Перец Маркиш
Дата: Tuesday, March 12 @ 09:49:09 MSK Тема: Yiddish
ИЗ ЕВРЕЙСКОЙ ПОЭЗИИ
Перец Маркиш (1895 - 1952)
Перец Маркиш родился на Волыни. Его дед Шимшон-Бер знал, что его далекие-далекие предки жили когда-то в Испании. Умный и живой внук Шимон-Бера уже а три года стал ходить в хэдэр. Перец Миркиш не только поэт-лирик, но и автор многочисленных поэм. Он не только поэт, но и драматург, и автор нескольких романов.
И поют, поют дороги… - напишет Перец Маркиш и своей ранней поэме «Волынь» (1918 г.).И эти самостоятельные дороги запели ему очень рано. Десятилетний мальчик с хорошим голосом и слухом, он поет в синагогальном хоре в городе Чуднове, что стоит на скалистых берегах реки Тетерев. Это совсем недалеко от Житомира.
В ранней юности начались его скитания по «черте оседлости": Балта, Кишинев, Одесса… Работает конторщиком, репетитором, поденщиком, сборщиком винограда. Это была школа жизни. А впереди Переца Миркиша ждали еще более суровые испытания: рядовым солдатом он прошел первую мировую войну. «Интернационализм, пронизывающий все его творчество, - писал Наровчатов, - он выстрадал на кровавых Галицийских полях, в залитых осенним дождем окопах, в пропахших карболкой полатах солдатских лазаретов". Эти испытания стали вехами, этапами рождения крупного еврейского поэта, писавшего ни языке идиш.
***
Я сам - земля!
И пашня - caм!
И сам - налившийся на пашне колос...
Нет, то не высь грозою раскололась,
То сам я тучею прошел по небесам
И на себя низвергся ливнем сам!
Я с корнем вырвал всё, что сгнило на корню,
И всё, что вырвал, сам похороню.
Поднявшийся из тьмы заклятых мраком лет,
Я сам их окропил
Благим предвестьем дня,
И вот уже светает вкруг меня,
И в ночь затерян след...
Я пашня. Я земля. Я колос наливной...
И скорби не довлеть вовеки надо мной.
Перевод Л. Руст
Это раннее бунтарское стихотворение. Это время, когда в Киеве рядом с Перецом Миркишем работали замечательные молодые поэты Лев Квитко, Давид Гофштейн, Ошер Шварцман. И наряду с бунтарскими стихами тогда рождались такие проникновенные строки, которые перевела Анна Ахматова.
***
Ты никогда еще так не была свежа,
Как ранней осенью, почти совсем зеленой.
Вот ветер за тобой погнался, весь дрожа,
И поцелуй сорвал, роняя листья клена.
Ты пахнешь камышом, продрогшим на ветру,
И спелым яблоком - осенней негой сада
Я сбитый ветром лист взволнованно беру
И целовать тебя хочу, моя услада.
Брожу растерянно и что-то бормочу.
Какая в этих днях неслыханная сила!
Мне ветер сердце дал и взял мое. Хочу,
Чтоб ты мне сердце подарила.
В двадцатые годы пять лет Перец Маркиш живет за границей. Под многим стихотворениями этого времени стоят названия западноевропейских городов - Берлин, Париж, Варшава, Лондон, Рим- городов, где создавались эти стихи. 20-е и 30-е годы - время расцвета таланта поэта. И среди многих его поэм выделяется необычная поэма
"Танцовщица их гетто", написанная в 1940 году перед самой Отечественной войной. Это даже не поэма, а сорок стансов, размышляющих стихотворений, соединенных скорее не сюжетом, а сквозной музыкальной темой. И тема эти звучит, трагически: речь ведь
идет о фашистском гетто. Перевел поэму А. Кленов,
Стремительно блистанье легких ног-
Моя любовь танцует перед вами:
Встречается с клинком стальной клинок
И объясняются, сверкая лезвиями.
От плеч струится серебристый ток,
Но что-то недосказано ногами...
Встречается с клинком стальной клинок
И объясняются, сверкая лезвиями.
Мы поначалу только по названию поэмы догадываемся, о каком страшном гетто должна идти речь.
Сама земля пылает, как костер,
А небо дышит стужей ледяною.
И ты танцуешь... И висит топор
Над запрокинутою головою.
Автор, понимая, что замысел его необычен, по ходу поэмы дает себе слово:
Я сам не знаю, что я написал, -
Писать, как пишут все, я не умею...
И вот начинает заучить теми нацизма:
Идет, идет с секирой истукан.
Он свастику и ночь несет народам.
Он тащит мертвеца. Он смел и пьян.
Он штурмовик. Он из-за Рейна родом.
Он миллионам, множа плач и стон,
На спинах выжег желтые заплаты...
Перец Маркиш всё время возвращается к своей главной теме:
Выстукивай свой звонкий мадригал,
Греми, моя подруга, каблуками.
Палач твой пол-Европы заплевал
Отравленными желтыми плевками...
Я соберу посев твоих шагов
На всех дорогах долгого изгнанья:
За двадцать пять скитальческих веков
Мой тайный клад, мой дар и достоянье.
Без крова, без дороги, без жилья,
Без языка, опоры, утешенья
Идешь, тоску свою не утоля,
И под ноги кидаются каменья.
Оплачь, сестра, свой пламенный костер,
Оплачь свою последнюю разлуку.
Станцуй вершинам вековой позор,
Станцуй долинам вековую муку!
Когда перечитываешь строку "Идет, идет с секирой истукан...", то
вспоминаешь другого истукана - Сталина, который в 1952 году уничтожил крупнейших еврейских писателей и среди них Переца Миркиша.
Иосиф Гин
from http://school.ort.spb.ru/library/torah/com/paper0023.htm
--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Перец Маркиш
МИХОЭЛСУ – НЕУГАСИМЫЙ СВЕТИЛЬНИК
1
Прощальный твой спектакль среди руин, зимой...
Сугробы снежные, подобные могилам.
Ни слов, ни голоса. Лишь в тишине немой
Как будто все полно твоим дыханьем стылым.
Но внятен смутный плеск твоих орлиных крыл,
Еще трепещущих на саване широком;
Их дал тебе народ, чтоб для него ты был
И утешением, и эхом, и упреком.
В дремоте львиная сияет голова.
Распахнут занавес, не меркнут люстры в зале.
Великих призраков бессмертные слова
В последнем действии еще не отзвучали.
И мы пришли тебе сказать: "Навек прости!" -
Тебе, кто столько лет, по-царски правя сценой,
С шолом-алейхемовской солью нес в пути
Стон поколения и слез алмаз бесценный.
2
Прощальный твой триумф, аншлаг прощальный твой...
Людей не сосчитать в народном океане.
С живыми заодно, у крышки гробовой,
Стоят волшебные ряды твоих созданий.
К чему тебе парик? Ты так сыграешь роль.
Не надо мантии на тризне похоронной,
Чтоб мы увидели - пред нами Лир, король,
На мудрость горькую сменявшийся короной.
Не надо вымысла... На столике твоем
Уже ненужный грим, осиротев, рыдает.
Но Гоцмах, реплику прервав, упал ничком,
Хоть звезды в небесах не падают - блуждают.
И, пробужденные зловещим воплем труб,
Вдоль складок бархатных плывут их вереницы,
Столетиям неся твой оскверненный труп,
Шурша одеждами и опустив ресницы.
3
Разбитое лицо колючий снег занес,
От жадной тьмы укрыв бесчисленные шрамы.
Но вытекли глаза двумя ручьями слез,
В продавленной груди клокочет крик упрямый:
- О Вечность! Я на твой поруганный порог
Иду зарубленный, убитый, бездыханный.
Следы злодейства я, как мой народ, сберег,
Чтоб ты узнала нас, вглядевшись в эти раны.
Сочти их до одной. Я спас от палачей
Детей и матерей ценой моих увечий.
За тех, кто избежал и газа, и печей,
Я жизнью заплатил и мукой человечьей!
Твою тропу вовек не скроют лед и снег.
Твой крик не заглушит заплечный кат наемный,
Боль твоих мудрых глаз струится из-под век.
И рвется к небесам, как скальный кряж огромный.
4
Течет людской поток - и счета нет друзьям,
Скорбящим о тебе на траурных поминах.
Тебя почтить встают из рвов и смрадных ям
Шесть миллионов жертв, замученных, невинных.
Ты тоже их почтил, как жертва, пав за них
На камни минские, на минские сугробы,
Один, среди руин кварталов ледяных,
Среди студеной тьмы и дикой вьюжной злобы.
Шесть миллионов жертв... Но ты и мертвый смог
Стать искуплением их чести, их страданий.
Ты всей Земле швырнул кровавый свой упрек,
Погибнув на снегу, среди промерзших зданий.
Рекой течет печаль. Она скорбит без слов.
К тебе идет народ с последним целованьем.
Шесть миллионов жертв из ям и смрадных рвов
С живыми заодно тебя почтят вставаньем.
5
Покойся мирным сном, свободный от забот, -
Ведь мысль твоя жива и власть не утеряла,
Реб Лейви-Ицхока свирель еще поет,
Еще лучится твой могучий лоб Марала!
Твоей любви снега не скажут - замолчи!
Твой гнев не заглушит пурги слепая злоба.
Как две зажженные субботние свечи.
Мерцают кисти рук и светятся из гроба.
Ты щуриться привык, обдумывая роль.
Так видел ты ясней, так собирал ты силы;
Теперь под веками ты прячешь гнев и боль,
Чтоб их не выплеснуть из стынущей могилы.
Блистают зеркала, и кажется - вот-вот
Ты вновь наложишь грим к премьере величавой,
Глазами поведешь, упрямо стиснешь рот
И в небо звездное шагнешь, как прежде, "с правой".
6
Распадом тронуты уже твои черты.
Впитай же музыку в себя, ручьи мелодий
Из "Веньямина Третьего", - недаром ты
Любил истоки их, живущие в народе!
Под этот струнный звон к созвездьям взвейся ввысь!
Пусть череп царственный убийцей продырявлен,
Пускай лицо твое разбито, - не стыдись!
Незавершен твой грим, но он в веках прославлен.
Сочащаяся кровь - вот самый верный грим.
Ты и по смерти жив, и звезды ярче блещут.
Гордясь последним выступлением твоим,
И в дымке заревой лучами рукоплещут.
Какой-нибудь из них, светящей сквозь туман,
Ты боль свою отдашь, и гнев, и человечность.
Пред ликом Вечности ни страшных этих ран.
Ни муки не стыдись... Пускай стыдится Вечность!
Распахнут занавес... Ты не для смертной тьмы
Сомкнул свои глаза. И дар твой благородный
С благоговением воспримем ныне мы,
Как принял ты и нес бесценный дар народный.
Тебе со сценою расстаться не дано.
Ты прорастешь в века, вспоен родимым лоном.
Исполнен зрелости, как спелое зерно
Под небом благостным, на поле пробужденном.
Мы никогда в твою не постучимся дверь,
Мы больше к твоему не соберемся дому, -
Без стука в сердце мы в твое войдем теперь,
Открытое для всех, доступное любому,
Доступное, как лес, как пена вольных вод,
Как солнце; и с тобой, с мечтой о лучшей доле,
В бескрайний небосвод, в грядущее - вперед!
Всем человечеством, как в золотой гондоле!
Перевод с идиша А.ШТЕЙНБЕРГА
http://www.jew.spb.ru/A235/A235-51.htm
|
|