Jewniverse - Yiddish Shteytl - Залман ЧЕРФАС (Израиль). ОБ ЭВТАНАЗИИ.

Врач не всегда может вылечить страдающего человека, но он может и всегда обязан облегчить его участь и успокоить его. Народное изречение Sub finem vitae меня очень волнует проблема, связанная с эвтаназией. Возможно, это потому, что идет уже девяносто второй год моей жизни. Но нет, категорически нет! Это не моя личная проблема. Это важнейшая проблема человечества и каждого человека, особенно тех, кто страдает тяжелым недугом. В мире имеется множество людей с самыми различными болезнями и страданиями. При этом мучаются не только они, но также их родные и близкие и даже общество, в котором они живут. Как выразился Публилий, "Homo totiens moritur quotiens amittit suos" (Человек умирает столько раз, сколько раз он теряет близких). Облегчение судьбы другого человека является высшим идеалом медицины и священным долгом каждого врача. Тем не менее, нормы морали сегодняшнего Западного общества таковы, что если бы официально предложить любому сильно страдающему человеку сладкую таблетку или укол лекарства, после чего он спокойно заснет навеки, то нашлась бы масса людей, согласных на такое предложение. Всему миру известен страшный пример штата, где больные по их просьбе или по просьбе их родственников получали квалифицированную медицинскую помощь в эвтаназии.

Эвтаназия в переводе с греческого означает "легкая смерть" и представляет собой обрыв проводимого лечения (метод полушприца) или введение больному смертельной дозы токсического лекарства, приносящего ему очень быструю смерть (метод полного шприца). В Голландии, например, эватаназия уже официально легализована. С разрешения вышестоящих организаций эвтаназия проводилась и в Израиле. В некоторых странах эвтаназия проводится даже без специального законного разрешения, по решению 2-3 врачей. Особо стоит вопрос о прекращении лечения больных, жизнь которых длительно (месяцами, годами) поддержива ется аппаратурой. Мне довелось читать в медицинском журнале "Интернист" трагическое повествование. Больная из Калифорнии родилась со многими психическими и соматическими дефектами, и на протяжении нескольких лет ее жизнь поддерживали только при помощи аппаратуры. Наконец, родители потребовали у врачей прекратить лечение, но те отказались. Тогда родители обратились с этой просьбой к губернатору Калифорнии. После долгого обсуждения было принято решение: если сам больной и пятеро его ближайших родственников требуют у врача прекратить лечение, то врач имеет право это выполнить... только при соблюдении следующих условий: 1. пять врачей из разных учреждений должны удостоверить, что больной неизлечим. 2. пять юристов должны засвидетельствовать, что у родственников нет никаких корыстных интересов. Но даже и в этих случаях ответственность врача не исчезает, и он должен поступать по совести, милосердию и любви к человеку. Как говорил Наполеон: "Палач всегда найдется". К сожалению, всегда найдутся и врачи, убежден ные в гуманизме подобных актов. Однако при этом забывается великая истина: жизнь свыше нам дана и является священной как для ее обладателя, так и для общества, народа и государства, в котором человек живет. В начале моей врачебной деятельности, в 30-х годах, мне почти не приходилось слышать просьбы больных и их родственников о прекращении лечения. Наоборот, произносились лишь мольбы о продлении жизни больного - как ребенка, так и старика, даже если они находились в тяжелом состоянии, с неизлечимыми заболеваниями. В прошлом люди, в частности, евреи, всегда заботились о больном человеке, и подавляющее большинство из них даже не допускали мысли о приближении смерти. Следует отметить, что великий клиницист А.Штрюмпель в двадцатых годах нашего столетия писал, что "ни один народ так не любит своих больных и так не уважает своих врачей, как евреи". А талмудическое изречение "кто спас хотя бы одну душу, спас мир", конечно, укрепляло идеалы врачевания. Борьба за жизнь больного считается в Талмуде важнейшим законом, и для этого разрешается нарушать даже святость субботы. Однако трещины в незыблемом медицинском гуманизме появились уже в середине нашего века. Вначале я этого не замечал, хотя некоторые факты об этом уже говорили. Так, например, видный профессор медицины Ю.Р. привез ко мне на лечение в Ригу из Москвы свою больную жену. Когда я с удивлением заметил, что вся московская врачебная знать считала бы за честь лечить его жену, он с улыбкой заметил: "Профессоров много, а врачей мало". При этом он отметил, что в медицине начинается надлом, что врачи, увлекаясь техникой, все больше отдаляются от личности страдающего человека. А ведь знаменитый Ф.Г.Яновский считал, что кредо медицины: "Поближе к больному человеку". Голландец ван Тульпиус девизом своей жизни считал слова: "Светя другим, сгораю сам". В наш век два страшных режима в истории человечества - фашизм и коммунизм, прикрываясь маской гуманиз ма, совершенно обесценили священное понятие о человеческой жизни. Нацисты уничтожили сотни тысяч жизней психически больных и инвалидов, объявили неполноценными целые народы. Человеческой морали и духовным ценностям человечества был нанесен страшнейший удар. Для того, чтобы понять современную медицину, необходимо ее сравнить с ярким изображением медицины прошлого века. На протяжении столетий медицина полностью зиждилась на гуманизме, и за это она именовалась царицей наук. Врач с первой минуты соприкосновения с больным должен был стать его другом, братом и стремиться сделать для него все возможное, порой рискуя собственным здоровьем и даже жизнью. Врачи, стараясь помочь страдающему человеку, нередко оставляли свои семьи, своих детей и уходили на лечение холеры, чумы и других тяжелейших инфекций. Более того, они, случалось, прививали себе возбудителей разных инфекций - чтобы на собственном организме, на собственных страданиях изучить все нюансы заболеваний и задуматься над тем, как лучше их лечить. Мортиролог таких героев чрезвычайно велик. Однако цивилизованное общество мало изучает их жизнь, не преклоняется перед ними и не чтит их память. Так, например, в некоторых университетах даже исключают историю медицины из предметов обучения. Имена великих героев предаются забвению. Их подвиги не взывают к новым героическим свершениям во имя страдающего человека. Итак, старое классическое врачевание, которое считалось священной миссией и постоянно побуждало сердце врача заботиться о жизни больного до его последнего вздоха, стало ослабевать. Еще римский философ Цицерон говорил, что пока человек дышит, еще должна жить надежда. А великий Гиппократ учил, что врач не смеет открывать больному возможные осложнения болезни, ибо таким образом он приближает больного к смерти. Каждый врач должен вспоминать тех больных, которые, казалось, по течению своей болезни были обречены на смерть и, несмотря на это, выздоравливали. Святым для врача должен быть закон: "Dum spiro-spero" (Пока я дышу, я надеюсь). А я бы добавил еще несколько слов: "Помочь больному и его родным". Вместо того, чтобы предлагать больному различные варианты легкой смерти, врач должен хорошо представить себе то колоссальное поле возможностей, существующих для помощи и утешения больного. Каждый больной хорошо сознает, что он в мире - песчинка, но вместе с тем его страдания кажутся ему Вселенной. Вокруг каждого больного необходимо создать особый микроклимат любви, ласки, участия, сопереживаний, сочувствия, задумываться над любым шансом оказать больному помощь. Форма этой помощи чрезвычайно разнообразна. В первую очередь, речь идёт, конечно, о моральной помощи. Доброе слово, улыбка, взгляд, прикосновение врачующей рукой к коже больного, забота о том, чтобы больному стало легче, устранение всех его неудобств в одежде, положении, в формах физических отправлений его организма. Затем взору врача открывается необозримый арсенал разных фармакотерапевтических средств с их бесконечной заменой и вариациями. Несколько примеров из жизни. Однажды меня вызвали к больной, страдавшей безнадежной формой рака поджелудочной железы. Она жила вместе с сестрой. Я попросил сестру выйти, а сам просидел 2 часа у постели больной. При уходе я попросил сестру позвонить мне домой. В трубке раздался ее взволнованный голос: "Так значит, моя сестра здорова? Вы так с ней говорили, что она хорошо себя почувствовала". Я не обладаю ни даром гипнотизера, ни даром экстрасенса, и могу всех свято заверить, что всю жизнь любил страдающего больного и всеми силами боролся за облегчение его заболевания. Платон говорил, что ложь разрешается только врачам - для того, чтобы облегчить страдания больного. Другой пример. Я лечил своего покойного учителя от злокачественной саркомы с метастазами. Мы ежедневно вводили ему морфий под видом глюкозы с витамином С. Он провел 6 месяцев в полном неведении зла, читал больным лекции, книги, пока не скончался. Все упреки в том, что я сделал его морфинистом, кажутся мне смехотворны ми. Мне кажется, что арсенал средств для успокоения больного неисчерпаем. Так, например, И.И.Мечников просил жену перед смертью держать его руку в своей и считал это облегчением. Хочу привести еще один пример-быль. Санитарный поезд подъезжал к станции, где на перроне находились умирающие раненые. Врач еще по ходу поезда спрыгнула на перрон и, услышав голос умирающего солдата, поспешила к нему. Лишь только она подошла, он с трудом вымолвил всего три слова: "Сестричка, поцелуйте меня". Коммента рии излишни. Итак, после 60 лет неотрывной работы с больными людьми, могу сказать следующее: "Долой идею эвтаназии! Да здравствует идея близости к больному и облегчения его страданий!" Всеми силами необходимо бороться за возвращение гуманной медицины, за возвращение в медицинскую лексику прекрасных слов: мой (!) больной и мой(!) лечащий врач. Лишь глубочайший гуманизм и милосердие возродит великое искусство врачевания и принесет людям то добро, надежду и благословение, который страдающий человек ждет от своего врача.