Jewniverse - Yiddish Shteytl - Гурфинкель Абрам Исакович. Мелкое дело

Говорят, что настоящая женщина может "из ничего" произвести, как минимум, три вещи: обед, наряд и скандал. Не так уж мало. Но ни одной, даже самой изобретательной даме, не удастся даже приблизиться в этом к достижениям советских органов и организаций. Нет, не зря родили они зловещую фразу: "Был бы человек, а статья ему всегда найдется".
В начале пятидесятых на Западной Украине это делалось тихо и почти незаметно. Пропадал парнишка с курса и только спустя время шепоток: "...взяли за национализм". Евреев, до поры, это не касалось. А когда коснулось, то выглядело ужасно нелепо, рутинно, буднично и нехорошо. Просто человек весьма неохотно начинает осознавать, что каким-то краешком задел огромную, работающую машину или скорее она зацепила какую-то деталь одежды и очень медленно, но неотвратимо втягивает его в свои шестерни.
Факт исторический. Зима 1953-го, дело врачей. Ощущение тоски. Но мы молоды, заканчиваем институт. Идет распределение, зимняя сессия и еще многое другое. И ближайшие проблемы перевешивают. Кто тогда мог знать о масштабах планируемых акций. Или догадаться о том, что нужны процессы в низовых коллективах, с проявлением народного гнева и т.д. Поводов не было, да и евреев на курсе всего три человека. Ни подпольной организации, ни заговора, и даже слово "Диссидент" еще не прозвучало. Но, как уже говорилось выше, немало можно приготовить и из ничего.

Факт вовсе не исторический. Перевелся на выпускной курс из Москвы некий Марик. Несколько постарше, холеный, светский молодой человек. Мы были почти незнакомы. В перерыве между занятиями Марик с перочинным ножичком в руках (возможно маникюр делал), рассматривает афишку оперного театра, развернутую профоргом. Вместо того чтобы немедленно записаться в общество "Долой рутину с оперных подмостков", Марик делает несколько фехтовальных движений и кромсает афишку. В какой-то момент кончик лезвия задевает профсоюзного активиста. Царапина. Кровь. Пострадавший вопит. Поножовщина!? Персональное дело...
Дальнейшие события начали развиваться в полном соответствии с известной перефразировкой: "Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью!" Последовательно проводятся собрание курса, заседание бюро и комитета комсомола. Сценарий повторяется с унылым однообразием: председательствующий излагает суть вопроса, потом слово предоставляется Френкелю и Гурфинкелю. После чего выступает всякое начальство. На партийное бюро и к ректору нас уже приглашали малой группой: Бергер, Френкель, Гурфинкель. Марик предлагал разные версии в свою защиту, видимо лучше нас ощутил опасность и получил консультацию извне. Саша Френкель - отличный парень, волейболист и весельчак, считал, что все это пустяки. Ну, выговор, в крайнем случае. Я тоже мычал что-то о выговоре, что не было поножовщины: всем понятно-де, что Марик, при желании, легко управился бы с несчастным распространителем оперных абонементов (нашим, отнюдь не лучшим, однокурсником) и невооруженной рукой.
Любопытно, что все эти дела нас даже не сплотили. Мы оставались в разных компаниях и не сговаривались между собой. Но мы выступали против исключения. И был бы на месте Марика любой другой, точно также пытались бы отстоять. Такое поведение легко было предсказать. И именно поэтому от нас и добивались обвинений против Марика. Ведь наш упорный отказ уже есть свидетельство наличия враждебной группы, и дело не ограничивается простым хулиганством.
При очередном вызове на ковер присутствовал представитель Львовского горкома комсомола, рыжий парень в форменной тужурке с погонами (в таких щеголяли некоторые студенты Политехнического). В городе 13 высших учебных заведений и в каждом свои евреи. Где уж тут солидных эмиссаров на все процессы-то набрать. От этого рыжего я узнал о всемирной еврейской организации Джойнт, которая тратит миллионы долларов на подрывную работу в СССР. Узнал, что распространение абонементов политическое мероприятие, а не способ подработать. И вообще, что с ними (таки с нами!) следует разобраться. Мы с Сашей, выходит, уже и не свидетели. Процесс пошел, обрастая нужными протоколами, но без особого шума. Даже участники действа не очень переживали. Если что и доставало, так это вынужденные заседания. Так, легкая досада.
Еще было непонятно, как наши педагоги, которые нас воспитывали и обучали, как они могли не видеть абсурдность происходящего, ничтожность повода для разбирательств. Были же не только оголтелые парторги и сексоты. Правда, время было не для благородных порывов. И если во всех коллективах выявляют и очищаются, то так значит необходимо. Опыт у людей был не малый. "Лес рубят, - щепки летят", так незатейливо объяснялись и дела по круче.
Еще один исторический (он же и медицинский) факт. Бог, как говорится, не фрайер. Наступил месяц март и прибрал он отца народов. А с ним и все процессы с ведьмами пошли на убыль. Кое-какой ущерб мы все же понесли. Марика исключили, но не с волчьим билетом, а с правом на восстановление через год; при наличии трудовой характеристики. Я выбирал назначение не в первом десятке, а где-то в пятом, но красный диплом, тем не менее, получил. Сашу сместили с должности комсорга группы. Видимо это так сильно его потрясло, что проспал он первую лекцию на второй день траура по вождю. А еще из-под одеяла обложил будящего. Ну, не знал, не знал он, что это был сам декан. Не удивительно, что при первой возможности эмигрировал Сашка в Штаты. Показательный процесс не получился, а от столь ничтожного наказания наш декан настоящего удовольствия получить уже не мог и спустя некоторое время скончался. "После этого, не означает в результате этого!" - утверждают древние. Да я и не настаиваю.
Хочется подчеркнуть, что если сами фигуранты не очень понимали во что наступили, то для окружающих это вообще происходило незаметно и не оставило никакого следа. Четверть века спустя после описываемых событий, в том же месте произошла драма. Бывший мой однокурсник и многолетний декан заочного отделения, Слава Лонский выдал дочь за еврея, что само по себе не очень красиво. Мало того, он еще и подписал молодым бумагу на выезд в Заграницу (тогда это слово еще произносилось с большой буквы). Тут его немедленно из партии вон, с работы вон. Жену экс-рекордсменку страны и тренера армейского спортклуба с работы вон. У Мечеслава инфаркт... Будучи во Львове, заглянул к однокашнику посочувствовать, поговорить. Ну, я и упомянул в разговоре о давней разборке, а он не помнит об этом совершенно. А ведь был тогда в комсомольском комитете, участвовал в процессе.
Действительно - мелкое дело, даже не посадили никого...
Есть в моей памяти очень сильное впечатление от первой, увиденной вблизи смерти. Осень 41-го, уже много недель мы, в так называемой теплушке (обычный товарный вагон), едем на восток. Подолгу стоим на полустанках и разъездах - пропускаем встречные. Уже не бомбят. На одной из остановок где-то в степи, вылезаем из осточертевшего вагона: дети поразмяться, взрослые промыслить чего-нибудь из еды или топлива. Да и просто по нужде. Ведь никому не известно когда будет следующая остановка. Но тут врывается на огромной скорости встречный поезд.
Женщину-землячку по фамилии Лабунец отбрасывает с огромной силой и ударяет головой о колесо нашего вагона. Бесконечно долго мчится мимо километровый состав, бесконечно долго все замирают как соляные столбы. Потом проплывают носилки. На них женщина со снесенным черепом. А за ними две маленькие девочки с удивительными белыми, кудрявыми головками.
Только много десятков лет спустя, когда выяснились сатанинские планы окончательного решения еврейского вопроса в СССР, стало понятно, какой поезд проехал мимо нас всех, в 1953-м. Символично, что и в одном, и в другом случае паровоз назывался одинаково - "Иосиф Сталин".

http://world.lib.ru/g/gurfinkelx_abram_isakowich/delo.shtml