Jewniverse - Yiddish Shteytl - Борис ГОРЗЕВ. С ИСААКОМ ШВАРЦЕМ НА "БЛИЖНЕЙ" ДАЧЕ СТАЛИНА.

Музыкант играл на скрипке - я в глаза его глядел. я не то чтоб любопытствовал - я по небу летел. Я не то чтобы от скуки - я надеялся понять, как умеют эти руки эти звуки извлекать… Булат Окуджава - Исааку Шварцу Сразу извинюсь перед первым из двух персонажей, означенных в заголовке. Извинюсь за нарочитую неточность. Именно нарочитую. Сугубо литературную, образную. Ну что ж поделаешь: я - литератор, и сей образ (Шварц и я, и не где-нибудь, а на "ближней" даче Сталина!) не оставлял меня в течение нескольких часов, что я провел со знаменитым композитором, находясь буквально рядышком с тем самым мрачно известным поместьем когда-то всесильного вождя. Мы беседовали в лоджии номера Дома ветеранов кино, и вдруг Щварц сделал паузу, а затем протянул руку в сторону ближнего леса: "А ведь мы с вами находимся в историческом месте. Смотрите, Боря, вот она - "ближняя". О, чего тут только не было!" Сверху, с четвертого этажа затерянного в буйной зелени Дома ветеранов кино, смутно угадывались образцовые постройки. Там царила образцовая тишина. Ни тирана, ни его сатрапов, ни его обслуги, ни нескольких десятков отборных овчарок, постоянно сновавших вдоль высокого забора с тремя рядами проволоки под током. Образцово-спокойно. Музей. Или ожидание? Однажды такое "ожидание" я, как говорится, нутром почувствовал на нашем севере, в очередной экспедиции. Было это в начале 80-х, когда на попутках, и, чаще всего, проселками, мы продвигались от Вологды к Архангельску. Кругом на сотни километров стыла тайга, и вдруг - зона. Заброшенная. Ни души. Но образцово-заброшенная. Колючка, вышки, бараки - все в сохранности. Нечто инфернальное. И тут же - реальное: она, зона, - ждет… Через сотню километров это повторилось. Потом - еще… Когда по возвращении я рассказал об этом моему старшему другу, известному барду, он только вздохнул: "А если бы вы увидели подобное в лесах Коми!.." Но я о Исааке Иосифовиче Шварце. Перед ним я сейчас заочно извинился (за то, что образно и на толику передвинул в пространстве место нашего свидания), а вот перед вторым персонажем заголовка извиняться не стану. Это он должен извиняться передо мной и миллионами еще живых моих сограждан. В том числе и перед знаменитым композитором, сидящим сейчас напротив меня в лоджии Дома ветеранов кино, вблизи от "ближней". Потерявшим в репрессиях отца, сосланным - как сын врага народа - вместе с матерью в 1937 году, затем, в период войны, призванным в "трудармию", затем, уже сапером, попавшим в окружение под Харьковым. Спасибо, повезло - вышел, выжил…

Мы были знакомы заочно, знакомы по телефонным переговорам и по переписке, и эта удача в моей судьбе открылась благодаря нашему общему другу Борису Кушнеру - известному публицисту, поэту, эссеисту, профессору математики (в последнем, будучи гуманитарием, не разбираюсь напрочь, поэтому оценить степень "величества" данной ипостаси Б.Кушнера, в отличие от предыдущих, не берусь). В общем, однажды он из Америки написал мне в Россию, что здесь же, в России, правда, не в Москве, а под Питером, живет Шварц - тот самый знаменитый Шварц! - который, помимо всего прочего, недавно создал свой знаменитый Концерт, и вот в американском "Вестнике" вышла статья - его, Кушнера, об этом Концерте Шварца и вообще об этом удивительном человеке. В конверте, в приложении к письму, оказалась та самая статья из "Вестника" - вернее, ее ксерокс. И мне стало понятно: что бы ни было, а этот Концерт я должен услышать. "Желтые звезды". Или "Purimspiel". Потом - новые переписки через океан, телефонные перезвоны через короткое пространство между Москвой и Петербургом. Впервые я услышал голос Шварца, а потом, наконец, прослушал переданную мне с оказией кассету с его Концертом. Так мы познакомились. Так мы стали, еще не увидев друг друга, близкими. Нет, поверьте, я не тяну одеяло на себя: когда мы встретились (с чего я сейчас и начал - возле "ближней"), Исаак Иосифович сделал мне дарственную надпись на кассете с музыкой к его кинофильмам: "Дорогому, доброму другу Борису Горзеву, талантливому и очень умному. И.Шварц". Последние определения (про талантливого и очень умного) я воспринимаю с понимающей, доброй улыбкой: Шварц годится мне в отцы, а к детям, тем более духовно-родным, нельзя относиться иначе. Недаром же наш любимый поэт написал и пропел: Все они красавцы, все они таланты, все они поэты. Но, как любил повторять И.Эренбург, я о другом. О Шварце. Вот уж кто красавец! Совсем недавно, 13 мая 2002 года, ему исполнилось 79 лет. И он действительно красив. По-мужски. Ослепительная, вьющаяся седина (увы, редеющая); усталые, грустные глаза, в которых, однако, время от времени проскакивают улыбчатые чертики озорства - кальки непобедимого этнического жизнелюбия; да и речь, предельно интеллигентная, вдруг иногда перебьется, и именно к месту, тонким юмором, сдобренным соленым русским словцом. Такое ощущение, что перед тобой истинный одессит. Можно смеяться, а можно завидовать. О, женщины (умные, конечно), будь я на вашем месте, я бы не устоял! Мы долго говорили о его музыке - балетной, театральной (чего стоит только музыка к "Идиоту" в товстоноговском БДТ!), потом, конечно, о кинофильмах, а это - "Белое солнце пустыни", "Звезда пленительного счастья", "Нас венчали не в церкви", "Соломенная шляпка" и многие другие. И конечно, о вершине - том самом Концерте, созданным несколько лет назад, о "Желтых звездах". Это отдельная тема, и писать об этом надо действительно отдельно: о великой музыке и о разных людях, так или иначе причастных к тому, что сей Концерт прозвучал на публике. Юрий Тимирканов, Владимир Спиваков и другие. Это немногие из тех, кто способствовал. А о прочих, препятствовавших (и до сих препятствующих) упоминать не буду: брезгую. Слава Богу, исполнение Концерта состоялось, и уже четырежды: в Москве, в Киеве (кстати, к печальной дате - 60-летию Бабьего Яра), в Питере (в последний раз совсем недавно, 15 мая 2002 года). Успех был, как говорят в таких случаях, оглушительным: после исполнения Маэстро сорок минут не отпускали со сцены… И еще, если о Концерте: сейчас в Москве его записывает В.Спиваков вместе с Российским национальным симфоническим оркестром. А Щварц и Спиваков - это гениальное содружество, несомненно. Будем ждать. Вот, а потом - отдельная сладость - мы заговорили о поэзии. О Пушкине, Пастернаке, Мандельштаме и Бродском. В чем-то сошлись во вкусах, а в чем-то нет. Это хорошо. Есть повод говорить дальше, чтобы добраться до истины. Важно, есть с кем говорить, и это интересно. Спокойно, добро, умно… Когда-то я попытался определить, что такое интеллигентность. И определил: это - интеллект, оплодотворенный духовностью. Вот это и есть Исаак Шварц. А Бог еще и дал ему страсть услышать высшие мелодии. Или по-другому: "А музыке нас птицы научили…" (это от другого Кушнера - Александра, тоже питерца, кстати; бывают странные сближенья, как заметил Пушкин). Писать о Шварце, о его жизни и творчестве надо либо высоко, либо не писать вовсе. Мое короткое эссе даже не о нем, а о моем счастье свидания с композитором и родным человеком, которого я увидел впервые. Бывает и такое. Несколько раз, рассказывая о себе, он мне повторил: "Вы - писатель, может быть, вам это пригодится". Нет, дорогой Исаак Иосифович, как писателю мне это не пригодится: Вы меня настолько потрясли, что все рассказанное Вами останется при мне как первая и вечная любовь, о которой надо говорить только высокой музыкой. Мне такое не дано. Это дано Вам. Я знаю, что этого человека я мог бы любить всю жизнь. Печально, что мы встретились лишь под финал наших жизней. Это некая обделенность. Да что ж поделаешь! Мало ли от кого нас отвернула судьба, с кем не соединила, а с кем и с чем принудила общаться десятилетиями. Может быть, в этом виноваты мы сами? Воистину.