомых постепенно включались новые лица – британец Джордж Оруэлл, французский прозаик и философ Альбер Камю… Я неслучайно перечисляю блестящий ряд: «звезды» были не самыми близкими людьми, влияли, возможно, куда меньше друзей, имена коих не столь или вовсе не прославлены… Но два с половиной десятилетия Ханна общалась с самыми яркими умами своей эпохи – выслушивала их идеи и наблюдения, оценивала реакции, оттачивала собственные взгляды в интеллектуальном общении с мыслителями подобного калибра. Овладевая понемногу английским языком, начала публиковать статьи в авторитетных органах американской печати. После крушения нацизма приступила к работе над своей первой книгой, дополняя прежние публикации новыми текстами. В итоге был «сработан» пухлый том! «Истоки тоталитаризма» завершены осенью 1949 года, а через два года четверть миллиона слов, скрытые обложкой, появились на читательских столах. В одно прекрасное для себя утро Ханна проснулась знаменитой!
Ее первое масштабное сочинение видится мне неким подведением итогов – комплексом размышлений, гипотез, идей целого поколения взыскующих истины творцов. Ханна сделалась рупором многих и многих, оформив поиски современников в формулировках нестареющей книги (в русском переводе «Истоки тоталитаризма» вышли лишь через сорок пять лет - в 1996 году, изданы московским издательством ЦентрКом. Постраничные ссылки в моем тексте даются по этому изданию). Через семь лет Ханна выпустила вторую и, думается, главную книгу жизни – «Ситуация человека» (в русском, как и германском переводе она названа «Vita activa, или о деятельной жизни». Русский перевод сделан В. Бибихиным в Санкт-Петербурге для издательства «Алтейя» в 2000 году) В 2001 году еще одна книга Ханны Арендт - «Между прошлым и будущим» - появилась на украинском языке (Киев, издательство «Сфера»: Ханна уточняла и конкретизировала идеи и положения главных книг.)
Спрашивается – если три книги Арендт уже доступны массовому читателю в СНГ, зачем и кому может понадобиться мое популярное их изложение?
…Психологической особенностью Арендт как автора видится ее абсолютная свобода от любых соображений, кроме поиска истины. Ханна всегда была в оппозиции к власть имущим - любого цвета и уровня… Человек левых взглядов, абсолютно отвергала советский коммунизм. Эмигрантка во Франции 30-х годов, она - критик «патриотического правительства» Лаваля. Эмигрантка в США с «гринкартой» в кармане (конец 40-годов) и - противник могущественного сенатора-следователя Маккарти. Служащая (и в немалом ранге - исполнительный директор!) еврейских контор в Париже и Нью-Йорке, вызывала (по-моему, до сих пор вызывает – скорее уже по инерции) занудное, но стойкое раздражение властных бонз сионистского истеблишмента… «Я не подхожу ни к кому», - ответила на вопрос, к какому лагерю себя относит – к правым или левым, к либералам или консерваторам, к защитникам западного гуманизма или его оппонентам.
Тем не менее, полунищая оппозиционерка сумела стать на Западе знаменитостью первого ранга, корифеем мировой науки. Посвященные ее взглядам работы пестрят такими оценками: «ключевой политический философ нашего времени», «центральный политический мыслитель середины XX века», «женщина, высоко уважаемая интеллектуальным истеблишментом»… Ханна была удостоена премии Национального института искусств и литературы США (высшей награды страны в сфере гуманитарных наук), премии Эмерсона-Торо от Американской Академии; засим последовали почетные избрания и приглашения – на должность, например, профессора политической теории в университете Беркли или профессора философии в университете Принстона (она стала первой женщиной в истории, удостоившейся в данном университете звания профессора)... За восемь месяцев до смерти Арендт делается девятым (после У. Черчилля, А. Швейцера, Б. Рассела, К. Барта, А. Кестлера, Н. Бора и Л. Оливье) лауреатом Премии Соннинга за вклад в Европейскую цивилизацию – причем одновременно была и первой женщиной-лауреатом, и первой неевропейкой, удостоенной такой премии (она давно уже гражданка США).
Но для наших задач важнее, что Ханна всегда находилась в постоянной оппозиции не к какому-то начальству, но к собственному читателю. Всегда писала про то и так, как казалось ей интересным и нужным, не считаясь с привычками и возможностями читателей, студентов, коллег в науке… Еще в юности объясняла руководителю, великому Ясперсу: «Я понимаю историю, только отталкиваясь от почвы, на которой сама стою… Я пытаюсь осмыслить историю, понять то, что в ней говорят, исходя из того, что уже знаю в собственном опыте. Что мне в этом плане понятно, я усваиваю, что нет – отбрасываю». По сути ею сказано было вот что: я могу писать только про то, что мне интересно! Мне лично, великий и любимый учитель, профессор, друг…
Например, ею сочинялись такие объемы текстов, какие представлялись нужными автору для понимания цивилизации XX века. Она не задумывалась, соответствуют они ресурсам свободного времени читателя, запасам его знаний... Скажем, в «Истоках тоталитаризма» из 620 крупноформатных страниц российского издания примерно треть отдана разделу «Антисемитизм». Тема книги – тоталитаризм, т. е. «всеохватывающий строй», явление мирового масштаба! Ханна Арендт сама признавала: еврейский вопрос – это в принципе мелкое явление в рамке гигантских мировых процессов, о которых ей хотелось размышлять. Тогда почему антисемитизму отдана треть книги? Потому что автор - еврейка, и тема волновала ее не как мелочь, а как первостепенная, личная драма, вот и писала столько и в таких размерах, какие виделись нужными…
А внутри раздела? Скажем, целая глава посвящена личности, для истории еврейства вовсе посторонней, – Дизраэли, лорду Биконсфильду. Его образ казался автору психологически интересным, значит – извольте, дорогие, читать… Или – выделила особую главу под дело Дрейфуса. Почему так много о Дрейфусе – в книге про тоталитаризм!? Ей виделось, что это интересно! Недовольны? Не читайте. Вы свободные люди, неправда ли?
Более того. Ханна Арендт не «вообще еврейка», а конкретная еврейка - немецкая. Германское еврейство составляло вовсе нехарактерную, особую группу в еврействе мировом. Но для Ханны оно было родное, свое, и потому она сделала немецко-еврейскую общину центральным объектом своего анализа в «Истоках»…
Во втором разделе книги - «Империализме» - почти пятая часть текста отдана ситуации, сложившейся для эмигрантов, для «лиц без гражданства». В масштабах явления, именуемого империализмом, это, наверно, даже более частная проблема, чем антисемитизм для тоталитаризма. Но Ханна находилась в сем «безгосударственном статусе» примерно 17 лет (7 лет во Франции и 10 в США, американское гражданство получила только в 1951 году), и – больная для автора тема была осмыслена по меркам мировым…
Таковы композиционные особенности книги, которые затрудняют освоение этого колоссального текста. Но при чтении возникают и другие, более сложные проблемы. Языковые! Кто читал Гегеля, Фихте, тем более Хайдеггера, знают, какие усилия потребны, чтобы освоить несметное богатство мыслей, зашифрованных в их «темном и вялом», как выразился Пушкин, наречии! Германские философы умышленно писали зашифрованно-корявым слогом, даже стилем противопоставляя свои опусы трудам вечных оппонентов - легких и гармоничных, но, на германский вкус, из-за того и поверхностных модников, легковесных прыгунов французского Просвещения (типа Вольтера, Гольбаха). Как сложно современному русскоязычному читателю пробиться через абзацы наследницы классической германской школы, я понял, ознакомившись с русскими переводами книг Арендт. Возникало ощущение, будто переводчики не всегда и сами понимали, что автор хотела сказать! Скажем, первоклассный знаток В. Бибихин, переводивший «Vita activa», казалось, забыл не только стилистику русского литературного языка, но даже синтаксис в объеме средней школы… Почти на каждой странице пропущено по пять, иногда по десять запятых! Я переводчика не виню – настолько, видимо, трудной казалась задача проникновения в тонкости мыслей автора, в непрерывную пружину ее суждений и перевести их точно – ему не до запятых, не до порядка слов в русских предложениях было. Но… Попробуйте-ка подобный текст одолеть, освоив его глубинные пласты!
Вот почему у меня, литератора и журналиста, возникла идея – изложить суть главных книг Ханны Арендт так, чтобы потом, при чтении оригиналов, ресурсы ее сочинений стали более вам доступны. Мысль Арендт стремится к истине прямо на страницах ее книг. Она может заходить в тупик, может заблуждаться, искать прорыва из созданного самой парадокса (или неточности), как часто бывает, когда человек вслух обдумывает какую-то проблему... Причем автор необъективна, пристрастна в своих интересах и симпатиях. В капитализме, например, который Ханна сильно недолюбливает, ее интересовали только и исключительно тоталитарные отпрыски (коммунизм и нацизм, причем, главным образом, «родной» нацизм...). А параллельно возникавший в истории либеральный процесс, связанный с именами, скажем, Рузвельта, Эрхарда, многих других деятелей – выведен за скобки XX века... Ее ведь интересовал исток тоталитаризма, а не общие итоги столетия! А в тоталитаризме волновали события на родине, в стране любимой (даже когда отвергаешь ее!) – в Германии. О России для объективности много раз вспоминает, но на деле ей мало интересна советская модель...
Или, например, полностью опущена в тексте роль религии в развитии сознания Нового времени (когда Ханна писала «Истоки», эта тема ее не занимала... И восстановлен был сей несомненный пробел только в следующей книге – в «Vita activa»).
Конечно, я мог (и возникал такой соблазн!) выпрямить ход ее мыслей, излагая их «с птичьего полета» - от нас, из века Двадцать первого, зная новые документы, владея иными подходами. Но я решил писать в том композиционном порядке, какой был задуман автором. Пусть читатели пройдут дорогу рядом с Арендт, как прошел ее некогда я сам, - восхищаясь, где покажется интересным, возмущаясь и негодуя там, где видятся ошибки... Только не бросайте читать. Ибо, возможно, через несколько страниц Ханна сама все выправит, даже не заметив, что случайно решила возникшее в читательском мозгу противоречие. Это вкусно читать и познавать – не выводы, а процесс размышлений философа, который, как любой человек, искала истину в череде ошибок, попадая в тупики мысленных лабиринтов и - находила из них выход.
Итак, начинаем: «ИСТОКИ ТОТАЛИТАРИЗМА»
Часть первая: АНТИСЕМИТИЗМ
Первая глава: АНТИСЕМИТИЗМ КАК ВЫЗОВ ЗДРАВОМУ СМЫСЛУ
Антисемитизм – необязательная принадлежность тоталитарной модели (в советской революции - евреи, напротив, приняли активное участие в роли «строителей коммунизма».) И даже когда сами они становились жертвой «тоталитарного прогресса», то антиеврейские репрессии вершились Сталиным и его командой стыдливо, без озвученных деклараций, – «под ковром». Зато в цивилизованной Западной Европе антисемитизм составил ядро тоталитарной идеологии.
Почему? Почему мелкая в мировой истории проблема сделалась мотором Всемирного Зла в цивилизованной части нашей ойкумены?
…Возьмите расхожее объяснение в нацистской версии. Мол, члены НСДАП были германскими националистами, болели за свой народ, а евреи в Германии (как и в остальном мире) вмешивались паразитами в жизнь коренной нации, в германское хозяйство, культуру, политику, растлевали национальный творческий гений чуждым ядовитым влиянием. Нацисты, как положено природному белку в организме, отторгали инородный фермент – дабы свой народ не погиб. Вот и пришлось биться с еврейством насмерть.
Ханна Арендт не отрицает искренности чувств у членов НСДАП. Но их объяснение испепеляющей враждебности к еврейскому «врагу» отвергается ею с порога. Ибо нацисты, по Арендт, вовсе не были германскими националистами. (Как и коммунисты не были русскими националистами…) Члены НСДАП, по Арендт, - враги национализма, их замыслы с самого начала носили всемирный характер! «Национальная маска» использовалась лишь для «внешнего мира», для низовых последователей Нового учения... Но во внутреннем кругу, среди, так сказать, «посвященных в тайны» партийной идеологии, националистом себя не считал никто!
Национализм виделся идеологам германского Движения жалким провинциализмом, мещанством, пошлостью. Евреи, по мысли Арендт, были выбраны на роль мишени вовсе не вследствие своего опасного влияния на местное общество, культуру и пр., но, напротив, – к XX веку исчезло былое влияние еврейской общины на европейские государства (в том числе на германское) и на любое общество. Нацисты обрушились на слабых, на обессиленных оппонентов, хотя лживо объявили «городу и миру», якобы сражаются с «великим и ужасным волшебником Гудвином»...
Ханна Арендт с симпатией напоминает «великое открытие Токвиля» (французского социолога XIX века): простолюдины во Франции возненавидели аристократов вовсе не тогда, когда те эксплуатировали массы! Ненависть к дворянам выявила себя гораздо позже, уже после переворота 1789 года, когда аристократия утеряла власть. Эксплуатация сама по себе не послужила причиной возмущения! Только потеряв властные права, аристократы стали казаться народу паразитами, не имеющими прав на свое имущество тоже. Ибо власть есть важнейшая функция в обществе, народ инстинктивно сознает это и соглашается в обмен на исполнение столь важной для всей нации роли мириться с богатством, с гнетом и привилегиями правящих слоев. Но когда дворяне выронили руль правления, никто не хотел терпеть их богатство тоже…
«Капитал, который никого не эксплуатирует, означает отсутствие у обладателя даже того минимума отношений, что возникают между эксплуататорами и эксплуатируемыми! Отстраненность от политики означает в глазах масс отсутствие даже той минимальной заботы, что свойственна любому угнетателю в его отношениях с угнетенным»! – мимоходом заметила Арендт («Истоки тоталитаризма», М., ЦентрКом, стр. 37).
Да, она согласна: еврейство немало влияло на судьбы обществ в Западной Европе, но потому-то в прежние века этих иноверцев, «богоубийц» etc., христианское религиозное сообщество, конечно, дискриминировало, но тотально – не преследовало! Всем была ясна полезная роль, которую данный элемент исполнял в Европе. В XX-м же веке, хотя отдельные евреи нередко оказывались на крупных государственных постах (или в узловых точках бизнеса), сей факт смотрелся в обществе как частное занятие отдельных людей, не имевшее к еврейской общине прямого отношения. И вот, против бессильной и политически неопытной национальной общины, оказалось возможным и полезным разжечь убийственную ярость масс!
…Существует и противоположное - еврейское - объяснение политического антисемитизма. Евреи, мол, не в чем не были виновны, а пали жертвой традиционных преследований (скажем, любых иноверцев – христианами). Всегда и повсюду не любят чужаков, евреи считались «козлами отпущения», на них всегда возлагали вину за катастрофы коренных жителей – за чуму («черную смерть»), гражданскую войну, экономический кризис, революцию… В еврейской версии этот народ вечно, а не только в XX веке занимал в Европе нишу «преступника без преступления» (меткое выражение одного советского «лишенца», оно было выловлено Арендт в каких-то документах). Поскольку «преступник без преступления» является неотъемлемым признаком тоталитарных режимов, что нацистского, что советского, нацисты и выбрали себе в жертву - евреев. Они использовали древнюю психологическую традицию, но на новом витке истории.
Ханна Арендт не согласна с еврейской трактовкой событий тоже. Невиновных групп, говорит она, в истории не существует. Каждое историческое событие возникает как равнодействующая в поведении десятков заинтересованных коллективов, в любом событии историк-профессионал всегда видит долю вины любого соучастника: «Историю творят многие группы, и какая-то одна выделяется нами лишь в силу тех или иных причин» (ibid, стр. 38). «Козел отпущения» - как правило не невинная жертва, а группа среди других групп, вовлеченных в то или иное деяние мира сего. «И такая группа не перестает нести свою долю ответственности только потому, что оказалась жертвой несправедливости и жестокости мира», - замечает наша философ.
Версия «козла отпущения» выглядит истинной лишь потому, что все жертвы тоталитарного террора, не только евреи, подпадают под схему: ничто из того, что эти люди совершили (или не совершили), не связано с их судьбой! И - возникает естественный человеческий соблазн: освободить жертву от ее доли исторической ответственности за ее же судьбу.
Что более всего поражает исследователя тоталитарных режимов? Юридическая (часто и фактическая) невиновность всех лиц, охваченных клешнями государственных репрессий плюс их неспособность каким бы ни было способом повлиять на свою долю! Но если евреи (как и прочие жертвы тоталитаризма - например, душевнобольные немцы или советские военнопленные) подходят на роль «козлов отпущения» – почему же Арендт не склонна принимать такую версию? Почему еврейскую гипотезу она тоже посчитала «вызовом здравому смыслу»?
По Арендт, террор, присущий нацистам и коммунистам, был выстроен на центрующей оси – на идеологии. Идеология – вот основа, фундамент, что лежал под цоколем тоталитарного небоскреба. Но… если некоей идеологии назначена роль – мобилизовать народные массы на террор, на «борьбу с врагом», она не может выбирать себе главную жертву произвольно, случайно. «Если в такую фальшивку, как «Протоколы сионских мудрецов» верит так много людей, что она сделалась текстом целого политического движения, то… задача историка состоит в объяснении главного политического и исторического факта – почему в эту фальшивку верят? Это намного более важно, чем то второстепенное обстоятельство, что текст, действительно, являлся фальшивкой», пишет Арендт (ibid,с. 40).
Итак, если мы примем идею, что гитлеровцы убивали евреев по тем же мотивам, по каким это племя дискриминировалось в христианском обществе, то – по Арендт – подобная идея будет означать ни больше - ни меньше как некую… ну, не то чтобы реабилитацию, но извинение для убийц! Нацисты, мол, делали то же, что до них делали все другие. Поколение за поколением - многие представители разных наций... Значит, если рассуждать логично, имеется в евреях нечто, что вызывает подобную реакцию, «так уж самим Богом устроено, и вольтерьянцы напрасно против этого возражают», как говорил гоголевский городничий… За что ж нацистов особо обличать? Может, они служили «бичом Божиим», орудием Провидения – за какие-то еврейские грехи?
Арендт отвергла гипотезу «козла отпущения» не только потому, что, по ее мнению, она в какой-то степени оправдывала гитлеровцев. Нет, она считала ее принципиально ложной! Политический антисемитизм, начисто вычеркивавший существование евреев на Земле, являлся, по ее мнению, сущностно иным явлением, чем христианская юдофобия. Христиане ведь считали еврейскую общину неизбежным, даже в чем-то нужным элементом европейского сообщества… Нацисты же вычеркивали евреев из жизни человечества!
Арендт заинтересовал такой момент: почему столь реабилитирующая нацистов гипотеза вообще возникла в нашем мире? Философ видела исток «заблуждения», смешивания принципиально разных явлений (религиозной юдофобии и политической антисемитизма), в «отсутствии политического навыка и политической рассудительности» у еврейства именно как народа. Еврейская история есть «история народа без правительства, страны и языка» (ibid, стр. 41). Начав с четкого плана достижения на земле Царства Божия, евреи две тысячи лет избегали любых самостоятельных политических действий, а потому придумали себе гипотезу «козла отпущения». Нацисты тоже оказались заинтересованы в объяснении своих преступлений следованием сложившейся многовековой традиции («так было – так будет», хотя, соглашаются они, погорячились лишку, признаем и каемся!). А вот евреям подобная версия помогала избежать обсуждения неприятнейшего для них вопроса – где же и в чем лежала еврейская часть ответственности за случившееся? Где был еврейский промах, где она, еврейская ошибка, где еврейский провал в XX веке?
Арендт утверждает: нацистский геноцид еврейства не являлся сверхпреувеличенным следованием христианским традициям. Он оказался принципиально иным историческим явлением! Не религиозным, но политическим действом - в русле новейших достижений XX века.
Еврейство искренне считало гитлеризм, т. е. по сути антихристианское явление, этаким возрождением «Темных веков». А так как средневековая юдофобия мерещилась еврейским общинам в чем-то полезной – как своего рода стена, сохранявшая целостность народа в изгнании, то при появлении Гитлера евреи не смогли учуять, оценить чудовищную опасность нового явления в истории – тоталитаризма, не распознали угрозу гибели для народа, не предприняли нужных и тогда возможных мер для его спасения и безопасности...
Если искать ответ на следующий вопрос – почему нацистский тоталитаризм поставил именно еврейскую проблему в центр идеологии, то Ханна Арендт предлагает предварительно разобрать вместе с ней следующие исторические проблемы:
когда и как в Европе пали национальные государства и насколько их падение обеспечило победу тоталитаризма на континенте
почему антисемитизм победил в схватке с соперничавшими «измами»
какие факты еврейской истории позволили массам, примыкавшим к нацистам, посчитать именно еврейский народ врагом всех наций, что дало возможность лидерам тоталитаризма рисовать еврейскую проблему как «ключ к мировой истории».
(продолжение следует)
Примечание:
"Еврейская Старина"
|
|
| |
| Article Rating | Average Score: 0
Голосов: 1
| |
|
|
Главное меню
Опрос
