Наш Самиздат
Евреи всех стран, объединяйтесь!
Добро пожаловать на сайт Jewniverse - Yiddish Shteytl
    Поиск   искать в  

 РегистрацияГлавная | Добавить новость | Ваш профиль | Разделы | Наш Самиздат | Уроки идиш | Старый форум | Новый форум | Кулинария | Jewniverse-Yiddish Shtetl in English | RED  

Help Jewniverse Yiddish Shtetl
Поддержка сайта, к сожалению, требует не только сил и энергии, но и денег. Если у Вас, вдруг, где-то завалялось немного лишних денег - поддержите портал



OZON.ru

OZON.ru

Самая популярная новость
Сегодня новостей пока не было.

Главное меню
· Home
· Sections
· Stories Archive
· Submit News
· Surveys
· Your Account
· Zina

Поиск



Опрос
Что Вы ждете от внешней и внутренней политики России в ближайшие 4 года?

Тишину и покой
Переход к капиталистической системе планирования
Полный возврат к командно-административному плану
Жуткий синтез плана и капитала
Новый российский путь. Свой собственный
Очередную революцию
Никаких катастрофических сценариев не будет



Результаты
Опросы

Голосов 716

Новости Jewish.ru

Наша кнопка












Поиск на сайте Русский стол


Обмен баннерами


Российская газета


Еврейская музыка и песни на идиш

  
Эстер Кейю Маршалл II (вторая часть)

Отправлено от Anonymous - Friday, January 21 @ 00:00:00 MSK

Israel49. НОВЫЙ СВЕТ

Галя весело грызла огурец (только он и спасал ее во время беременности от изжоги), Хаим с Шоломом игрались с маленьким Янкелем во дворе, мама, Лидия Яковлевна, сидела и подсчитывала расходы синагогальной кухни за истекший месяц, сводя дебет с кредитом, когда к дому подошла нежданная гостья — Светка-Российская империя.

Что за чудеса — она больше не была рыжей! Ее волосы приобрели пепельный цвет, и только колечки кудрей на изломах вспыхивали золотистым. Новый цвет волос делал весь ее облик гораздо более утонченным и благородным. А может, так казалось еще и благодаря очкам в кругленькой оправе? Стекла в них были нулевые, это она лишь для интеллигентности выдумала носить. Для интеллигентного вида.

— Привет. Как дела? — запросто обратилась она к Гале.

— Слава Б-гу, хорошо. Спасибо. А ты как? Тебе очень идет этот цвет волос.

— Да? Я рада. Надоело быть рыжей. Но, знаешь, у меня есть и другие новости...

— Какие же?

— Я взяла еврейское имя. Шалом с Хаимом знают — правда, мальчики? — обратилась она к ним, — ведь вы же мне сегодня в синагоге его давали при чтении Торы.

Ребята поняли вопрос, кивнули в ответ, а Хаим доверчиво, открыто улыбнулся и сказал с сильным акцентом:

— Еврейское имя — это новая жизнь. Мазал тов!

— Спасибо за поздравления, — ответила она и повернулась к Гале:— Теперь меня зовут Гита. По бабушке.

— Замечательно. Значит, так и будем тебя называть.

— Ну, что слышно из Америки? — Долетели хорошо, сразу позвонили нам. Живут у какого-то богатого друга.

— А Ребе уже видели?

— Еще не успели...

Гита спрашивала во множественном числе, чтобы не подчеркивать, что ее интересует именно Алесевский, но Галя в любом случае не стала бы рассказывать ничего о нем — с какой стати? Нескромно, чтобы девушка интересовалась кем-то, кто не является ее официальным женихом. Поэтому она ограничилась сказанным и переменила тему.

Пока они обсуждали программу на завтра — в синагоге должна была состояться торжественная встреча Нового года — мама закончила свои подсчеты и вышла к ним во двор.

— Девочки, завтра мне потребуется ваша помощь. Будем накрывать столы на шестьсот человек. Надо будет, кроме того, нарезать килограмм тридцать яблок, столько же гранатов, разлить мед по тарелочкам... Кстати, Владимир Федорович завез нам мед, который обещал?

— Да, мам, перед самым отъездом он оставил на складе пять огромных банок.

Гита засветилась при этом упоминании дорогого ей имени.

— Но, мам, — добавила Галя, — я не знаю, смогу ли я помогать накрывать на столы. Мне от запаха еды плохо становится...

Она спохватилась, что выдала секрет, а ведь до пятого месяца беременность следует скрывать от посторонних...

Гита посмотрела на нее, догадалась. Позавидовала, по-хорошему... Потом шла домой, вертела в пальцах снятые ненужные очки и думала про Алесевского как-то по-новому, не в контексте своих бурных чувств к нему, а — прикидывая: будет он хорошим отцом? И как выглядит дочь, которая у него уже есть? И вообще, каково это — иметь детей?

...Сомнений в том, что он ее любит и в конце концов на ней женится, у Гиты не появлялось совершенно. Голливудская самоуверенность пока что срабатывала.

...Маршал потряс Алесевского за плечо, увидел, что тот спит крепко, и решил оставить его досыпать, самому же сходить в микву и в Севен-Севенти на минху. Ему почему-то хватило короткого двухчасового сна, чтобы полностью восстановиться. Он перевел свои наручные часы на нью-йоркское время, вышел из особняка Нагеля с полотенцем на плече и медленно зашагал в направлении Кингстон-авеню.

Удивительно — миква была-таки открыта, хотя обычно ее открывали лишь по утрам. Он заплатил, окунулся, снова оказался на улице, где белочки с мелочной белочьей хищностью вцеплялись в древесные стволы...он помнил их еще с первого приезда сюда — и поток мыслей, воспоминаний, ассоциаций нахлынул на него. Каждый шаг по Краунхайтсу отзывался семилетней давности счастьем, трепетом его тогдашней любви к Гале, ожиданием скорой встречи, женитьбы на ней... А каково было потом приехать сюда с ней вместе? Тоже здорово...

Он повесил на крюк мокрое полотенце, спустился в подземный зал Севен-Севенти, дав несколько монет старому еврею, просившему цдоку у двери. Теплая обстановка, непередаваемый шорох, гул тысяч шепчущих слова молитвы, псалмов либо учения уст... Потом — нарастание шума, приготовление к собственно миньяну и к появлению Ребе... Мозаичный пол становится совершенно не видным. Все черно от брюк, сюртуков, пиджаков и шляп. У стен громоздятся людские «пирамиды» на поставленных одна на другую скамьях. Некоторые привязывают себя канатами к колоннам, чтобы занять более удобную позицию и не быть оттесненными вглубь. Кто-то залез на веревке до галереи и там пристроился, мешая своей шляпой толпящимся на втором этаже женщинам смотреть на происходящее внизу. Маршал чувствовал, как на него напирали со всех сторон — но не одновременно, а поочередно, то слева, то справа, то сзади, то спереди — и как, наваливаясь, толпа клонилась в разных направлениях. Иногда выпадал момент, когда становилось посвободнее, и можно было продохнуть, расправить ребра.

И вот — вдруг — это было похоже на тот миг, когда на свадьбе доходит до волнующего приближения жениха навстречу невесте — все замерли, теснота достигла своего сверхвозможного предела, бархатная занавеска над балконом поехала в сторону, и в окружении знакомых лиц двух секретарей и еще кого-то неизвестного открылся сидевший на балконе Ребе.

Г-споди! Маршал сжался — не физически, так как физически сжиматься было уже некуда, а душевно, пронзенный болью от увиденного... Ребе был и оставался королем, но как жутка, потустороння была на нем печать страданий! Народ запел — про то, что Ребе и есть Мошиах, избавитель Израиля и человечества. То была короткая песня, состоявшая всего из одной строчки. Ее повторяли многократно, в убыстряющемся ритме, никем не руководимым хором, вернее, ором.

«А вдруг мы сами выдумали то, что Ребе — Мошиах?»

Не успел Маршал подумать так, как вдруг Ребе поправил своей здоровой рукой ту, которая была парализована и недвижно и неловко лежала на перильце балкона, кивнул головой будто сам себе и с упреком, с глубиной всепоглощающего понимания устремил свой взгляд прямо на него.

— Ребе! Вы смотрите на меня? Или мне кажется? — подумал Маршал, испугавшись всем существом.

...А Ребе продолжал смотреть на него, песнь нарастала, и, когда Маршал под влиянием этого взгляда послал свое ответное сообщение — отчаянно и горячо извинился за дурацкие мысли, заявил о своей полной вере в то, что сила Ребе раскроется, что это все испытание на прочность духа, что Мошиах таким путем и должен проявиться в мире и что он, Маршал, выдержит это испытание несомненно — только тут Ребе отпустил его, еще два раза с полным утверждением факта кивнув головой и точно пыхнув в пепельно-белую бороду, произнеся ли что-то, вздохнув ли энергично, отчего по бороде пробежало движение воздуха.

Взгляд Ребе переместился, и Маршал обвис, обмяк, чуть ли не в обморочном состоянии от пережитого напряжения. Упасть он не мог — со всех сторон его подпирали, поэтому даже если бы он потерял сознание, то остался бы на ногах. Он начал изо всех сил кричать то же, что остальные — «Ихи адонейну...» Пение уже несколько минут назад переросло в сопровождаемый овацией ор — не крик, а густой ор, когда люди орут, как на стадионе («ГООООООЛ! ДИНАМО!»), но была в этом огромная святость, а не оголтелость ( оГОЛтелость жаждущих ГОЛа) футбольных болельщиков, такая святость, как, наверное, при выходе первосвященника из тайной комнаты Храма, где он беседовал со Всевышним в День Искупления и — в случае благоприятного исхода — возвращался оттуда к народу живым...

Самое невероятное состояло в том, как реагировал Ребе на это экстатическое пение собравшегося народа. Он точно вдумывался в смысл этой состоящей из одной строчки песни и кивал одобрительно — как если бы соглашался с каким-то правильным и разумным утверждением. Но ведь в этом утверждении было очень мало разумного! Допустим, тот, кто знал историю Хабада и вообще историю еврейского народа досконально, мог на основании своих знаний и представлений прийти к мысли, что Мошиахом должен быть кто-то, похожий на этого человека, на Ребе. Но сделать окончательный шаг и провозгласить это как факт!.. Пусть даже раввины и постановили, что Ребе является Мошиахом (есть на самом деле такое постановление)... Все равно, сам переход от гипотез к установлению ФАКТА, а оттуда — к всенародному провозглашению — вещь чрезвычайно трудная для конкретного «гомо сапиенса».

Потому что... потому что... Есть что-то, что мешает вот так, вдруг, поверить, что — сбылась вековечная еврейская мечта и пришел наконец-то Мошиах!

Но должен же он был когда-то прийти?

Вот Б-г и раскрыл его, проявил его в этом мире — к концу шестого тысячелетия от сотворения мира, как положено, в преддверии седьмого, субботнего, которое будет уже целиком преисполнено света и радости.

Маршал ощущал немыслимое, сплошное, абсолютное счастье после того, как в течение нескольких разросшихся до концентрированной компактной вечности минут вместе со всем святым кагалом провозглашал «Йехи...» Либо вечность уместилась в минутах, либо минуты перешли в вечность.

...Ребе подал знак секретарю, и балкон снова был задернут занавеской. Народ еще не успокаивался, пел, провозглашал, добирал лучи этого великого светила, упрятывал их аккуратно в тайник души, чтобы сохранить и распространить дальше, на все свое окружение. Потом поутихло. Кто-то заканчивал молитвы. Кто-то присоединялся к одной из групп учащих Тору молодых парней. Распорядитель вышел с микрофоном и сделал объявления на идиш и английском относительно завтрашнего распорядка дня.

Завтра — Рош-а-Шана.

Будем короновать Всевышнего, провозглашать его Владыкой мира. Как это делается? Слишком абстрактно звучит, непонятно современному человеку, да? Кто не знает, как короновать монарха — пусть приходит в Севен-Севенти. Узнает.

...Володя проснулся, бодро огляделся, вспомнил и заново обрадовался: — Я в Нью-Йорке! В шикарном особняке! Он даже сделал зарядку от удовольствия. Голова работала прекрасно, мысли бежали, кровь бурлила, и жить хотелось.

Дети господина Нагеля, игравшие в гостиной, немедленно при виде спустившегося по мраморной лестнице гостя оставили свои игры и предложили ему закусить пирожным, которое самостоятельно извлекли из гигантского холодильника, а старший умело заварил кофе и поставил перед Володей чашку с блюдцем.

Алесевский был так тронут этим вниманием детей, что сразу вспомнил про свою собственную дочь: умеет ли она заботиться о ком-либо, кроме самой себя? Ничуть. Да и о себе-то вряд ли. Интересно, у всех религиозных дети такие воспитанные и добрые, как эти?

Дети развлекали его, показывали ему семейный альбом, затем видео и компьютер, перебрасываясь с ним словами на разных известных им языках, которые он иногда угадывал, а иногда нет, — пока наконец не пришел Маршал.

— Куда же ты убежал, Боря? — сказал, ничуть не упрекая, Алесевский. Маршал опустился в кресло. Дети доверчиво окружили его. Он улыбнулся им, потом вздохнул, посмотрел на довольного Володю и кратко пояснил:

— Я видел Ребе.

* * *

— Давай поучим вместе «Танию», — предложила Галя, когда Гита пришла в синагогу помогать.— Тут всего несколько строчек, но они очень важны для понимания еврейского Нового года. Это ведь не «в лесу родилась елочка». Хочешь, почитаем?

Гита согласилась.

— Написано, что Всевышний «не спускает глаз со Святой Земли Израиля весь год: от начала и до конца его». Слово «начало» — на иврите «рейшит». Оно, согласно орфографии, пишется через «алеф». Однако в этом изречении в слове «рейшит» пропущена буква «алеф». И это не ошибка. Тут есть тайна. Тайна Нового года.

Отсутствие «алефа» указывает на «исталькут а-хайют», забирание жизненности. Всевышний к началу Нового года как бы «забирает» у мира всю жизненность, и мир катится вперед лишь по инерции. Всевышний не хочет возобновлять творение, не собирается продолжать его. Все замирает. Поэтому и не трубят в шофар, хотя весь месяц Элул трубили.

Существование мира — под вопросом. И только молитвы Нового года, еврейские молитвы, вновь пробуждают у Всевышнего желание оживлять Свое творение. И спускается в мир новый свет. Совершенно новый, какой еще никогда не светил. В Новый год человек может добиться молитвой, чтобы судьба его полностью поменялась. Ведь не только он — а и весь мир — был на грани исчезновения. И новый свет приносит обновление в судьбах.

Гита слушала — и была вполне согласна. Уж если ей обновили судьбу, то Новый год, видно, и вправду серьезное время.

Гранаты, мед, новогодняя трапеза... Все гораздо глубже. Обновление мыслей, подхода к жизни. Более точное и тонкое понимание своей души и того, зачем она тебе дана. Вот это — новый свет.

...Дядя Яша, синагогальный кантор, взошел на свое место и запел вечернюю праздничную молитву.

50. АЛМАЗЫ В КОРОНЕ

Володя Алесевский не пришел от Ребе в безумный восторг, он увидел в нем только очень уважаемого, похожего на монарха, окруженного тысячами почитателей человека, обладающего большой мудростью и добротой, не более того. «Йехи адонейну» он пока не провозгласил, но что-то в нем сдвинулось с мертвой точки, и он безо всякого скепсиса попросил Маршала:

— Боря, я должен поучить Тору. Ты мог бы — не сейчас, конечно, а после праздника — показать мне схематично, что такое Тора? Из чего она складывается? Это какие-то книги, или это устные предания, или это вообще вся система иудаизма? Что вообще значит — знать Тору?

Пришлось Маршалу пожертвовать своим собственным драгоценным временем, за которое он мог бы выучить с товарищами массу материала на своем уровне постижения — и вместо этого посидеть с Владимиром Федоровичем часы и целые дни, растолковывая ему весь «ишталшелут а-масорет», внимательно относясь к его вопросам и сомнениям, составляя для него хронологические таблицы и схемы.

— Хорошо, я понял то, как после Пятикнижия Моисеева сложился весь Танах, потом Мишна и Гмара, потом дополнения позднейших мудрецов. Но как я должен одолевать всю эту толщу? Я чувствую себя каким-то неполноценным, стоит мне только подумать об этом!

— Володя, ты начни с осознания важности практических заповедей. Тогда у тебя все пойдет. Это ведь не наука, не схоластика. Знать материал — не самоцель.

— То есть я должен стать религиозным?

— А ты боишься этого?

— Да. — Напрасно. Бери на себя потихоньку, постепенно — одну мицву за другой.

— А обратно хода нет...

— Кто сказал?

— Знаю, совесть замучает. Я совестливый... А кроме того, я не хочу никого вводить в заблуждение... Например, если я начну носить головной убор, то в глазах окружающих уже буду считаться чуть ли ортодоксом, а ведь какой из меня ортодокс?

— Ну, зачем так драматично? Соблюдай что можешь, на своем уровне...

— И что мне это даст? И, главное, честно ли это?

— Давай я попробую объяснить.

Ты, Володя, старше меня лет на десять или чуть больше — ты знаешь жизнь, конечно, лучше меня. Жизнь — она странная, неоднородная, не равная сама себе протяженность дней, которые наполнены чем-то совершенно тебе неподвластным, неуправляемым: то хорошим, то плохим, то средненьким... Сталкиваешься с людьми, попадаешь в ситуации, реагируешь. Как по твоему — принципы, правила игры во всем этом какие-то существуют? Абсолютные или относительные? Выработанные людьми или данные Всевышним? Кто-то кому-то что-то обязан в этой жизни — или все на самотеке? Зачем мы живем? Только потому, что родились, сошли с конвейера — и теперь ничего лучшего не остается, как барахтаться? А теперь послушай, как выстраивается отношение к жизни согласно Торе.

Есть Б-г. Б-г наполняет все — и без Него нет ничего. Б-г задает условия нашего существования, Им же определена и цель. Б-г соединил несоединимое — душу и тело, дух и прах, живое и неживое. Мы — в конфликте. Нам хочется быть духовными, но материальность тела тянет нас вниз. Хочется быть добрыми, но тело настаивает на своем «эго». Борьба — налицо. Христианство предлагает сломать тело. Помнишь монаха в толстовском рассказе, как он себе палец отрубил, чтобы наказать себя и не впасть в соблазн? Нечто подобное и в буддизме — отрыв от материи, Нирвана. На самом деле — ничего ломать не надо. Тьму палкой не прогонишь. Нужен свет. Тогда тьма уйдет сама. Свет — это осознание Б-жественной воли и своих великих душевных сил. Цель — выполнять указания Всевышнего. Изучать и выполнять. От самых маленьких и простых заповедей переходить к более утонченным и сложным, пока не освоишь весь их комплекс. Трудно ли жить, соблюдая заповеди Торы?

Не труднее, чем жить стихийно. Наоборот, стихийно жить тяжелее, потому что не имеешь ориентира, «золотой середины» между крайностями. Ведь «Моральный кодекс строителя коммунизма» тебе не поможет. И стих Маяковского о том, что такое хорошо и что такое плохо — тоже. Мне кажется, что, коль скоро ты видишь людей, которые придерживаются самого древнего в мире учения и уже тысячи лет не сходят с этого пути, то стоит к ним присмотреться и задуматься. Даже Гоголь в «Тарасе Бульба» восклицал: «Еврей пустую бочку не повезет!» Что ты на это скажешь?

Володя вдумывался, вертел доводы и так, и эдак. В конце концов сказал:

— Нет, логика меня не убеждает. Если мне захочется, я буду соблюдать. Только если захочется.

(Маршал хотел было объяснить ему, что эта мотивация — эгоистическая, Тору надо принимать как объективную реальность, как волю Б-га, и выполнять ее заветы не потому что они тебе нравятся... Но решил смолчать и посмотреть, что будет дальше, и свои ценные замечания высказывать по мере возросшей готовности ученика воспринимать...)

Вначале Алесевский только согласился омывать руки по утрам, а перед сном произносить молитву «Шма». Потом, убедившись, что обрастя щетиной, стал как-то интересней, — решил отпустить бороду. Пометив соответствующие страницы русского «Сидура», начал молиться регулярно, а также говорить благословения до и после еды. Делал это с такой ответственностью, основательностью, точно, ошибись он, небо упадет. «Дерех Эрец», уважение к Творцу и Его созданиям, были ему свойственны изначально — только раньше это проявлялось в другом: в бережном расходовании стройматериалов, аккуратной работе, любящем обращении с людьми, пчелами и кем бы то ни было. Теперь — в точном соблюдении изучаемых заповедей. Маршала это очень радовало, он восхищался этим человеком — не только по-мастеровому добросовестным, но и очень эстетичным, тонким. Учиться Алесевский любил. Проявлял неподдельный интерес к каждому новому тезису, с радостью находя подтверждение изученному в примерах из своего житейского опыта.

Хорошо было то, что он умел слушать. Есть люди, которым важно только высказываться и которые после первой же искры понимания заявляют:»Ну, ясно, это я уже знаю...» Алесевский шел глубже, способен был держать концентрацию достаточно долго, чтобы усвоить всю идею, выстроенную на пирамиде фактов и рассудочной аргументации, включая самую противоречивую (а ведь именно на сталкивании контраргументов и построено еврейское теоретическое законодательство). Законы кашрута и шабата воспринимал без восторга, но с уважением.

Трудные для восприятия запреты, верно. Но они необходимы для всей системы в целом. Значит, надо в них увидеть глубину. Помоги, Всевышний, чтоб Твои запреты и законы засияли, как алмазы. Ведь они и есть алмазы. Алмазы в Твоей короне...

После голодного и невероятного по мощи своего воздействия на душу Йом-Кипура Маршал повел друга на «мивцоим» — учить других евреев накладывать тфиллин. Прошлись по Брайтон-Бич, побеседовали с веселыми одесситами. Владимир Федорович впервые в жизни занялся религиозной пропагандой. Его глаза действовали на людей хорошо, лучше слов. Наверное, у него были особенные глаза. Махровая еврейская внешность и — сила глаз, которую можно было измерять в вольтах. Одесситы один за другим надели тфиллин на океанском берегу.

— Однажды, — рассказал Маршал по дороге назад, когда по бокам от них в вагоне метро запрыгали представители прогрессивной негритянской молодежи, ибо юным неграм было весело от музыки в наушниках и от коллективной езды в мотающемся вагоне...

— Однажды... один хабадник, который никогда не носил галстука, считая это пижонством... увидел во сне Ребе. Ребе велел ему завтра же приобрести приличный галстук. Он проснулся и не вспомнил о сне. Поехал, как обычно в этот день, в Манхэттен, в адвокатские конторы, где проводил беседы с евреями в офисах, убеждая их исполнить мицву тфиллин. По дороге в подземном переходе его остановил негр-торговец галстуками и буквально навязал ему один, — хабадник согласился, просто потому, что вспомнил свой сон. Прибыл в район влиятельных, блестящих адвокатур. Один адвокат был всегда настроен к нему негативно — в этот же раз он согласился надеть тфиллин. Хабадник спросил его, почему вдруг он так переменился... «Потому что ты сегодня выглядишь как человек, при галстуке...» — ответил тот.

История сопровождалась подпрыгиванием черных косичек, плетенок, хвостиков. «Почему ты мне решил об этом рассказать?» — спросил Алесевский, смахивая с плеча космы близко стоявшего парня-негра.

— Потому что, как видишь, я сегодня при галстуке... — улыбнулся Маршал.

Продолжение следует


www.moshiach.ru

 
Повествующие Линки
· Больше про Israel
· Новость от Irena


Самая читаемая статья: Israel:
М.Генделев. Два стихотворения.


Article Rating
Average Score: 0
Голосов: 0

Please take a second and vote for this article:

Excellent
Very Good
Good
Regular
Bad



опции

 Напечатать текущую страницу  Напечатать текущую страницу

 Отправить статью другу  Отправить статью другу




jewniverse © 2001 by jewniverse team.


Web site engine code is Copyright © 2003 by PHP-Nuke. All Rights Reserved. PHP-Nuke is Free Software released under the GNU/GPL license.
Время генерации страницы: 0.058 секунд