СО МНОЮ ГОЛОС ТВОЙ
Дата: Wednesday, February 13 @ 00:23:52 MSK
Тема: Arts & artists


Сказал, что у меня соперниц нет. Я для него не женщина земная… Анна Ахматова 29 апреля 1965 года в конце дня Анна Андреевна Ахматова вдруг сказала Анатолию Найману, одному из своих «мальчишек» (второго — Иосифа Бродского — она звала Рыжим): «Давайте вызовем такси, поедем в нотариальную контору». Речь шла о завещании, которое нужно было изменить и заверить у нотариуса. Незадолго до этого Анатолий, бывший у нее литературным секретарем, сказал: «Вы не должны оставлять в каком бы то ни было виде завещания, направленного против сына». Она тотчас взорвалась, закричала о лжедрузьях, о нищей старухе. А когда вышли от нотариуса на улицу, она с тоской произнесла: «О каком наследстве можно говорить? Взять под мышку рисунок Моди и уйти». Портрет Анны Ахматовой работы Амедео Модильяни стал широко известен после того, как был воспроизведен на суперобложке последнего прижизненного издания сборника ее стихов «Бег времени» в 1965 году.

И уже после ее смерти, в альманахе «День поэзии,1967» были опубликованы ее воспоминания о художнике, написанные ею в 1964 году. В этом же году Ахматова попросила искусствоведа Николая Харджиева написать несколько слов о любимом своем рисунке. Харджиев написал, что он похож по своей композиции на подготовительный рисунок для скульптуры. Что образ Ахматовой у Модильяни напоминает «аллегорическую фигуру «Ночи» на крыше саркофага Джулиано Медичи, этот едва ли не самый значительный и таинственный из женских образов Микеланджело. К «Ночи» восходит и композиционное построение рисунка Модильяни. Подобно «Ночи», фигура Ахматовой покоится наклонно. Постамент, с которым она составляет единое конструктивное целое, повторяет дугообразную (расчлененную надвое) линию крышки двухфигурного саркофага Медичи. Но в отличие от напряженной позы «Ночи», как бы соскальзывающей со своего наклонного ложа, фигура на рисунке Модильяни статична и устойчива, как египетский сфинкс… Перед нами… «ахроичный» образ поэта, прислушивающегося к своему внутреннему голосу. Так дремлет мраморная «Ночь» на флорентийском саркофаге. Она дремлет, но это полусон ясновидящей». Когда через пятьдесят лет Ахматова решила написать свой очерк о встречах с Модильяни, она помнила уже мало, а то, что помнила, не годилось для предания широкой гласности. Очевидно, что Модильяни сделал не один ее рисунок. «Их было шестнадцать. Он просил, чтобы я их окантовала и повесила в моей комнате», — вспоминала она через полстолетия. И потом добавляла: «Они погибли… Уцелел только один». Какое–то время она его прятала. Но потом… До самой ее смерти висел в изголовье у Ахматовой этот торжественно–прекрасный, почтительно–благопристойный, всему ее окружению и сонму поклонников известный модильяниевский рисунок, вдохновлявший царственные легенды и искусствоведческие штудии. Но действительно ли погибли остальные 15 рисунков? Мы–то знаем, что рукописи не горят! Естественно предположить, что они, эти рисунки–улики, которые никому нельзя было показывать, молодая жена Льва Гумилева просто до поры до времени спрятала? …И дал мне три гвоздики, Не подымая глаз. О милые улики, Куда мне спрятать вас? А может быть, она вовсе и не ввезла их в Россию, те 15 предательских «ню», которые «погибли», а оставила их во Франции? Рассказы Анны Андреевны о гибели рисунков — всегда разные — не слишком правдоподобны. Можно ли было такие листы «раскурить на цигарки?» Кто же сунет в печь красавицу с бусами? Ни Анна, ни Амедео так никогда и не узнали, что вышли сегодня на свет Б–жий утаенные ею рисунки… В своей семье Аня пользовалась большой свободой, не признавала никакого насилия над собой. Самое сокровенное могла доверить только маме и старшему брату Андрею. Третьим «доверенным лицом» со временем стал С.В. фон Штейн, муж старшей сестры Инны, университетский товарищ Александра Блока, поэт и переводчик. «Милый Сергей Владимирович, — пишет ему Аня 2 февраля 1907 года, — это четвертое письмо, которое я пишу Вам за эту неделю. Не удивляйтесь, с упрямством, достойным лучшего применения, я решила сообщить Вам о событии, которое должно коренным образом изменить мою жизнь, но это оказалось так трудно, что до сегодняшнего вечера я не могла решиться послать это письмо. Я выхожу замуж за друга моей юности Николая Степановича Гумилева. Он любит меня уже три года, и я верю, что моя судьба — быть его женой. Люблю ли его, я не знаю, но кажется мне, что люблю… Я дала ему руку, а что было в моей душе, знает Бог и Вы, мой верный друг Сережа». Ахматова долго не могла ответить взаимностью на любовь Гумилева из–за своего чувства к их общему царскосельскому знакомому Владимиру Викторовичу Голенищеву–Кутузову, студенту восточного отделения Петербургского университета. В течение нескольких месяцев Ахматова просила С. фон Штейна фотографию Голенищева–Кутузова. Когда, наконец, он прислал ей фотографию, Ахматова написала: «На ней он совсем такой, каким я знала его, любила и так безумно боялась: элегантный и такой равнодушно–холодный, он смотрит на меня усталым спокойным взором близоруких светлых глаз… Я слишком счастлива, чтобы молчать. Я пишу Вам и знаю, что он здесь со мной, что я могу его видеть — это так безумно хорошо. Сережа! Я не могу оторвать от него душу мою. Я отравлена на всю жизнь, горек яд неразделенной любви. Смогу ли я снова начать жить? Конечно, нет! Гумилев — моя судьба, и я покорно отдаюсь ей. Не осуждайте меня, если можете. Я клянусь Вам всем для меня святым, что этот несчастный человек будет счастлив со мной». И всё же потом Ахматова говорила, что их брак был не началом, а «началом конца» их отношений. «Несчастный человек» не был с нею счастлив. Впрочем, как и она с ним. 25 апреля 1910 года юная пара венчалась в церкви Никольской слободки за Днепром в Киеве. После свадьбы молодожёны уехали в Париж. В те годы г–жа Н.Г.Чулкова встречала Анну на парижских улицах. «Она была очень красива, все на улице заглядывались на нее. Мужчины, как это принято в Париже, вслух выражали свое восхищение, женщины с завистью обмеривали ее глазами. Она была высокая, стройная и гибкая… На ней было белое платье и белая широкополая соломенная шляпа с большим белым страусовым пером — это перо ей привез только что вернувшийся тогда из Абиссинии ее муж — поэт Н.С.Гумилев». Ахматова рассказывала, как впервые заметила красивого, бледного человека в красном шарфе. «Думаю, какой интересный еврей…А он думает, какая интересная француженка…». Но это из поздних рассказов. Ведь только год спустя, по ее собственному свидетельству, он впервые сообщил ей, что он еврей (сообщил, чтобы вдруг не подумала, что скрывает). Она скорее всего и не знала, кто такой сефард… А его поразило ее умение читать мысли, уменье, о котором «все знали». Впоследствии она рассказывала, что у Гумилева произошла какая–то ссора с Моди. После возвращения Гумилевых через несколько недель в Россию, Модильяни пишет Ахматовой всю зиму безумные письма, из которых она «запомнила несколько фраз», а гласности предала только две, и впрямь влюбленные… Через 50 лет Ахматова написала, что каждый из них в пору их встречи был на пороге реализации таланта. «Решительный поворот для Модильяни приходится, по моему мнению, на 1910 год», — пишет дочь Амедео Жанна Модильяни. Именно в этом году он в первый раз встретился с Ахматовой. В этот трудный год он часто писал Ахматовой отчаянные, несдержанно нежные письма. «Вы во мне как наваждение…». Он постоянно присутствовал в ее стихах: Смотреть, как гаснут полосы В закатном мраке хвой, Пьянея звуком голоса, Похожего на твой. И знать, что все потеряно, Что жизнь — проклятый ад! О, я была уверена, Что ты придешь назад. В конце весны 1911 года она, уже одна, снова едет в Париж — к тому, чей голос так неотвязно звучал весь этот год у нее в душе и так ясно слышен в ее стихах. Мне с тобою пьяным весело — Смысла нет в твоих рассказах. Осень ранняя развесила Флаги желтые на вязах. Оба мы в страну обманную Забрели и горько каемся, Но зачем улыбкой странною И застывшей улыбаемся? Через 54 года Ахматова напишет: «Иногда днем он делал перерыв в работе, и мы встречались в Люксембургском саду». Она говорит только об этой встрече, а сколько их в том году было?.. Шел дождь. Укрывшись под огромным старым зонтом Амедео, они сидели, тесно прижавшись друг к другу на скамейке (за шезлонги надо было платить, а денег у него не было) и «в два голоса читали Верлена … и радовались, что помнят одни и те же вещи». Совсем недавно, о чем речь еще впереди, на венецианской выставке всплыли и были опознаны другие, несколько иные, чем известный рисунок Моди, лихие, вполне легкомысленные «ню» — рисунки, сделанные тогда, когда молодая замужняя дама, царскосельская барышня, приехала с мужем в Париж, а потом и без него, чтобы встретиться с ее Амедео… Он рисовал ее в своем неизменно синем блокноте — при отблесках лампы, ночью и под утро, утомленный и умиленный. Она позировала послушно и надевала тяжелые африканские бусы, и заламывала руки над головой («взлетевших рук излом больной»), оправляя прическу и замирая в неподвижности с затекшими руками, и даже становилась в поразившую его позу «женщины — змеи». Про тогдашние ожерелья, пунктиром обозначенные на рисунках Модильяни, она упоминала и в поздней прозе. Модильяни «рисовал ее не с натуры, а у себя дома». Она передала в старости слова Модильяни о том, что женщины, которых стоит писать, кажутся неуклюжими в платьях. По вечерам она ждала его, чтобы открыть входную дверь. «Чтобы не разбудить консьержку». В ее очерке никаких намеков на интимность, на то, что он приходил к ней ночами (умный поймет и сам, Sapienti Sat). Она написала загадочно и романтично: «Модильяни любил ночами бродить по Парижу, и часто, заслышав его шаги в сонной тишине улицы, я подходила к окну и сквозь жалюзи следила за его тенью, медлившей под моими окнами». Анна постаралась скрыть от мужа то, что произошло с ней в Париже, уничтожить все следы, все подарки. И прежде всего рисунки, модильяниевские «ню», которые он ей дарил. Черты ее лица и линии ее тела долго еще маячили в его скульптурных портретах и «кариатидах». Он трудился исступленно, как монах, вставая с рассветом и до изнеможения стуча по твердому камню. У последних его скульптурных портретов было Ее лицо, Ее челка, Ее глаза… Модильяни не хотел расставаться с любимыми картинами и скульптурами, а нелюбимые он беспощадно уничтожал. Тогда у него был только один постоянный покупатель — доктор Поль Александр. Ему не стыдно было продавать картины, потому что он понимал живопись, но доктор был небогат. Доктор не знал, кто эта гибкая молодая женщина с пучком темных волос на затылке и своеобразным профилем, которую столько раз рисовал Моди… Доктор Поль Александр писал о Модильяни: «Когда он был захвачен какой–нибудь фигурой, он лихорадочно, с необыкновенной быстротой рисовал ее при свете свечи, никогда ничего не исправлял, а по десять раз за вечер начинал заново один и тот же рисунок. Изредка он добавлял одну или несколько деталей для создания атмосферы — люстра, свеча в подсвечнике, кот, картина на стене для горизонтали…». Прочитав эту запись коллекционера, одна генуэзская славистка, мадам А.Докукина–Бобель, пришла в изумление: именно эти извечные атрибуты можно разглядеть на модильяниевских рисунках из коллекции доктора Поля Александра, появившихся в 1993 году на выставке в Венеции. Она даже сообщила об этом в парижской газете «Русская мысль» за 20 октября 1993 года. Так вот у кого были спрятаны рисунки Ахматовой все это время — у доктора Поля Александра! А потом и у его наследников, по–видимому, и выставивших их в Венеции! Об этой love story Иосиф Бродский сказал, что у «Анны Андреевны получилась «Ромео и Джульетта» в исполнении особ царствующего дома». Ахматовой шутка понравилась, и легко представить ее счастливый смех в этой ее молодой компании «мальчишек» последних лет, за рюмочкой коньяка. Забавно, что много позже, узнав об этой остроумной шутке Бродского, генуэзская славистка приняла ее всерьез, не уловив в ней и тени иронии. В 1964 году Ахматова поехала в Англию по приглашению Оксфордского университета, присудившего ей почетную степень доктора. Если бы она приехала на год раньше, она могла бы побывать на лондонской выставке произведений Модильяни и, увидев там выставлявшийся впервые рисунок «Обнаженная с котом», узнать себя саму, такую прекрасную, стройную, с той самой ниткой африканских бус, в которых Амедео любил ее рисовать, приговаривая при этом, что «украшение должно быть дикарским». Что касается египетского кота, которого Модильяни пририсовал в углу — это привычный ребус, который просто обожали монпарнасские художники. Теперь этот рисунок числится под №47 в самом полном собрании репродукций графики Модильяни, вышедшем в Милане в 1992 году. Но: лиха беда–начало! Автор книги об этой любовной истории Б.Носик, бурная фантазия которого завела его за черту, где кончаются деликатность и хороший вкус, пишет, что в альбоме репродукций Модильяни — в модильяниевской «акробатке» и в его «трапезистке» — недавно опознал любимую свою русскую поэтессу. Отнесемся к этому сдержанно, пусть свое слово скажут специалисты. Но открытие генуэзской славистки для нас — памятник двум гениям уходящего века, оставшийся от долгой жизни Анны Ахматовой, полной поэтических триумфов, любовей, браков, страхов, и от короткой — лохматого тосканца Амедео Модильяни. Памятник их юношеской любви. Виталий Орлов (Нью-Йорк)

http://www.spectr.org/016/orlov.htm



Это статья Jewniverse - Yiddish Shteytl
https://www.jewniverse.ru

УРЛ Этой статьи:
https://www.jewniverse.ru/modules.php?name=News&file=article&sid=79
Jewniverse - Yiddish Shteytl - Доступ запрещён
Еврейская кухня
Евреи всех стран, объединяйтесь!
Добро пожаловать на сайт Jewniverse - Yiddish Shteytl
    Поиск   искать в  

 РегистрацияГлавная | Добавить новость | Ваш профиль | Разделы | Наш Самиздат | Уроки идиш | Старый форум | Новый форум | Кулинария | Jewniverse-Yiddish Shtetl in English | RED  

Help Jewniverse Yiddish Shtetl
Поддержка сайта, к сожалению, требует не только сил и энергии, но и денег. Если у Вас, вдруг, где-то завалялось немного лишних денег - поддержите портал



OZON.ru

OZON.ru

Самая популярная новость
Сегодня новостей пока не было.

Главное меню
· Home
· Sections
· Stories Archive
· Submit News
· Surveys
· Your Account
· Zina

Поиск



Опрос
Что Вы ждете от внешней и внутренней политики России в ближайшие 4 года?

Тишину и покой
Переход к капиталистической системе планирования
Полный возврат к командно-административному плану
Жуткий синтез плана и капитала
Новый российский путь. Свой собственный
Очередную революцию
Никаких катастрофических сценариев не будет



Результаты
Опросы

Голосов 716

Новости Jewish.ru

Наша кнопка












Поиск на сайте Русский стол


Обмен баннерами


Российская газета


Еврейская музыка и песни на идиш

  
Jewniverse - Yiddish Shteytl: Доступ запрещён

Вы пытаетесь получить доступ к защищённой области.

Эта секция только Для подписчиков.

[ Назад ]


jewniverse © 2001 by jewniverse team.


Web site engine code is Copyright © 2003 by PHP-Nuke. All Rights Reserved. PHP-Nuke is Free Software released under the GNU/GPL license.
Время генерации страницы: 0.035 секунд