Еврейская кухня
Евреи всех стран, объединяйтесь!
Добро пожаловать на сайт Jewniverse - Yiddish Shteytl
    Поиск   искать в  

 РегистрацияГлавная | Добавить новость | Ваш профиль | Разделы | Наш Самиздат | Уроки идиш | Старый форум | Новый форум | Кулинария | Jewniverse-Yiddish Shtetl in English | RED  

Help Jewniverse Yiddish Shtetl
Поддержка сайта, к сожалению, требует не только сил и энергии, но и денег. Если у Вас, вдруг, где-то завалялось немного лишних денег - поддержите портал



OZON.ru

OZON.ru

Самая популярная новость
Сегодня новостей пока не было.

Главное меню
· Home
· Sections
· Stories Archive
· Submit News
· Surveys
· Your Account
· Zina

Поиск



Опрос
Что Вы ждете от внешней и внутренней политики России в ближайшие 4 года?

Тишину и покой
Переход к капиталистической системе планирования
Полный возврат к командно-административному плану
Жуткий синтез плана и капитала
Новый российский путь. Свой собственный
Очередную революцию
Никаких катастрофических сценариев не будет



Результаты
Опросы

Голосов 716

Новости Jewish.ru

Наша кнопка












Поиск на сайте Русский стол


Обмен баннерами


Российская газета


Еврейская музыка и песни на идиш

  
Re: Советская еврейская песня (Всего: 1)
от Simulacrum (dont@mail.me) - Sunday, March 10 @ 19:36:38 MSK
Вот окончание:

Сами же о себе предпочитают петь стахановцы, колхозные бригадиры, военные. Стахановец — это наиболее разработанный образ, но и наименее связанный с еврейскими особенностями. В песнях часто говорится о новых идеалах стахановца:

Nito, nito in der velt nokh aza glik,
Vi ibershvaign di norme afn zavod un fabrik.

Нет большей радости в мире
Чем перевыполнить норму на заводе и фабрике.

“Стахановец” — сексуальный идеал, он не уступает даже пулеметчику или летчику. Хотя родители, как правило, предпочитают в песнях мужа или инженера. Девушка же по песням желает, чтобы ее любимый работал в колхозе “по-стахановски”.

Вообще любовная лирика существенно изменилась и в большинстве своем перешла в частушки. Чаще исполнялись все же старые песни. Тем не менее, удалось найти некое подражание традиционной форме любовной лирики разговора сына с матерью, переделанный под советскую действительность:

— Vos zitstu azoy batsorn, zunenyu?
— Ikh hob lib a shein meidele, mamenyu.
— Ver zhe iz dos meidele, zunenyu?
— A yunge komsomolotchke, mamenyu!
— Tsi hot zi epes, nadn, zunenyu?
— Tsvey goldene hend, mamenyu!
— Tsi hot zi epes tsirung, zunenyu?
— A kim afn bluzkele, mamenyu! [...] [51]

— Почему ты такой грустный, сыночек?
— Я люблю красивую девушку, мамочка!
— Кто же эта девушка, сыночек,
— Молодая комсомолка, мамочка!
— Есть ли у нее приданое, сыночек?
— Две золотых ручки, мамочка!
— Есть ли у нее украшения, сыночек?
— КИМ на блузке, мамочка! [...]

В этой песне подчеркивается полный разрыв с еврейской традицией борьба со стереотипами, принципы не зависящий от денег любви и т. п. Воплощением же всего старого и регрессивного является в этой песне, как и во многих других, мать. Тем не менее, ее нельзя назвать именно еврейской, такого рода песни существовали и в русском фольклоре, в песне далее говорится о том, что жениться их поведут комсомольцы (единственным еврейским атрибутом здесь является слово “хупа”, придающее песне национальное звучание.). Когда же мать спрашивает, на что они собираются жить, сын отвечает, что “di gantse ratn-farband veln undz esn gebn, mamenyu!”[52].

Показательно, что во многих таких еврейских песнях советского периода родители олицетворяют все старое, и связанное с плохими и тяжелыми временами. Устои старой семьи рушатся, авторитеты особенно не воспринимаются. На этом фоне интересно рассмотреть, как воспринимается в песнях семья, и в особенности изменившаяся роль женщины в обществе.

В самых еще первых песнях много внимания уделяется получению женщинами равноправия и предоставлению им всех свобод. Позже этот мотив пропадет, и вернется лишь к середине 30-х годов. В самых еще первых песнях по борьбе с традиционным укладом жизни большая роль уделялась положению семьи, а также эмансипации женщин.

3. Изменение роли женщины в обществе

Одним из основных показателей достижений Советской власти в плане эмансипации считалось предоставление равноправия женщинам. На картинах того времени часто изображались женщины у станка, в поле, за рулем автомобиля. В еврейских песнях эмансипация отразилась весьма своеобразным способом. Можно выделить две основных группы песен, связанных с женщинами и их ролью в обществе. Они парадоксальны по своей сущности.

К первой относятся песни, воспевающие женщин — тружениц, часто поются они от лица их самих, или мужчинами, рассказывающими о своих женах (подругах, матерях, и т.п.). Эти песни, как правило, лишены национальной ориентации и сочинены были в 30-е годы. Например, символом полученного равноправия и коренного изменения уклада жизни, служит, например то, что

Vaiber oif tribunes,
Redn khoikh un fray.

Женщины на трибунах
Говорят громко и свободно.

Позже этот мотив начинает превалировать в частушках. К этой же группе относятся песни, говорящие о том, как именно женщина отходит от еврейской религиозной традиции, в чем она меняет свои взгляды на жизнь, и каким именно способом.

Наиболее заслуживают внимание песни более раннего периода, описывающие борьбу с традиционным укладом жизни, поддержательницей которого традиционно являлась женщина. Вот, как рассказывает об изменениях, произошедших с ней, еврейка из местечка:

Oy, ikh bin a mol geven
Oy, a frume yidene,
Yedn peiseh tep gebrent,
Ale shabes likht gebentcht
Ot a nar a yidene!
Maile vos amol geven,
Oy, a nar a yidene,
Itster khalt ikh nit in got,
Bin ikh a tsufridene [53]

Ой, когда-то я была
ой, религиозная еврейка!
Каждый пейсах,
Каждую субботу зажигала свечи,
Ой, глупая еврейка!
Ладно, что было когда-то,
Сейчас я не держусь за бога
И очень я рада!

В этой песне четко прослеживается, какие именно черты еврейского быта наиболее хорошо сохранились в еврейской среде, и какие запомнились. Важно, что женщина подчеркивает именно те обязанности, какие приходилось выполнять ей, когда соблюдались обычаи. Как ни странно, в песнях никогда не встречается мотив, что мужчина тоже соблюдал традиции, и этим мешал ей жить. В основном она сетует на то, что была непросвещенная. Язык песни нарочито упрощенный и неграмотный, как бы показывающий, что антирелигиозная пропаганда проникла в самые “глубины народных масс”, воплощением которых является женщина.

Семейная жизнь в песнях также достаточно любопытно обыгрывается. С одной стороны, женщина в соответствии с устоявшейся традиции человек второго сорта в такого рода произведениях, но с другой стороны, искусственно сделана попытка показать, что роль женщины изменилась коренным образом. В немного шутливой песне, исполняющейся от лица старой еврейки, говорится о том, как она, пренебрегая всеми устоявшимися традициями, взяла своего мужа под руку и отправилась с ним в пятницу вечером в театр, сама купив билеты на первый ряд. В описании своего счастья она использует старые еврейские выражения “sare nakhes” и т. п.:

In teater bin ikh opgezesn biz shpet bai nakht,
Un khob getrakht: “ sara gutkayt dir iz itster, Sore”.
Aza nakhes hob ikh do, Sore di shusterke, derkhart
Af maine eltere yorn!

В театре засиделась я допоздна
И думала я “как хорошо же тебе, Сара!”
Такое у меня здесь удовольствие, Сара — сапожница,
В мои старые годы!

Женщины чаще выступают в роли борцов со старой традицией, показателен в этом отношении романс со словами Рохлбойм, рассказывающий про девушку пилота, которая, отказавшись от всех традиционных занятий, стала, наконец, пилотом, про то как она боролась с родителями и родственниками, но в конце концов ей все пожелали счастливого полета. Это типичный расклад событий в такого рода песнях.

Очень интересно, насколько глубоко проникают политические мотивы в тему брака и семьи, которая в таких песнях безоговорочно ассоциируется с женщиной, которая, несмотря на свою изменившуюся роль в обществе, ассоциирует семейное начало прежде всего. Девушки говорят о том, что они бы хотели иметь мужа — военного, стахановца и т.п. Почти никогда не встречается пожелание выйти замуж за инженера, которым гордится его мать. С другой стороны, идеалом мужчины все же остается красивая в первую очередь девушка, которая работает, например, на комбайне, и сказала, что если он не будет стахановцем, то не будет с ним встречаться.

Ко второй категории относятся песни, наоборот, говорящие о том, что женщина, наконец, получила возможность не трудиться, а быть хорошей матерью и хозяйкой. Как правило, эти песни также не имеют четко выраженной национальной идентификации.

Женщина занимает значительную роль во многих песнях и про армию, и про Сталина, и в колхозных песнях. Ее образ сам по себе весьма противоречив. Она воспринимается как бесхитростное начало, как основа глубинной народной мудрости. Женщина в песне всегда говорит наиболее упрощенным языком, если даже песня относится к первой группе — акцентирующей внимание на эмансипацию. Этим подчеркивается, что все говорится искренне и без каких-то амбиций. Иногда пропагандистские идеи заходят слишком далеко, и в песнях вырисовываются курьезы. После запрещения делать аборты появляются песни, воспевающие это решение, и тогда на идише появляется песня, в которой опять весьма своеобразно проглядывается связь с “дремучим диким” прошлым с совершенно неожиданной стороны, причем обработано все с хорошо продуманными ассоциациями. В песне рассказывается, какой бедной была семья этой женщины, которая была единственным ребенком в семье, отец ее — бедный сапожник, рано умер, и вся жизнь его была полна неприятностями. С приходом же Советской власти все изменилось:

Itster khob ikh kinderlekh akht
Un bin a gliklekhe mame.
Es hot mir finf toyznt rubl gebrakht
Der tayerer khaver Stalin.
A stakanovets iz itster main man
Un er fort af kurortn.
Ikh vel nokh khobn meydlekh un yingelekh a sakh —
Un nit makhn kein abortn.[54]

Теперь у меня восемь детей
И я — счастливая мать.
Пять тысяч рублей мне дал
Дорогой товарищ Сталин.
Стахановец — мой муж,
Он ездит на курорты
У меня еще будет много мальчиков и девочек
И не буду делать аборты!

В этой песне расписаны все достоинства советской власти лично для каждого человека. Национальной особенностью в этой песне является только профессия ее отца — сапожник, все остальное могла теоретически спеть и русская женщина.

Специфическим же моментом в подобных песнях является то, что в них встречаются исключительно еврейские имена. Сара — комсомолка, Берл-стахановец — довольно частые герои песен, и никогда Бейле-колхозница не посмотрит на Ваню-летчика. Идеи интернационализма появляются только позже, да и то в военных песнях, рассказывающих как бок о бок воевали партизан Йосл и Ваня, но ни в коем случае ни муж и жена, такой мотив не встречается ни в 20-е, ни в 30-е годы.

Таким образом, роль женщины в еврейских песнях 20-х— 30-х годов весьма определенна и своеобразна. С одной стороны, она выполняет роль вдохновительницы советских идей, с другой стороны воплощением народного (нарочито упрощенного) начала. Сочетание двух этих качеств в мыслях создателей советского фольклора должно было особенно проявиться в создаваемом “народном творчестве”. Позже эта идея воплотилась в советских еврейских частушках, речь о которых пойдет позже.

Глава 3

Государство и государственные институты в еврейских песнях. Постепенная идеологизация еврейского фольклора

Одно из коренных изменений, прошедшее с еврейским фольклором в начале 30-х годов по сравнению с дореволюционным и немедленно бросающееся в глаза при его изучении — это появление в нем государства и его институтов в положительной окраске. Это выражается и в отношении к руководителям государства, его политике и особенно к армии.

1. Лидеры Советского Союза в песнях

Наиболее популярные лидеры, встречающиеся в песнях — это Сталин, Ворошилов и Калинин; Ленин упоминается в них сравнительно редко. Это еще раз доказывает, что песни сочинялись в начале — середине 30-х годов с определенными идеологическими целями. Роль и место образа Сталина в этих песнях весьма интересны. Сталин в подавляющем большинстве случаев не связывается с конкретной еврейской жизнью или достижениями Советской власти, чаще всего подчеркивается просто его величие для всей страны в целом. При упоминании географических мест употребляются наиболее далекие для евреев города, как, например, Каракумы:

S’z faran aza mentsh,
Vos men ken im umetum,
In yeder derfele un shtetl
Oich in vaitn Kara-Kum
Umetum, in yedn vinkl,
Iz bakant zain liber nomen
S’z der grester fraind fun kinder
S’ z der fraint fun milionen! [55]

Ecть такой человек,
Которого знают везде,
В каждой деревне и городке,
Также в далеком Каракуме.
Везде, в каждом уголке
Известно его любимое имя
Он лучший друг детей
Он друг миллионов! [56]

Эта песня весьма типична и по своей форме и содержанию, в ней используются крылатые выражения того времени типа “Сталин — лучший друг детей” и т.п. Такую песню крайне легко перевести на русский язык, подобного рода произведения можно найти на любом языке народов СССР. В восхвалении вождя используется очень еврейское выражение “зайн либер номен” [57], использующееся для упоминании имени Б-га. Но все же национальной формой в этой песне в них в большей степени является язык.

Вообще в таких песнях практически невозможно найти еврейскую идентификацию. Даже в редких образцах, по форме сохранивших еврейский стиль, никакого национального содержания найти невозможно:

Shpil mir, main fidele, shpil!
Shpil mir ot dos, vos ikh vil;
Ikh vil dem haver Stalin shraibn a lid,
Oisshraibn im main viln daitlekh un klor;
Ikh vil im badanken far undzer glik
Un vintchn im lebn lange yor!
Shpil mir, main fidele, shpil!
Shpil mir ot dos, vos ikh vil;
Ikh vil zeyer Stalinen zen
Moil tsu moil mit im a bisl reidn,
Dertseiln, az hotch ikh alt,
Lebn zikh mir gut in freidn.
Shpil mir, main fidele, shpil!
Shpil mir ot dos, vos ikh vil;
Ikh vil deriber briv tsu im shraibn,
Osshraibn im ingantsn main farlang.
A guter-fraint af eibik vel ikh im blaibn
Zain nomen dermon ikh mit a freilekh gezang! [58]

Играй, мне, скрипач, играй!
Играй мне то, что я хочу!
Я хочу товарищу Сталину написать письмо!
Расписать ему мои желания прямо
Я хочу поблагодарить его за наше счастье
И пожелать ему долгой жизни!
Играй, скрипач, играй!
Играй мне то, что я хочу!
Я очень хочу увидеть Сталина
С глазу на глаз с ним поговорить
Сказать, что хотя я и стар,
Живется мне хорошо и весело!

В этой песне сохранена традиционная форма еврейского обращения к клезмеру (музыканту), таким образом создается некий эффект искренности и реального фольклора, но на самом деле, даже невооруженным взглядом видно, что все это очень наносное и неискреннее. Вероятно, что эта песня и не исполнялась. Рифма в ней сложная, не очень ясно, какая у песни мелодия.

Часто Сталин сравнивается с солнцем, с другими явлениями природы и т.п. Все песни о Сталине являются в основном искусственно сочиненными, если даже и создавались настоящие фольклорные произведения, то, видимо, они были даже если и восторженными, то не в нужном русле, поэтому, вероятно, и не вошли в сборник.

Более интересны песни о других вождях партии и правительства. Каждому из них предназначена своя роль. Ворошилов является идеалом молодежи, защитником всех обиженных. Супер-распространенный мотив в песнях — стать ворошиловским стрелком, по популярности Ворошилов занимает второе место после Сталина. Иногда даже можно встретить высказывания типа: “Пусть нас ведут Сталин и Ворошилов...”.

В песнях про вождей практически невозможно встретить никакой динамики, в основном они все сочинялись примерно в одно и то же время, поэтому образы вождей в них выражены приблизительно одним и тем же способом.

Достаточно часто в песнях встречается Калинин, как воплощение доброты и мудрости, в еврейских песнях этого образа больше, чем, в советских песнях на русском языке. Это вполне можно объяснить весьма проеврейской настроенностью Калинина. Шимон Абрамский даже считал его наиболее проеврейски настроенным советским лидером [59]. Калинин ассоциируется с умным и хорошим дедушкой. Сталин (75 % еврейских песен) встречается наиболее часто в этих песнях, за ним следует Ворошилов(20%), потом Калинин 7%, а затем все остальные. Вот, например, как распределяются похвалы между Сталиным, Ворошиловым и Калининым в одной песне:

Lebn zol Voroshilov un di roite armey,
Vos me hert nit dem soynes geshray,
Lebn zol der staroste Kalinin der liber,
Vos makht ale felker far gute brider,
Mir darfn vegn im zingen freylekhe lider.
Lebn zol undzer gelibter khaver Stalin yorn a sakh,
Vos hot gemakht yedn mentch farmeglekh un raykh.[60]

Пусть живет Ворошилов и Красная армия
Чтобы не слышали мы криков врагов
Пусть живет староста Калинин любимый,
Который сделал все народы хорошими братьями,
Мы должны о нем петь веселые песни.
Пусть живет наш любимый товарищ Сталин много лет,
Который сделал каждого человека счастливым и богатым!

Как видно, иерархия вождей в подобных песнях выражена очень строго. Например, здесь:

Khaver Stalin iz ba undz
Tayerer far a tate
Undzer gantser land
Klaibt im in deputatn
Mir zainen gliklekh,
Mir zainen zat,
Der haver Kaganovich —
Iz undzer deputat!
Arunter mitn golech,
Arunter mitn rov
Ikh klaib far a deputat
Dem haver Molotov. [61]

Товарищ Сталин для нас
Дороже отца
Вся наша страна выбирает
Его в депутаты.
Мы рады
Мы счастливы
Товарищ Каганович —
Наш депутат.
Больше нет у нас ни раввина, ни священника,
А голосую я за
Товарища Молотова.

Выражения, подобные этому, некие аксиомы типа: “Stallin iz undzer firer, Kaganovich iz undzer deputat, Molotov iz undzer rov” [62] четко закреплены во многих песнях. Такое распределение встречалось примерно в 10 песнях из 250 рассмотренных песен, но так как вообще вождям посвящено примерно 150 песен, то процент резко увеличивается. Никакой другой иерархии практически не существует. Роли распределены достаточно четко, и, наверняка идеологически обоснованы. Роль Сталина понятна и сама по себе очевидна — он и отец, и ведущий. Имя Кагановича упоминается скорее всего чаще в еврейских песнях, недаром он называется еврейским депутатом. Наиболее интересно ситуация с образом Молотова. Его достаточно часто сравнивают с “ровом”, хотя оснований для этого исторических найти сложно. Видится здесь две версии, которые весьма и весьма гипотетичны. Первая состоит в том, что имя Молотова как нельзя менее подходило к определению раввина, и соответственно с одной стороны выражало абсолютную абсурдность данного предложения, а с другой как бы подчеркивало, что роль раввина настолько мала и незначительна, что даже Молотов может выполнять ее, и что еврейская община совершенно не нуждается в никаком религиозном руководстве.

Вторая же более простая версия состоит в том, что имя Молотов легко рифмуется со словом “ров”, поэтому и родилась подобная ассоциация, использовавшаяся однажды по техническим причинам, а позже перешедшая в устоявшуюся формулу.

На искусственность многих песен о вождях указывает и общая направленность развития еврейских песен. Как правило, песне свойственна сюжетность, у нее есть герой, там происходит какое-то событие. В этих же песнях в особенности видны очень общие мотивы и нет никаких специфических моментов. Вообще этим песням традиционно не свойственны мотивы восхваления человека, эта тема очень нова для всего еврейского фольклора, в котором, как правило, имеются совершенно другие мотивы (как правило, все восхваления более религиозного рода, хвалящие чаще Б-га, реже цадика или ребе, либо позже встречаются в традиционной любовной лирике). Часто можно встретить мотив сожаления о горькой доле проживания в России, о тяжелой работе. Никогда практически в них не хвалятся правители. Эта форма не свойственна фольклору вообще, а еврейскому в России — особенно. Поэтому этот жанр является целиком придуманным, и все восхваления искусственными, что и видно и из его содержания.

2. Выборы и конституция

Такие песни достаточно однотипны, в них нельзя наблюдать никакой динамики. Похоже дело обстоит с песнями, сочиненными на определенные темы, как например выборы, конституция, эти песни как правило однообразны, и сочинены в приблизительно в одно и то же время. Тем не менее, и в них можно иногда найти еврейскую специфику. Например, при рассказе о выборах упоминается прошлое, когда евреи (это подчеркивается) не имели права голоса. Интересна в этом отношении достаточно нетипичная песня, исполнявшаяся на мотив пародии на религиозную тему “А гут моргн, дир, готенью”. Здесь можно наблюдать интересный жанр “переделанной пародии”:

Gut morgn aich, brider,
S’zingt zikh mir vider
Fun Stalinishe tsait
In land in bafraitn.
Fun yontovim nayem
Vos hobn zich tsehelt
Far mentshn fraye
Oif a zekskheylike velt
Vi eyn mishpokhe ale
Lomir geyn tsu di valn
Vu zaint ihr, farzorger yidishe
Vos shteyt ir azoine farhideshte
Yo, ir megt zikh hideshn
In khehstn rat
Mir veiln alts deputatn
Oich an arbeter a yidisher.[63]

Доброе утро вам, братья!
Поются мне песни!
Поются мной песни
Сталинского времени
В свободной стране!
Праздников новых
Что пылают
Для свободных людей
В пресвятом мире!
Все, как одна семья
Пойдемте все на выборы!
Где вы, удивленные “заботчики” еврейские?
Да, удивлятесь!
В высший совет
Мы голосуем за
Еврейского рабочего!

Несмотря на тему песни, в ней очевидна еврейская направленность. Песня обращена к “заботчикам” еврейского народа. Ситуация здесь сложилась достаточно интересная. Как известно, проекты советской власти с поселением евреев на землю финансировался из-за границы. Таким образом, получалось, что советские неевреи фактически зависели от “капиталистов”. Идеологически эту проблему было необходимо решить. Возникает парадоксальная ситуация — после денежного займа начинается оправдание в глазах народа, доказательства того, что “нас” ничего с “ними” не связывает. Тема выборов и конституции часто обыгрывается также в частушках, уже наиболее позднем и идеологизированном жанре, о котором пойдет речь позже.

3. Песни об армии

Совершенна другая ситуация наблюдается с армейскими песнями. Тему армии, в отличие от других тем, связанных с государственными институциями, можно проследить в ее динамике. Военные песни времен гражданской войны коренным образом отличаются от более поздних пропагандистских песен. Тематика военной службы является достаточно традиционной для еврейского традиционного фольклора.

Кантонистские трагедии, служба в армии являлись одними из самых трагических моментов в фольклоре. Мотивы патриотизма, защиты отечества и т.п. не встречались вообще в традиционной песне. Совершенно по-другому дело обстоит в еврейском советском творчестве. Несмотря на то, что эти песни имеют динамику развития от традиционных форм к более отутюженным, сама идея практически не изменилась. Главным образом в этих песнях поражает полная бесконфликтность. Основная идея с самого начала выражена очень четко. Если армия раньше являлась воплощением зла, то теперь она ассоциируется с принадлежностью евреев к государству, их равенством со всем остальным населением, служить там считается наиболее престижным, судя по этим песням. Даже в песнях, которые посвящены уходу в армию — наиболее трагическому моменту в еврейской жизни, воспевается будущая любовь к армии, мать часто дает подобный наказ перед уходом сына в армию:

Zolst hitn dem grenets azoy vi dain mamen,
Azoy vi dos oig in dem kop;
Vail soynim es zainen ba undz noch faranen
Du khapst zey shoin op! [64]

Ты должен хранить границу как свою маму,
Как зеницу ока,
Потому что враги все еще среди нас
И ты должен их схватить!

Она провожает своего сына на вполне опасное мероприятие, и в песне нет никакого даже намека на то, что она заботится о здоровье сына и тому подобных вещах, а думает как раз о Родине и защите отечества. Ситуация складывается явно нетипичная для еврейской мамы! Вообще, песням про армию свойственны разговоры между матерью и сыном, иногда даже в качестве диалога. Диалог этот, как правило, достаточно официален и не содержал в себе никаких личных мотивов.

Тем не менее, в песнях об армии можно проследить некоторую динамику. Произведения гражданской войны содержат в себе более традиционные настроения: их стиль напоминает типичные песни дореволюционного периода. Преобладает форма баллады — рассказа о бравом солдате. Например, песня о Йошке — командире полка. Это очень интересный мотив. Йошке вообще является традиционным героем еврейских армейских дореволюционных песен. Идея использовать это имя в новых мотивах весьма не случайна. Если раньше Йошке уезжал, все окружающие плакали, а он иронически замечал “их вел зайн бай фоньен дер шенстер ин дер роте”, т.е. кроме своего нежелания идти в армию, еще и выражал огромное презрение к тем, кто там уже находился, а также и страх перед ними. Теперь ситуация изменилась. Йошке становится командиром, и служба в армии сделала из него полноценного члена общества.

Целью многих военных песне стало доказать, что еврей стал полноправным членом общества, они меняют отношение к государству проживания. Внутренняя тенденция, наблюдавшаяся в ранних еврейских военных песнях, еще не совсем идеологизированных , состоит в том, что еврей пытается не замечать ничего того, что может его отделить от основной массы, наоборот, всячески стремится подчеркнуть общее. Поэтому, думается, в ранних почти действительно фольклорных песнях не так много национальных черт — освобождение воспринимается как полнейшая эмансипация и любым доступным способом подчеркиваются общие черты и не выделяются еврейские особенности. Молодой призывник описывается следующим образом: “yung iz er — blut un milch — un a kutcheryavy!” [65], совершенно не свойственное еврейскому фольклору сравнение — “кровь с молоком” еще раз подчеркивает полное отстранение от еврейской традиции.

Береле — летчик, песня о Леве и др... Отличительной чертой песен раннего периода является наличие в них еврейских имен, но не проводится никаких параллелей с “героическим еврейским библейским прошлым”, как это позже можно будет наблюдать в песнях гетто. Все сравнения производятся только с советскими героями, что также является вполне логичным. Интересен еще один переход образа из старых в новые еврейские песни. В дореволюционных песнях символом плохих перемен, знаком неустойчивости и пессимистического будущего в отношении армии часто служил поезд. В уже упоминавшейся здесь песне “Yoshke fort avek” [66] поезд — нечто, уносящее молодого человека в неизвестность, разлучающее с невестой и т. п.:

Di ban iz shoin gekumen
Un es khapt mikh on a shrek!
Lomir zoikh gezegenen
Der poezd geit avek!

Поезд уже пришел
И хватает меня бесстрашно
Давай попрощаемся,
Он сейчас уедет!

В советских песнях поезд — символ городской новой счастливой жизни, он несет цивилизацию и свободу, проводы в армию выглядят следующим образом:

Mit harmoshke un mit poik in a tog a klorn
Tsum vokzal kolvirtnikes zainen tsugeforn.
Zainen mit gezang aher alt un young gekumen,
Ale yontevdik gekleyd, mit buketn blumen.
Geit a miting, er aleyn hot a vort genumen
— Fun armey a komandir vel tsu aikh shoin kumen.
Vi dos oig bazikh in kop kh’vel di grenets hitn
Zol main heimland zain a sod ful mit friling-tsvitn.[67]

С гармошкой и барабаном в ясный день
На вокзал пришли колхозники
Старые и молодые пришли с песнями
Празднично одетые, с букетами цветов.
Идет митинг. Сам он слово взял
Из армии к вам я уже приеду командиром
Как зеницу ока буду я беречь границу
Пусть моя Родина будет садом весенним!

Здесь уже проводы превращены в праздник, плавно переходящий в митинг, ни о каких слезах, кроме слез радости и гордости речь в данном случае не идет.

Особое распространение во второй половине 20-х— годов, а потом и в 30-е-40-е получили песни пограничников и о них. Вообще, пограничники — это основные герои еврейских песен об армии. Идеал военной профессии — летчик, а наиболее распространенный — все же охранник границы. Идеологически это вполне объяснимо. Идея Родины в еврейских песнях, как уже говорилось, достаточно нова. Она являлась одной из самых важных идеологических тем, поэтому должна была быть закреплена еще и в военных, и в колхозных песнях. Охрана своих собственных границ, своей страны должна была четко закрепиться в умах. Позже идея охраны своих же границ была использована в Биробиджанском проекте. В 20-е же и особенно в 30-е годы главной была тема пограничников и границ.

Заслуживают внимания и герои песен. В песнях про армию уже можно найти некоторую сюжетность. Следует выделить несколько типов подобных песен. Во-первых — это песни от лица самих военных и призывников. Чаще всего они рассказывают про службу и про ответственность.

Вторая группа песен — баллады о героях солдатах, как правило, содержат в себе какой-то рассказ о конкретном событии, о человеке. Третий тип — это разговор с близкими, чаще всего с матерью или любимой девушкой. Девушки, как правило, хотят, чтобы из армии их возлюбленный вернулся сильный и в красивой военной форме, в 20-е годы — стрелком Ворошилова или кавалеристом Буденого. Матери призывают хорошо служить и не бояться врагов. Практически нет диалогов между отцом и сыном. Объяснить это можно тем, что традицию старого служения в армии не хотели сравнивать с новой, поэтому отец не мог давать идеологически верное напутствие сыну, даже если он служил, а так как чаще всего не служил, то не было никакой семейной традиции.

Интересна группа песен, посвященная войне в Испании. Казалось бы, совершенно далекая от евреев тема становится одной из наиболее популярных в идеологическом фольклоре. Героям, воюющим в Испании, посвящаются целые баллады, воспевается их смелость и т. д. И в некоторых песнях даже проводятся параллели с именно еврейским прошлым, разъясняется, почему евреи должны особенно внимательно относиться к событиям в Испании. В первом куплете рассказывается, как борются испанские коммунисты за свободу, а во втором проводятся параллели с советской действительностью, и в особенности с тяжелым еврейским прошлым.

Bazunders mir yidn,
Megt avade zayn tsufridn.
Far Nikolayen khot der yid in egets nit gekhat keyn ort
Un nit getort oysredn keyn khoykh
Itst ligt Nikolay mit bande in der erd,
Un undz khot men gegebn traktor mit ferd,
Mir zoln gut baarbetn di erd!

Особенно мы, евреи,
Можем быть рады.
Для Николая у еврея не было места
И не разрешено выговорить ни слова,
И сейчас лежит Николай с его бандой,
И нам дал трактор и лошадь,
Мы должны хорошо обрабатывать землю!

Итак, песни об армии несли в себе важную идеологическую нагрузку. Большинство из них — произведения псевдофольклора, не сочиненные народом. Задача их — “вдолбить” чувство патриотизма и принадлежности к общему целому — советскому народу. В этих песнях еврейская идентификация выражена только еврейскими именами.

4. Биробиджан

Последняя группа песен, о которой речь пойдет в данной работе, прямо посвященная идеологизации политики государства в отношении евреев — песни о Биробиджане. Эта подгруппа песен имеет свою специфику. Песни о Биробиджане сочинять было достаточно сложно. Нужны были достаточно выдержанные песни, которые бы верно обосновывали создание автономной области народу, не подходящему к этому определению по советской доктрине и стандартам. Эта группа песен — более поздняя, поэтому любые проявления национальных особенностей выражены в ней не всегда понятно и однозначно. Официальная доктрина поселения евреев в Биробиджане состояла в том, как известно, что они укрепляют советскую границу на Дальнем Востоке. Проект этот не пользовался большой популярностью, и в обратной пропорции с процентом успеха появляются песни, рекламирующие Биробиджан и агитирующие за переезд туда.

Интересно, что практически не делается акцент на еврейское государство, на еврейскую специфику. В основном подчеркивается красота Сибирской природы, энтузиазм строителей комсомольских строек и т.п. Что же касается еврейской специфики, то для такой исключительно еврейской темы в песнях ее проявляется очень мало.

В связи с тем, что проект появился уже в середине 30-хх годов, когда на фольклор уже имелись определенные установки, все песни выдержаны в духе социалистического реализма. Практически не встречаются песни, переделанные из старых еврейских, а также на советскую мелодию. В основном, все они новосочиненные. Большое число композиторов сочиняло их специально с определенной целью.

Главным образом подчеркивалось, что евреи обрели возможность работать на собственной земле и приносить пользу Советскому Союзу. В основном эти песни очень общие и не содержат определенного сюжета, но иногда можно найти и описание судьбы человека, связавшего свою жизнь с Биробиджаном. В таких песнях утверждается, что только в Биробиджане человек получил полную свободу и избавился от наследства “штетлов”, старых еврейских традиций и т.п.

Вот как описывается обычная жизнь в местечке в типичной “биробиджанской песне”:

Ikh bin geven a proster yat in shtetl,
Gedrikt a shtrik bam altishkn yehiel,
Gehat in oig di kutcheriave etl,
Gegang shpatsirn tsu der mil.[68]

Я был простым парнем в местечке,
Вязал веревки возле старого ...
Я положил глаз на кучерявую Этл,
Гулять ходил к мельнице.

С приходом Советской власти жизнь этого человека коренным образом меняется, он уезжает в Биробиджан. Там он знакомится с девушкой, которая работает на стройке. После этого он служит в армии, становится сначала пулеметчиком, потом командиром, потом возвращается в Биробиджан, где девушка уже стала учительницей, воспитывает новое поколение людей, которое теперь своей Родиной считает Биробиджан. Это некая типичная судьба, призванная стать эталоном для целого поколения советских евреев.

В других песнях подчеркивается неосвоенность этих мест, возможность проявить себя как сильный трудоспособный народ, выживающий в подобных условиях. Тем не менее, тяжесть сибирских морозов в песнях не расписывается, а все же больше расхваливаются прелести природы:

Velder mit nis un taikhn mit fish
Gefint ir in Birobidzhan
Koiln un kosn, a vilder oks,
Un dertsu a vilder kaban.[69]

Леса с орехами и реки с рыбой
Найдете вы в Биробиджане,
И коз и диких быков,
И к тому же дикий кабан!

Любопытно, как идея Биробиджана и поселения там обыгрывалась в детских песнях. Как ни странно, в них все же существовали своеобразные еврейские особенности. Например, в песни Давида Хофштейна “А теперь давайте, дети...” обыгрываются имена Биро и Биджан, объясняется место еврейского народа в ряду других народов СССР:

S’z far undz an eign vort,
S’z a nomen fun an ort,
S’z a shtot un s’z a kant,
Dortn darf zain a yidish land.
Припев:
Biro, biro — iz nokh gring,
Etvos shverer iz Bidzhan.
Itster, kinder, git a kling —
Birobidzhan, Birobidzhan!
S’vert dos land geboit oifnay,
Ale felker zainen frai
Nokh a land in dem farband.
Nor dos breitste, greste ort
Vert dort hobn undzer vort,
Undzer poshet yidish vort
Vet zikh hoih tseklingen dort.[70]

У нас есть свое слово,
Это название места,
Это и город, это и область,
Там должна быть еврейская земля.
Припев:
Биро, Биро — это легко сказать,
Немножко сложнее Биджан!
А теперь, дети, давайте вместе звонко —
Биробиджан, Биробиджан!
Эта земля будет заново построена,
Все народы свободны,
Еще одна земля в Союзе,
Еще одно широчайшее, огромнейшее место
Будет иметь наше слово
Наше простое еврейское слово
Будет там звенеть!

Несмотря на то, что “Биро” сказать легче, чем “Биджан”, тем не менее, даже детям, которые легко воспринимают все новое, необходимо было научиться произносить длинное и чуждое идишеязычному уху слово “Биробиджан”. Мелодия у той песни красивая и легко поется, вероятно, легко воспринималась детьми на уроках музыки в школе, где, предположительно они ее и учили. Еврейская специфика в этой песне существует и по ней видно изменение общего идеологического подхода власти к евреям — теперь это один из народов, который строит свою землю. Такая песня могла быть исполнена, например, белорусом (с заменой “простого еврейского слова” на белорусское). В качестве доказательства можно привести переводные песни из сборников “Песни народов СССР в переводе на идиш”, в которых переведенные с других языков песни звучат очень схоже с оригинальными еврейскими. В таких песнях есть мотивы национального возрождения, но любопытно, что сами по себе они не своеобразны, а больше касаются некоего абстрактного национального начала, чем конкретного народа.

Еврейская специфика могла также проявиться, например, в названии песни, содержание которой абсолютно его не отражает. Например, “Биробиджанская плясовая”[71] на слова И. Фефера, в которой нет ни одного слова о новой автономной области.

Тема Биробиджана была широко распространена в частушках. Этому большому разделу еврейского фольклора будет посвящена отдельная глава в данной работе.

Типичен подбор социальных типов. В основном акцент делается на молодежь, которая уезжает из местечка, оставляя там своих родителей, старики практически не фигурируют в этих песнях, как правило, это люди рабочих профессий или отслужившие в армии ребята. В отличии, скажем, песен о вождях, где люди старшего поколения фигурируют очень часто, этим подчеркивается, что старые люди с их жизненным опытом считают Сталина мудрейшим из мудрейших. В песнях же о Биробиджане приоритет отдан молодым. В песнях о Биробиджане достаточно редко фигурирует женщина Складывается впечатление, что образ, создаваемый этому проекту, все же молодежный, а не предназначенный для народа в целом. В подобных песнях о колхозах в Крыму и вообще в местечках подобного не наблюдается, старики работают и перевоспитываются

Таким образом, политика государства отразилась в основном в более поздних песнях, восхваления часто являлись псевдофольклором, хотя можно было среди его произведений встретить и достаточно популярные песни. В этих песнях по публикациям очень сложно увидеть динамику отношения национальной группы к происходящему, так как любое нестандартное проявление не подходило в официальную доктрину.

5. Еврейские частушки как особый жанр еврейского советского песенного творчества

Апогеем же огосударствленного еврейского фольклора стало появление еврейских частушек. Этот жанр, совершенно не свойственный еврейскому традиционному песенному наследию, занимает значительную часть в литературе, посвященной фольклористике и в фольклорных сборниках. Достаточно лишь упомянуть сборник частушек, вышедших под редакцией Ицика Фефера в Киеве [72]., публикации в газетах и журналах, в песенных собраниях Добрушина и Юдицкого [73] и др.

В нем отразились все темы, затронутые в еврейских песнях 20-х — 30-х годов. Частушки знаменательны тем, что в них можно увидеть чистый искусственный фольклор с соответствующей идеологией. Если борьба с еврейской религиозной традицией была основной темой лишь в 20-е годы, то в частушках эта тема немного возвращается, хотя и в гораздо меньшем объеме, то же самое можно сказать и про колхозную тему, и про процессы индустриализации. Основное же место в них занимают выборы, Советская конституция, вождь и учитель товарищ Сталин, и тому подобный стандартный набор любого более позднего советского еврейского “фольклора”. Вся окружающая действительность распределена по четким структурам социалистического реализма и аккуратно описывает происходящие события в нужном ракурсе. В этих частушках абсолютно нет конфликтных ситуаций, они часто являются просто переводом или подражанием советской русской частушке без какого-либо намека на некую национальную аутентичность. Ничего, кроме языка, не указывает на принадлежность к еврейской культуре.

К частушкам можно применить несколько иную систему классификации, нежели ко всем остальным еврейским советским песням. Так как все они сочинялись примерно в одно и то же время и в них с трудом можно проследить динамику изменения содержания, то их вполне можно разделить систематически на две основные группы. Первая — наиболее часто встречающаяся, не содержит в себе специфических еврейских компонентов кроме языка, рассказывающая об общих процессах в государстве, и не затрагивающая специфических еврейских тем, т. е. грубо говоря, простой перевод или подражание русским или украинским частушкам. К другой группе относятся песни, в которой упоминается хоть что-то, связанное с евреями, в том числе и поселение в Биробиджан. В них сохранилась очень малая толика еврейского духа и именно то, что и являлось, по мнению создателей частушек, “национальным по форме”. О самых первых такого рода частушках говорится во второй главе данной работы. [74]

Сделать частушки при таком стечении факторов и условий смешными было практически не возможно. Тем не менее, талант авторов нередко выручал жанр даже в таком безвыходном положении. Частушки Фефера отличаются неким, хотя и достаточно своеобразным чувством юмора. Например, вполне официозная тема выборов обыграна с некоторой толикой сатиры:

Feter, mest zich nit barimen,
Vest nit durhgein inem rat
Keiner vet far dir nit shtimen
Vayl du bist a biurokrat! [75]

Дядя, ты лучше не хвастайся,
Ты не пройдешь в Совет
Никто за тебя не проголосует,
Потому что ты — бюрократ!

Здесь стандартная тема подана в традиционной русской манере, но на идише слова приобретают совершенно особое звучание. Вообще, частушке, как правило, свойственно лирическое настроение, интимное обращение к слушателю. В советском же варианте лирика должна была прозвучать с общественно-политическим смыслом. И так как этот жанр абсолютно не типичен для еврейской культуры, у его создателей (”фольклористов”) был полный простор для фантазии. Они совмещали сразу несколько обязательных тем в одной коротенькой песенке:

Di levone iz arois,
Lomir gein shpatsirn,
Far dem best traktorist
Vel ich golosirn. [76]

Вышла луна,
Давай погуляем,
За лучшего тракториста
Буду я голосовать!

“Престижная” для еврея профессия тракториста сочетается и с темой выборов, да еще и в обрамлении лирического описания природы. Таким же образом освещаются и другие темы. Определяющим мотивом здесь является выражение любви к Сталину и другим вождям Советского государства. Сталин в этих песнях и солнце, и смысл жизни, и освободитель и т. п. Любопытен тем не менее тот факт, что ни одна частушка о Сталине не связывается с конкретно еврейским национальным опытом. Сталин может быть героем новой советской жизни, божеством и т.п., но никакие собственно еврейские мотивы, которые иногда все же можно обнаружить в других частушках, не просматриваются.

В некоторых случаях особенно чувствуется, что образ Сталина вставлен искусственно, слабо вписываясь в сюжет. Тогда эти несуразности комично выпячиваются с совершенно другой стороны. В этом отношении показательны те произведения, в которых воспевается коммунистический труд и радость служения советскому государству:

Berl arbet in a shachte,
Sоrke arbet in fabrik.
Dos hostu undz, haver Stalin,
Fun dem noit aroisgefirt. [77]

Берл работает на шахте
Сорка — на фабрике
Это нас товарищ Сталин
Вывел из нужды!

Эту частушку вполне можно было бы принять за издевательскую или даже антисоветскую. От какого же гнета освободил их Сталин, если Берлу приходится тяжело работать на шахте, а Саре — на фабрике, занимаясь тяжелым физическим трудом с утра до ночи, получая за это мизерную зарплату, и едва сводить концы с концами. Тем не менее, такой сюжет частушки типичен. Вместе с тем в ней в какой-то степени наблюдается национальная идентификация — у героев еврейские имена. Еврейские имена часто являются единственным отличительным признаком еврейской частушки. Типичен в них также и набор профессий. Если в других еврейских советских песнях чаще подчеркиваются “интеллигентные профессии” типа врача, инженера, или “высокоинтеллектуальные”, военные профессии вроде летчика или танкиста, то в частушках преобладают, шахтеры-стахановцы, колхозники, рабочие, матросы и солдаты:

Main zun iz a stahanovets,
Er trogt geneite hemder,
Bay unds iz a fraye land,
Beser fun ale lender [78]

Мой сын — стахановец,
Он носит шитые рубашки
У нас есть свободная страна
Лучше, чем все страны

Здесь опять видно совмещение нескольких тем — любовь к родине и стахановский труд плюс “нужные” профессии. Интересно также, что в данном случае мать гордится своим рабочим сыном. В большинстве еврейских советских песен, не относящихся к жанру частушек, родителей больше радует, когда их дети занимаются другими, более интеллектуальными профессиями.

В частушках, как и во всех других еврейских фольклорных песнях советского периода важное место занимает Красная армия и служба в ней. Рассматривается это с различных точек зрения. Затрагиваются и патриотические чувства защитника и его новое социальное положение в обществе:

Ich bin itst a rоit armeyer un
Bashits main tayer land
Far dem groiser firer Stalin
Ch’vel farnicht ale haint. [79]

Я теперь красноармеец,
Берегу мою дорогую страну,
И за большого вождя Сталина
Всех злодеев перебью!

И защита достижений советской власти:

Nito kein arbetlozikait,
Mir veisn nit fun noit?
Bashitsn undzer foterland
Mir zainen shtendik greit. [80]

Нет безработицы,
Мы не знаем больше нужды
Защищать нашу Родину
Мы всегда готовы.

Более подробно об этом говорится в других “специализированных” песнях, целиком посвященных Советской армии. В частушках же акцент, как правило, делается на личные мотивы. Подавляющее большинство частушек, связанных с Советской армией, поются в основном от лица женщины, которая ждет своего мужа (жениха, возлюбленного) из армии, или, реже, от лица самого военного, который возвращается к своей семье. Такой сюжетной схемой подчеркивается глубокое проникновение идей советского государства в менталитет общества. Любым способом подчеркивается сексуальная привлекательность военного, его преимущества перед невоенными, а особенно перед лицами с традиционными еврейскими профессиями:

Ich vil, az main gelibter
Zol kenen tantsn, shvimen
Zain zol er a roitarmeyer
Ba Voroshilov Klimen
Ich darf nit kein zilber
Ich darf nit kein gold
Main gelibter iz a stahanovets
Un er hot mich halt. [81]

Я хочу, чтобы мой возлюбленный
Смог плясать и плавать
Чтобы он был красноармейцем у
Клима Ворошилова
Мне не нужно серебра и
Не нужно золота.
Мой возлюбленный стахановец
И он меня обнял!

Ключевая идея этой песни: самое главное — это социальный статус человека (солдат, рабочий и пр.), а не количество “zilber un gold”. Такой мотив уже встречался в советских песнях про любовь, в частушках же эта тема доводится до совершенства.

Показательно также, что советские идиомы и выражения, ставшие крылатыми на русском языке, на идише звучат наиболее естественно в частушках. Знаменитое сталинское “жить стало лучше, жить стало веселей” воплотилось на идише следующим образом:

Dos lebn iz gevorn beser,
Dos lebn iz gevorn freilech,
Gei ich mir a tentsl
Mit main troyke meidlech. [82]

Жить стало лучше,
Жить стало веселей,
Я иду на танцульки
С моей тройкой девочек!

Наиболее все же интересно то, что характерная еврейская специфика присутствует даже и в этой разновидности жанра. Несмотря на вполне формальное, отчетное содержание частушек, о чем подробней речь пойдет ниже, многие из них ярко проявляют свой национальный характер. Здесь можно выделить несколько основных направлений:

1. Поселение евреев в колхоз, закрепление их на земле и начало занятий сельскохозяйственным трудом
2. Борьба со старой традицией.
3. Переселение в Биробиджан.

В отличие от всех других жанров еврейских советских фольклорных песен, где эти темы также рассматриваются, в частушке они описываются точно так, как это нужно с точки зрения советской идеологии, но еще и в русском фольклорном стиле. Это своего рода культурный феномен. В газетах конца 20-х годов еще можно найти песенки об ОЗЕТе, как, например, эта:

In shtot iz a faran a komerd,
Hot er farshribn di yidn af erd,
Ich bin bald ahin antlofn,
In komerd hob ich getrofn
Gervald! Farshraib zhe mir oif erd! [83]

В городе есть комзет,
Он записал евреев на землю
Я быстро сюда сбежал
А в комзете я встретил,
Ой, запишите же меня на землю!

В этой частушке очень сложный ритм, на традиционный русский мотив она не поется, да и как романс выговорить ее тяжело, не говоря уже о типичных еврейских мелодиях. Практически очевидно, что она не исполнялась, но тем не менее интересна именно своей трактовкой социальных процессов, происходивших с евреями. Вообще колхозы — это та тема еврейских песен, в которой лучше всего выражалась национальная самоидентификация. Подробней об этом сказано в других разделах данной работы. Особенно ярко в частушках выражено стремление жить на земле и слиться с остальным населением (т.е. то, что больше всего было необходимо подчеркнуть идеологии в еврейских колхозных песнях вообще):

Oif hersoner volner nive
Vet ir nit visn fun kein noyt
In kolektiv, haveirim traye
Un far kolvirtishen broit [84]

На Херсонской вольной ниве
Вы не будете знать нужду
В коллективе, дорогие товарищи
И для колхозного хлеба!

Примечательно, что именно херсонская вольная нива связана с проектом поселить евреев на Украине, дав им землю за счет помощи из-за рубежа. Проект не удался, а пропагандистская песня осталась.

Можно отметить существование частушек другого типа:

Tsu di kolvirtn, tsu di kolvirtn
Iz der veg a glaicher
In kolvirt bin ich gevorn
A kulturel un raicher [85].

В колхоз, в колхоз
Прямой путь,
В колхозе я стал
Культурным и богатым.

где опять подчеркиваются личные мотивы человека, связанные с пребыванием в колхозе — он стал культурным и богатым. Видимо имеется в виду, что он избавился от проблем, связанных с нахождением в религиозной общине и соблюдением традиции. Сельскохозяйственная тема тесно переплетается с особенно тяжелым еврейским дореволюционным бытом и борьбой со старой традицией. Иногда даже можно встретить обращение к представителям традиционных еврейских профессий, с призывом менять свои занятия или трудиться на пользу социализму:

Shusters, shnaiders, balmelokhes,
Kumt tsu forn af undzer erd,
Esn, trinken un faranen
Un tsudern noch a rubl gelt! [86]

Сапожники, портные, ремесленники,
Приезжайте на нашу землю,
Есть, пить имеется,
Еще к тому же лишний рубль денег!

А иногда остаются некоторые атавизмы еврейского быта, как, например, здесь:

Iber taich iz gut tsu gein
Dort ligt breite kladkes,
Mir esn blintses mitn shmalts
Un ful mit puter latkes! [87]

Через речку хорошо идти
Там лежит широкий мостик
Мы едим блины с салом
И полные маслом латки!

В этой песне можно увидеть достаточно нетрадиционный для еврейской песни мотив дружбы народов на уровне быта, мотив ассимиляционный. Если в других еврейских песнях таких настроений крайне мало, то в частушках они вполне популярны, сочетаются и блины с салом и ханукальные латки — вот уж воистину искусственная дружба народов, взаимодействие традиций, в типичном исполнении “квазифольклора”. Борьба с традиционными ориентирами касается и глобальных жизненных установок:

Vos iz mir der rov?
Un vos iz mir der raicher?
Fun ale vegn iz far mir
Der kolhozner veg der glaichster! [88]

Что мне раввин?
Что мне богач?
Из всех дорог для меня
Колхозный путь — самый прямой!

Примечательно, что раввин как символ традиционного авторитета для человека все же остался, но теперь он заменяется колхозом. Т. е. происходит вполне осознанная смена одних идеалов на другие.

В другой частушке выводы гораздо более категоричны, она сравнивают раввина и Б-га с армией и флотом, естественно отдавая предпочтение последним. Здесь можно заметить попытку еще раз показать свою общность с прошлым соседних народов СССР: получается, что места православных священников автоматически занимают раввины. Происходила типичная советская нивелировка служителей культа.

Mir hobn kein rabonim nit
Mir gloibn nit in Got
Shtark iz undzer armie
Shtark iz undzer flot. [89]

У нас нет раввинов
Мы не верим в бога
Сильна наша армия
Силен наш флот!

И, наконец, большое значение в частушке уделяется Биробиджану, и переселению туда. Совершенно очевидно, почему именно частушка “занялась” этой темой — переезд в Биробиджан, как известно, не вызывал энтузиазма у большей части советских евреев. Добрушин писал о том, что тема Биробиджана “вплетается в малые формы народного творчества, во вновь оживший куплетный жанр” [90]. Биробиджан пытаются преподнести в наиболее выгодном свете, придать определенную романтичность, что возможно только благодаря частушке и лирическому образу женщины, ее исполняющей:

In main tsimer hengt a karte
Af der karte — Birobidzhan
Dortn bay griner sopke
Af der grenets shteit main man [91]

В моей комнате висит карта
А на карте — Биробиджан
Там в зеленой сопке
На границе стоит мой муж!

Значительное место в частушках уделяется изменению роли женщины в обществе, проблеме воспитания детей и другим бытовым вопросам. Женщина в частушке — это особый мотив, взявший традицию из более ранних еврейских песен и из русского фольклора. В частушке как жанр была вообще скорее женским, чем мужским, исходя из всех основных его свойств и назначений.

Любопытен также и состав героев частушки. В отличие от любого другого жанра еврейской песни, здесь нельзя выделить наиболее часто встречающийся социальный тип. Практически ни одна частушка не содержит повторяющегося набора действующих лиц, хотя темы, естественно, в них затрагиваются практически одинаковые. Но, несмотря на это, чаще всего частушка поется именно от лица женщины, так как именно женщина выражает наиболее искренние и сокровенные мысли простым и доступным языком народного творчества.

Как можно заметить из приведенных выше примеров, большинство частушек не смешны, литературная рифма в них подобрана наспех и часто просто не ложится на обычный частушечный мотив. И при подробном изучении это впечатление не рассеивается, а только усиливается.

В Советской еврейской историографии принято считать, что частушки “не являются традиционно еврейскими песнями, доставшимися народу от буржуазного наследия, а наоборот порождены новой системой, могут служить образцом культурного взаимодействия народов СССР, и особенно русского, украинского, белорусского и еврейского”[92].

Таким образом, под частушки подведена прочная теоретическая основа. На самом деле все обстояло не так просто. Появление этого своеобразного жанра еврейского “народного” творчества было обусловлено весьма прозаичными причинами, связанными не с внутренними процессами создания нового еврейского фольклора, а, как это часто происходит в России, с придания ему нового идеологического значения.

Вообще, частушка как вид творчества не очень свойственна даже русскому фольклору . Она получила популярность лишь в 60-е годы 19 века, явившись своеобразным вариантом городского романса. После 1917 года частушки появляются на страницах революционных газет и журналов. Большинство из них “являлись пропагандистскими и агитировали новую жизнь”[93] .Позже частушки получили большое распространение. Основоположник советской фольклористики Ю.М. Соколов отмечает, что необходимо использовать частушку для ее проникновения в массы, замечая при этом, что советские частушки хорошо прививаются в деревне. [94] Со второй половины 30-х годов частушки публикуются буквально во всех газетах страны, в разных местах стали появляться сборники частушек. В это же время общественно-политическая тема заняла в них главенствующее место.

В 1931 году в Москве прошло совещание “Значение фольклора и фольклористики в реконструктивный период”, на котором идеологическая установка “фольклор — это литература” была закреплена. В 1933 году частушка была определена, как основной жанр советского фольклора, поэтов призывали создавать частушки для повышения уровня народных масс. Предполагалось, что они будут работать совместно с народными сказителями, помогая им выбирать подходящие темы для творчества. Создавались специальные бригады советских поэтов, которых направляли в подмосковные деревни для ознакомления с существующим фольклором и создания нового. Задача была с успехом выполнена, о чем говорилось на всесоюзном совещании частушечников в январе 1935 года.[95] На совещании отмечалось, что тексты политического содержания в основном исполнялись для фонографа, а в деревне бытовала скорее любовная частушка. Тем не менее, говорилось о необходимости “политического натаскивания” вместо просвещения.

Стали создаваться соответствующие сборники, частушки публиковались в методических пособиях агитбригадам и др. Они стали самым распространенным видом народного творчества.

В середине 30-х годов появляются первые советские частушки появляются у славянских народов СССР, а немного позже и у остальных. Первым сборником еврейских частушек стала выпущенная в Киеве книга “Ферзн ун частушкес” под редакцией Ицика Фефера. Позже частушки включались в сборники Добрушина и Юдицкого, публиковались в газетах и журналах, но широкого распространения не получили.

Таким образом, еврейские частушки на идише являются ярким примером шаблонного подхода Советской власти в сфере идеологии, связанной с национальной культурой и емким выражением ее национальной политики.

Этот жанр является завершающим в ряду советских песен 20-х — 30-х годов, он символизирует умирание еврейского традиционного творчества и постепенное перерождение его в советское, пусть и на идише.. С началом планомерного уничтожения евреев во время Второй Мировой войны еврейские песни, сочинявшиеся на территории СССР практически перестали сочиняться, евреи, попавшие в гетто сочиняли гораздо более национально ориентированные песни. После же войны с уничтожением большинства идишеязычных носителей, советская культура на идише, а тем более и фольклор практически прекратили свое массовое существование. Жанр советской еврейской песни после войны воплотился в своеобразное течение, в котором очень мало отражались еврейские национальные черты. В Советских позднейших песнях, которые как раз сочинялись скорее для галочки, чем для народа национальная идентификация полностью отсутствовала, появились некие специфические призывы лишь в середине 80-х годов в связи с массовой эмиграцией в Израиль. Песни призывали оставаться в СССР и не слушать никакую пропаганду.

Заключение

Советский еврейский песенный фольклор является одной из наиболее ярких иллюстраций социально-политических процессов, происходящих в СССР в 20-е — 30-е годы. В нем как в зеркале отразились метания советской власти по наиболее удачному разрешению еврейского вопроса в СССР .

Борис Гройс в “Дневнике философа” заметил, что “в советском официальном сознании всегда соседствуют [...] два мотива: 1) советская система как неслыханное, абсолютно новое общество, рвущееся со всем старым, в том числе со старыми моральными традициями, и 2) советская система, как воплощение тысячелетней мечты человечества.” [96] Это противоречие нашло одно из своих наиболее ярких отражений в советском еврейском фольклоре. С одной стороны было сделано немало попыток вынести все более менее самобытное и традиционное за рамки, но с другой достаточно часто подчеркивалась связь с историческим прошлым, в котором “mir zaynen geven oremlayt”, евреи боролись за освобождение и установление советского государства. Советская власть является для них символом освобождения. Эти противоречия выражаются во всех группах советских еврейских песен. В песнях, связанных с традиционным укладом жизни говорится о том, что советская власть освободила евреев от всего груза традиции, на них довлевшего, а в колхозных песнях примерно того же времени говорится о том, что еврейская традиция готовила евреев к тому будущему, которое для них стало реальностью.

Советский фольклор предполагал соединение традиционной формы с радикально новым идейным содержанием, принципиально отвергающим эту форму. Таким образом многие старые мотивы получили новые слова, которые должны были отражать еврейскую счастливую жизнь при советской власти. Идиш, являвшийся носителем этой формы должен был выдвинуть своего рода самоотрицание, т.е. отвергнуть сам себя изнутри .

Заслуживающим внимание фактом является то, что и все концепции политики по отношению к еврейскому народу отразились целиком и полностью на еврейских песнях. С одной стороны еврейской идентификации и национальных особенностей в них крайне мало, да и те, что есть — весьма незначительны и неразнообразны. Интересен, например, тот факт, что несмотря на активную пропаганду интернационализма в быту, проявлением которого являются смешанные браки, дружба с соседями другой национальности и др., в еврейских песнях его практически не встречается. Не ведется в них агитации за вступление в брак с русским, и во многом именно это и является национальным атрибутом в песне.

Следует также отметить каким именно образом менялось содержание национальной формы. Если в начале 20-х годов форма охватывала и религиозную традицию, и традиционный образ жизни, и отрывки из старых песен, дореволюционные мелодии, то к концу 20-х годов начинают преобладать лишь негативные воспоминания о специфически еврейском прошлом, и упоминания о новых профессиях, которые теперь стали доступны евреями. К 30-м годам еврейская самобытность еще больше исчезает. Старые мелодии постепенно заменяются новыми, специально сочиненными или же просто советскими, взятыми из песен на русском языке. Еврейские особенности в них выражаются еврейскими именами и некоторыми старыми, уже выглядящими чужими в таких произведениях устойчивыми еврейскими выражениями, использующихся для придания хоть какого-то национального звучания этим песням. Логическим же завершением этого процесса стало создание еврейских частушек, в которых большей частью национальная форма выражена только языком.

Тотально оптимистический характер этих песен является преобладающим, практически невозможно встретить грустную заунывную песню, даже в любовной лирике также указывают на искусственный пропагандистский характер этих песен. Еще Моисей Береговский писал, что “основным мотивом еврейского фольклора прошлого мо


]


jewniverse © 2001 by jewniverse team.


Web site engine code is Copyright © 2003 by PHP-Nuke. All Rights Reserved. PHP-Nuke is Free Software released under the GNU/GPL license.
Время генерации страницы: 0.037 секунд