Джеймс Кэрролл. Новый Завет как основа антисемитизма. Перевод Игоря Юдовича.
Дата: Thursday, August 04 @ 00:00:00 MSD
Тема: Antisemitism


Продолжение

Перевод Игоря Юдовича


Камень из раскопок
Продолжая возлагать вину за очевидное антиеврейское содержание Нового Завета на примитивную и врожденную “христианскую” ненависть к евреям, мы совершаем еще одну ошибку, в этом случае следуя традиции реабилитации жертвой истинного злодея этой истории, которым был и остается Рим.

Я признаю очевидную нелепость попытки – две тысячи лет после событий – реконструировать их форму и смысл с большей аккуратностью, чем это сделали люди, жившие одно или два поколения позже. Но, по крайней мере, в одном из вопросов – решающем влиянии на общественное мнение доминирующей империи – у нас есть существенное преимущество перед первыми христианами и раввинскими евреями. Для нас тиски давящей империи давно разжаты и все иерархические мифы давно разрушены. Жесткая, бесчеловечная оккупации давила и ломала всех живущих в описываемые времена, ослепляя и не позволяя оценить всеохватывающую природу римских притеснений. Аналогично, римляне, контролируя будущее, контролировали образ мыслей евреев и не евреев, которому они будут следовать, вспоминая даже самые ужасные римские преступления. Все эти ограничения сегодня сняты и ничто не мешает нам подчеркнуть, что история Иисуса – на фундаментальном уровне – является одной из частей более общей истории, истории Израиля, отказавшегося уступить Риму. И сегодня мы понимаем это гораздо яснее, чем люди понимали тогда.

Соревнование империи с Израилем было безнадежным делом. Даже если оно затянулось на столетия, Риму суждено было проиграть. Молиться человеку в тоге только потому, что у него на голове лавровый венок? Разве молитва не принадлежит единственному Богу? Почитать лицо этого человека на монетах или боевых штандартах, или еще хуже – на алтарях, когда Бог вообще запрещает поклоняться ликам? Признать суверенитет захватчика над землей дарованной Богом им самим избранному народу? Зависеть от Рима после стольких лет отношений с абсолютно надежным Богом? Может быть, начиная с жестокого похода легионов Помпея в 63-м году д.н.э., большинство евреев решило открыто не сопротивляться оккупантам, но ни тогда, ни позже никто и не помышлял о том, чтобы стать частью империи и слиться с другими. Даже близкий римлянам Иосиф Флавий гордо писал, как еврей: “Мы идем на смерть ради наших законов с мужеством, которому нет равных среди других народов”. Ничто сейчас не мешает нам подчеркнуть, что невероятно жестокий ответ Рима на отказ Израиля подчиниться, особенно во время решающей войны 66-73-х годов, когда Иерусалим был разрушен и сотни тысяч евреев были убиты (Флавий и Тацит называют цифру 600000; через шестьдесят с лишним лет во второй «Иудейской войне» было убито 850000 человек) травмировали всех евреев, включая последователей Иисуса. Вне зависимости от достоверности этих цифр (хотя сам их порядок показывает величину шока, который должны были чувствовать выжившие), огромное количество жертв было уничтожено примитивными, не механизированными методами, свойственными такой далекой от нас – римской - цивилизации. Аналогия между Римом и худшими из диктаторов 20-го века была упомянута нами не случайно. Рим не имел видимого «расового мотива» в жестоком преследовании провинциальных повстанцев, но если бы римские легионы имели в своем распоряжении автоматы, бомбы, железные дороги и газ, то кто может утверждать, что хотя бы один еврей пережил второе столетие?

Так что, конечно, война повлияла на то, как запомнили историю об Иисусе и как ее потом рассказывали, особенно не евреям средиземноморья. В то время еврейские восстания против Рима происходили не только в Иудее, но и в Месопотамии, Египте, Киренаике (в районе современного Туниса) и на Кипре. Война имела такое существенное значение для Рима, что в 70-м году Траян (Ошибка. Траян был императором с 98 по116 годы, должно быть – Тит, примечание переводчика) воздвиг триумфальную арку у Колизея в честь тяжело полученной победы, а на римских монетах появилась надпись «Judea Capta». Во время второй войны (132-135) Иудея была очищена от евреев и переименована в Сирийскую Палестину. Не будет преувеличением сказать, что тексты Нового Завета были написаны в одну из самых кровавых эпох в истории, а разрушение Иерусалима в 70-м и 135-м годах является грубой временной границей, внутри которой создавался Новый Завет. События этих лет, и особенно разрушение Храма в 70-м, создали такой водораздел, что Пола Фридриксен имела все основания сказать: “Позиция евангелистов в отношении Храма… ближе к нашей, несмотря на девятнадцать столетий, лежащих между нами, чем тех поколений, что жили непосредственно перед событиями”.

Читать Новый Завет без связи его с контекстом римских войн против евреев – как это обычно делается – все равно, что читать дневник Анны Франк без ссылок на Холокост. Для не евреев Галатии, Македонии, Антиохии, Армении и рабов Рима религия, которая одновременно с предложением скрытой альтернативы коррумпированному римскому взгляду на жизнь, явно определяющему евреев своим врагом, определила бы общим врагом тот же самый Рим, могла оказаться ближе и понятнее. Но скрытность вызова Риму, которая, в конце концов, приведет к победе христианства, была одновременно и причиной, по которой определение евреев, как врагов, в том числе и христиан, была вполне полезным тактическим маневром. Разница - трагическая разница, из-за которой скоро начнутся острые, как бритва, противоречия - заключалась в том, что во всех этих не еврейских городах (в то же время, когда крупнейший еврейский город перестал существовать) с этого времени те, кто читали эту историю и потом пересказывали ее были не евреями. Они могли сопереживать проблемам движения последователей Иисуса – упадку духа, самобичеванию, а также следить за вызванной имперскими притеснениями внутриеврейской полемикой только со стороны. Но со стороны не было видно любовного признания всеми евреями того, что окончательной целью всех внутренних дрязг, какие бы побочные цели не достигались, было возрождение Израиля. Пропитанная ненавистью речь внутриеврейских полемик, будучи использована за пределами разорванной на фракции еврейской общины, воспринималась совершенно по-другому, так же, как она воспринимается сегодня.

Когда ультро-ортодоксальные евреи из Меа Шеарим в черных сюртуках и крагах используют крайне резкие выражения для обвинения их оппонентов – скажем, светских американских евреев, для которых ортодоксы выглядят, по крайней мере, нелепо – почти никто не воспринимает эту речь, презрительную и высокомерную, как антисемитизм. Но те же самые слова из уст ирландского мальчишки в Дорчестере, Массачусетс, будут дурно пахнуть евреененавистничеством. Обвинения, в одном контексте выглядящие злобными и оскорбительными, но, тем не менее, в рамках полемики, в другом случае выглядят расистской клеветой. Как только христиане стали «Христианами», а одна из до того еврейских сект превратилась в основном не еврейскую «Церковь», структура основополагающей истории и основание для христианской памяти были установлены раз и навсегда – началась «длиннейшая ложь». Отныне «евреям» суждено было стать главными врагами Иисуса и его последователей.

Если вам кажется, что я пытаюсь разбавить или даже опровергнуть ненависть к евреям, которую так легко найти в Новом Завете и которая расцвела в антиеврейском насилии, то я делаю это только для того, чтобы подчеркнуть, что эта ненависть, характерная для начала христианства, не является внутренней сущностью этой религии. Если бы я верил в обратное, в то, что ненависть к евреям есть основа рождения или развития новой религии, я бы, я повторяю, никогда не имел бы ничего общего с этой религией. Именно в этом заключается принципиальное различие между стремлениями и верой заслуживающего доверия еврея Иисуса и заслуживающих доверия первых его последователей-евреев и теми, кто стал их травмированными наследниками. Раньше в этой книге, когда я писал о снятии Ватиканским Собором вины с евреев в смерти Иисуса, я высмеивал попытки обвинить в этом римлян, что явно противоречит написанному в Новом Завете. Я пытаюсь здесь показать нечто другое. Определенно обвиняя римлян, я пытаюсь показать, что очевидный посыл Нового Завета обвинить евреев произрастает корнями из зараженной земли, зараженной римлянами – не Иисусом. И если христианская ненависть к евреям не связана и не начинается с еврея Иисуса, то, неважно во что это вылилось, она не является сущностью христианской веры.

Другими словами, я христианин, работающий в этой книге над планом по сохранению веры (подчеркнуто переводчиком). Но сказанного мною в предыдущем абзаце не достаточно. Интенсивное понимание внутренней еврейской полемики не достаточно. «Христиане», в дополнение к клевете на евреев за их роль в распятии Иисуса, начали со временем – в течение имеющих решающее значение римских войн – определять евреев не только как своих врагов или врагов Иисуса, но и Бога. Именно это, много позже, когда в основном христиане не евреи интерпретировали эту историю, сделало ее фатальной.

Элеин Пэйгелс в своей работе «Происхождение сатаны» показывает, как антагонизм между еврейским истеблишментом и последователями Иисуса развился – в представлении последних – в космическую схватку между добром и злом, где «евреи» определялись, как зло. В самом раннем Евангелии, от Марка, написанном примерно в 68-м году, Иисус погружен в спор с материализовавшимся Сатаной, вселившимся в человека, который даже искушает Иисуса устами его фаворита, Петра. Ко времени Евангелия от Луки, примерно десятью годами позже, враг Иисуса по-прежнему еще «дьявол», но олицетворяется уже «первосвященниками, бюрократической верхушкой Храма и старейшинами». Пэйгелс показывает, что в последнем Евангелии, от Иоанна, написанному около 100-го года (после разрушения Храма) и ясно отражающему ужесточение внутриеврейского сектантского конфликта, происходит окончательное отождествление «евреев» и дьявола. Это постепенное смещение акцентов отражено в том, что в первых трех Евангелиях несущее смысловую нагрузку выражение «евреи» (по-гречески, hoi Ioudaioi) повторяется в сумме 16 раз, в последнем же, от Иоанна, - 71 раз. Пэйгелс говорит: «Иоанн рассказывает историю Иисуса, как историю космического конфликта – конфликта между божественным светом и первобытной тьмой, между тесно связанной группой последователей Иисуса и непримиримой, грешной оппозицией противостоящего им «мира». Согласно Иоанну, Иисус сам отождествляет дьявола with the people, евреями. «Сцены искушения», которые разыгрываются в первых трех Евангелиях между Иисусом и Сатаной, в Евангелии от Иоанна происходят между Иисусом и people. В этом причина столь частого употребления выражения «евреи». Кульминация в этом смещении акцентов происходит в 8-й главе, где Иисус поносит «евреев», как потомство Сатаны. “Ваш отец диавол; и вы хотите исполнять похоти отца вашего. Он был человекоубийца от начала и не устоял в истине, ибо нет в нем истины. Когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи”. Так евреи стали не только историческими, но и онтологическими врагами – той тьмой, тем минусом, которому будет противопоставляться любой плюс христианства. Эта демонизация евреев в духе персидского манихейства христианами 1-го века, в большинстве своем тоже евреями, и, главное, санкционирование этой демонизации после канонизации Библии, сделало в будущем эту историю столь убийственной. В заключение Пэйгелс пишет: “Решение Иоанна выбрать реальную, легко определяемую группу людей, современников Иисуса и Иоанна, как символ “всего зла”, совершенно очевидно имело религиозные, социальные и политические последствия. Кто будет сомневаться в аналогичных последствиях, если сегодня влиятельный автор назовет женщин, или мусульман, или гомосексуалистов “символом всего зла”? Заклеймив евреев в этой роли, Евангелие от Иоанна могло возбудить и даже узаконить враждебность к иудаизму, создав потенциал, который по словам исследователя Нового Завета Реджинальда Фуллера “был обильно и трагически задействован в курсе христианской истории”.

Несмотря на все сказанное ранее, остается вопрос: как это все могло случиться? Пытаясь реконструировать последовательность трагического повествования Евангелий, я, возможно, неизбежно уходил все дальше и дальше в прошлое. Но согласно общему мнению ученых, изучавших историю Иисуса, существует временной предел для ухода в прошлое. Некоторое время назад я сказал, что ненависть к евреям не мог начать персонально сам Иисус. Но какой авторитет могу я призвать в поддержку моего заявления? Есть ли у нас доступ к реальной истории Иисуса или времени непосредственно после его смерти, за десятилетия до написания Евангелий? Было ли это время роста неприязни “христиан” в отношении “евреев”? Давным-давно, в мои студенческие семинарские годы я изучал Рудольфа Бультмана ( Bultmann), немецкого ученого, утверждавшего невозможность пробиться сквозь стену мифологии Нового Завета к химере “исторического Иисуса”. Как Альберт Швейцер до него, Бультман высмеял идею, утверждая, что в результате всегда получается не реальный Иисус, а проекция культурных и теологических предположений автора. Наилучшим примером является так называемый Иисус-ариец, плод изощренной изобретательности немецкого протестантства в пренацистские времена, пример, который, вне сомнений, питал скептицизм Бультмана в отношении всей идеи. Взамен Бультман ввел понятие «Христос веры», фигуры, которая уже с первого поколения христианства заменила живого Иисуса. Такой вере не нужна связь с реальностью или историей. События, которые привели общину к прозрению, не так важны, как факт самого прозрения. Другими словами, мы верим не столько в Иисуса, сколько в общину, в общинную память, в то, что мы понимаем как Церковь, живую в Святом Духе.

Не знаю почему, но такой взгляд не привлекал меня даже в юности. Мое первое путешествие в Иерусалим, летом 1973 года, определенно, было собственной версией “поиска Иисуса”. “Христос веры” стал для меня проходной фигурой, символом триумфализма. А его Церковь – о, боже, сквозь линзы, которыми я тогда смотрел на мир, была для меня извращенной церковью, санкционирующей Вьетнамскую войну. Роль покойного кардинала Спеллмана в подстегивании войны, роль, играющего при нем Торквемаду Нго Динх Диема, роль моего собственного епископа, еще одного молчаливого и равнодушного прохожего, все усиленное моей эдиповой тяжбой с отцом – генералом авиации и с не признающей никаких сомнений матерью. Этот огромный вес давил на хрупкое основание моего священного сана, но было оно хрупким потому, что я знал так мало об Иисусе, который должен был быть моей силой и опорой? Естественно, в середине такого кризиса я должен был отправиться на его поиски.

Я прочел и перечел Евангелия, комментарии, источники, послания и традиции; слухи, сплетни и wishes – все, что когда-то было скреплено вместе, как подмости веры. Но подмости шатались. Американское насилие в Азии – какое это имело отношение ко мне? Европейское насилие над евреями – если оно как-то связано с католицизмом, почему никто не признал это? Невыразимое словами насилие прошлого и настоящего, совершенное во имя Отца и Сына – разве не достаточно причин, чтобы у молодого и потерянного американского священника болела душа?

Сейчас не легко объяснить, но все эти проблемы – Вьетнам, Освенцим, Спеллман, погруженная в религию мать, генерал отец, Пий ХII, безразличные американские епископы, Причастие, которое я раздавал в подставленные руки не уверенных в себе молодых людей – сплелись в один узел. Книжные тексты не смогли его развязать, узел был у меня в груди. Это привело меня в Иерусалим, где я увидел что-то новое в Иисусе, и был этим спасен. Не имеет значения, что, в конце концов, все оказалось ошибкой.

«Иерусалим отстроенный подобен городу, слитому воедино». Я часто декламировал Псалм 22 во время рутинных служб в церкви и хранил эти строки в памяти. «Радовался я, когда сказали мне: в дом Господа пойдем. Стоят ноги наши в воротах твоих, о Иерусалим».

Ворота все еще были на месте. Флавий описывал город мраморных стен и золотых дворцов, которые ослепляли при подъезде к городу с любого направления. Тем летом я остановился в религиозном доме на границе Иудейской пустыни, недалеко о Вифлеема. Подходящая к Иерусалиму с юга дорога, проходила через скалистый выступ, с которого через Кидронскую долину открывался вид на расположенный на холме город, стоящий как на пьедестале. Хотя мрамора уже не осталось, но белый иерусалимский камень городских стен мерцал в лучах беспощадного солнца, и золото мечети Омара сияло не слабее любых античных предшественников. Вид великой мусульманской святыни на Храмовой горе вместе с видом к западу от нее серого и скучного, но величественного купола храма Гроба Господня – сосуществование в одном месте трех источников конфликта, напомнило мне другие строки из того же псалма: “Просите мира Иерусалиму, спокойны будут любящие тебя. Да будет мир в крепости твоей, покой во дворцах твоих”.

Я пытался представить Иисуса на дороге к святому городу в тот роковой день. Cиноптические Евангелия говорят, что он пришел в Иерусалим только один раз, чтобы умереть. Иоанн утверждает, что Иисус бывал в Иерусалиме трижды. В любом случае, галилеянин Иисус должен был подходить к городу с севера: или вдоль долины реки Иордан и потом наверх к Иудейским холмам, или опускаясь по хребту горы Безета(Вezetha), так что город оказывался для него на вершине холма. Мне опять не повезло, я даже не смог увидеть, то что видел он.

Вместо конкретного образа из Нового Завета, в моих мыслях вертелось что-то, навеянное Т. Элиотом: Иисус, как привидение, то, чем он стал для убитых горем последователей, бредущих вдоль дороги – была это дорога в Эммаус?



“Белая мощеная дорога, уходящая наверх, в холмы.

Ты бредешь понуро и убого – не уйти от злобы и молвы.

И не видишь в солнце беспощадном, близко приютилась чья-то тень -

Глаз не видно, все в пыли дорожной. Кто с тобою рядом в этот день?”

(Перевод И.Ю.)



Следуя за тенью, я вошел в город, прошел мимо святых мест: ямы Силоамовых купален, где слепой прозрел, святыни Непорочной над изумительными воротами, оливковой рощи Гевсиманских садов и церкви на Сионской горе, с благовенной верхней комнатой. Я потолкался среди доверчивых туристов и набожных пилигримов, чувствуя себя “избранным” беглецом. Меня не касалась коммерческая суета виа Долоросы и была противна, разрешенная сверху, непрекращающаяся конкурентная борьба в стиле Крестовых походов за несколько захламленных мест – все внутри той же полуразваленной церкви – где Иисус умер, был обмазан маслами и похоронен. Я шел от ворот Судного Дня к воротам Милосердия, все больше теряя зрение, не найдя здесь больше Иисуса, чем я нашел его в убийствах, благословленных Нго Динх Диемом, или в священной войне против евреев. Когда я вошел в темный склеп, в котором, как утверждают, находится могила Иисуса, к сожалению, и там были люди. Беззубый грек-монах пристал ко мне, требуя доллар в обмен на последнюю свечку.

И только когда старый скептик - французский археолог, специалист по библейским временам, привел меня во внутренности Русского монастыря в Старом городе, недалеко от похожей на крепость церкви Гроба Господня, я ощутил – в буквальном смысле, в этом влажном и спертом воздухе – что это то самое место, ради которого я затеял все свое путешествие. Он показал мне археологические раскопки под свисающими на проволоках голыми электрическими лампочками и обратил внимание на большую каменную плиту у наших ног. “Этот камень был порогом городских ворот во времена Иисуса. Он был погребен под обломками разрушенного римлянами города и найден только сейчас. Это определенно, – француз впервые за весь показ раскопок использовал это слово, - что Иисус из Назарета ступал на этот камень, когда он уходил из города на Голгофу”.

Я упал на колени – простое, автоматическое движение – как если бы я снова был мальчиком у алтаря, мимо которого проносят Причастие. Так же автоматически я наклонился и поцеловал камень. Мои поиски, в том смысле, как я их понимал, казалось, закончились. Если бы даже Иерусалим не дал мне больше ничего, этого одного было достаточно. Достаточно для меня, чтобы понять – за образом Христа был человек, который касался того же, к чему мог прикоснуться и я, чья совершенно простая жизнь на земле – без позолоченной одежды, без триумфализма – могла быть ясной и чистой, как ощущение холодного камня на моих пересохших губах. Мне было тридцать лет. Я понимал уже, что все увиденное мной в тени человека, ступавшего на этот камень, в полном согласии со Швейцером, Бультманом и всеми прочими терапевтами-агностиками, было просто моей проекцией. Для начала, мы были одного возраста. В одном и том же возрасте у нас начались конфликты с окружающей нас действительностью. В то лето в Иерусалиме я понял, что Иисус был человеком со множеством проблем и человеком, который создавал проблемы. В то лето – после нескольких судебных разбирательств за участие в антивоенных протестах, открытой вражды отца и все более недовольными отзывами обо мне моих религиозных наставников – я был тоже человеком со множеством проблем и создающим проблемы.

Мне была противна религиозная суета Святой земли, легко себе представить, что она не нравилась и Иисусу. Мои неутоленные желания, связанные с обетом безбрачия, напомнили мне дружественное отношение Иисуса к проституткам. Меня захватила мысль, что Иисус был «пограничным евреем», как гораздо позже назовет его один исследователь, человеком не вписывающимся в общину, с одной стороны, стоящим в оппозиции религиозному и политическому истеблишменту, с другой, не имеющий друзей и привязанностей среди ессеев или зилотов или даже среди сторонников движения Иоанна Крестителя. Ему негде было приклонить голову; я сравнивал его одиночество со своим. Но главное, его неуважение к религиозной верхушке – первосвященникам, фарисеям, наставникам – делало мое отношение к ура-патриотизму кардинала Спеллмана и самодовольству Пия XII почти законным.

Так что я, конечно, понимал, почему Иисус сделал то, что он сделал, хотя это и послужило причиной его смерти. Иисус был фундаментально на стороне бедных, как я думал, и я должен был быть. Относительно привилегированный человек – эта плотницкая мастерская, это приобретенное красноречие – все равно он был реальным воплощением либеральной теологии. В Евангелии от Марка сказано: «Пришли в Иерусалим. Иисус, войдя в Храм, начал выгонять продающих и покупающих в Храме; и столы менял и скамьи продающих голубей опрокинул... И учил их, говоря: «Не написано ли: дом Мой домом молитвы назовется для всех народов? А вы сделали его вертепом разбойников”. В версии Евангелия от Иоанна продолжается: “При этом его ученики вспомнили, что написано: “Ревность по Твоем доме снедает Меня». На это евреи сказали: “Каким знамением докажешь Ты нам, что имеешь власть так поступать?”

Евреи. В сцене перевернутых коробок с деньгами, разбросанных монет, весов и расчетных табличек очень легко представить их Фагинами и Шейлоками, перекупщиками и ростовщиками, жуликоватыми лавочниками бедных городских районов и капитанами-финансистами, держащими в бедности третий мир. Иисус атаковал «евреев», мы это затвердили навсегда. “Какое знамение…?” - они спрашивали и текст отвечает: “Иисус сказал им в ответ: “Разрушьте этот Храм и Я за три дня воздвигну его». На это сказали евреи: “Этот Храм строился сорок шесть лет, и Ты в три дня воздвигнешь его?” Но он говорил о храме Своего тела. Когда же воскрес Он из мертвых, то его ученики вспомнили, что Он говорил это, и поверили Писанию и слову, которое сказал Иисус”.

В Евангелии от Марка к этому добавлено эмоциональное усиление: “И когда Он вышел из Храма, говорит Ему один из учеников его, “ Учитель, посмотри какие изумительные камни и какие изумительные здания!”

Это было правдой. Флавий сказал, что весь фасад, входы и портик Храма были покрыты золотыми пластинами. Тит привезет в Рим огромную, цельного золота минору, как главный военный трофей; ее изображение любой может увидеть на арке Тита возле Колизея. В Святое Святых каждый сантиметр стен был покрыт золотом. Флавий сказал, что после разграбления Иерусалима в 70-м году, золото из Храма наводнило рынок до такой степени, что “золотой стандарт понизился до половины прежнего значения”. Но для Иисуса золото было врагом. Он отвечает своему восхищенному Храмом ученику: “Видишь эти великие здания? Все это будет разрушено, так что не останется здесь камня на камне”.

Но я знал, что у Иисуса были и другие причины для недовольства Храмом. В семинарии мне объяснили, что культ Храма нарушал Моисеевы законы хранить кивот Завета в простом тенте, что символизировало постоянную готовность Израиля подняться и уйти на новое место по первому зову Яхве. В культе Храма – я это проповедовал! – была виновна, скорее, хаанитская традиция, чем Тора. Жесткая религиозная иерархия Храма находилась в явном противоречии с демократическим духом народа Бога. Узкое определение местоположения Бога в одном месте превратило Храм в место для избранной элиты. Практика принудительных ритуалов граничила с бестактностью и неприличием, как будто любовь Бога можно было купить за деньги, очередная подмена содержания формой, еще один путь превращения дома Отца в разбойничий вертеп. Размышляя таким образом, я неосознанно шел проторенным путем очень старой христианской концепции - определения религии Израиля таким образом, что никто не должен был заблуждаться в причинах отрицания ее Иисусом. Джон Левенсон из Гарвардской школы богословия показывает, как «члены американского старшего поколения исследователей Ветхого Завета находят в Храме Соломона пресловутое «падение» Израиля в культуру окружающих народов... Храм является негативной моделью, полюсом, который надо отвергнуть или подчинить для сохранения подлинности».

Получив образование от таких учителей, я был убежден, что понимал значение Храма не только для Иисуса, но и для евреев. Конечно, он должен был напасть на него.

Если бы вы сказали, что моя характеристика храмовой культуры – жадность менял, недоступность первосвященников, доктрина культа, близкая к идолопоклонничеству – отдавала антисемитскими стереотипами, я бы искренне не понял о чем идет речь, тем более, что примерно в тех же выражениях я критиковал мою собственную католическую церковь. Но давая такую характеристику Храму, не потворствовал ли я своей умственной привычке перемещения смысла знакомых явлений на незнакомые, поставив себя выше своей собственной традиции, точно так, как моя собственная традиция поставила себя выше Израиля?

Мои ощущения в 1973-м году могли быть сформированы, не зная того, проекцией моих собственных предубеждений, нужд и желаний на грубый холст, где таким образом возникало изображение придуманного мной Иисуса. Мои ощущения могли бессознательно представить верования евреев слишком упрощенными. Мои ощущения могли принять форму античного представления об естественной смене Ветхого Завета Новым. Несмотря на это, эти ощущения спасли мою пошатнувшуюся веру. Сама идея Иисуса, к которому неодобрительно относились власть имущие, который сам был привязан к бессильным и угнетенным, до сих пор является становым хребтом моей веры. Но сейчас, оглядываясь назад, я вижу ограничения в моих прежних ощущениях, особенно существенные в отношении темы этой книги. В моем представлении Иисус находился на грани, но на грани его собственной религиозной традиции, я видел его протестующим, но протестующим против набожности фарисеев и толкователей Писания, о которых я думал, как о Спеллмане и Пии XII. Мой герой, Дэниел Берриган, сидел в тюрьме, где и я должен был быть, если бы не оказался трусом. Мне нравилось думать о Иисусе, как о нарушителе порядка. Дорожная пыль в стихах Т. Элиота осела и тень проступила яснее. Я знал – он был человеком на земле, ступавшим на камень, который я целовал. Он был ближе ко мне, чем когда-либо.

Подобно тем наивным первокурсникам, запутавшимся в вопросе о религиозности Иисуса, созданный мной образ был далек от действительности. Несмотря на решение Ватикана не обвинять евреев в убийстве Иисуса, в моих глазах Иисус выглядел острым контрастом своему народу. «Евреи» для меня по-прежнему олицетворяли все плохое, против чего выступал Иисус. «О, Иерусалим, Иерусалим, убивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе!» Все это не сделало Иисуса – или меня – антисемитом, что совершенно ясно из его горестной жалобы в Евангелии от Матфея, упорство евреев сделало его печальным, но не мстительным. В любом случае, его упрек Иерусалиму здесь очень сдержанный, в отличие, скажем, от высказываний израильского пророка Амоса. Иисус жалуется: «О, Иерусалим, Иерусалим, убивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! Сколько раз хотел Я собрать твоих детей, как птица собирает своих птенцов под крылья, и вы не захотели! Вот, ваш дом оставляется вам пуст. Ибо говорю вам: не увидите меня отныне, пока не воскликните: благославен Грядущий во имя Господне!»

Продолжение следует




http://rndfido.net.ru/pnews/article/ru.internet.www.news/3




Это статья Jewniverse - Yiddish Shteytl
https://www.jewniverse.ru

УРЛ Этой статьи:
https://www.jewniverse.ru/modules.php?name=News&file=article&sid=905
Jewniverse - Yiddish Shteytl - Доступ запрещён
Музыкальный киоск
Евреи всех стран, объединяйтесь!
Добро пожаловать на сайт Jewniverse - Yiddish Shteytl
    Поиск   искать в  

 РегистрацияГлавная | Добавить новость | Ваш профиль | Разделы | Наш Самиздат | Уроки идиш | Старый форум | Новый форум | Кулинария | Jewniverse-Yiddish Shtetl in English | RED  

Help Jewniverse Yiddish Shtetl
Поддержка сайта, к сожалению, требует не только сил и энергии, но и денег. Если у Вас, вдруг, где-то завалялось немного лишних денег - поддержите портал



OZON.ru

OZON.ru

Самая популярная новость
Сегодня новостей пока не было.

Главное меню
· Home
· Sections
· Stories Archive
· Submit News
· Surveys
· Your Account
· Zina

Поиск



Опрос
Что Вы ждете от внешней и внутренней политики России в ближайшие 4 года?

Тишину и покой
Переход к капиталистической системе планирования
Полный возврат к командно-административному плану
Жуткий синтез плана и капитала
Новый российский путь. Свой собственный
Очередную революцию
Никаких катастрофических сценариев не будет



Результаты
Опросы

Голосов 716

Новости Jewish.ru

Наша кнопка












Поиск на сайте Русский стол


Обмен баннерами


Российская газета


Еврейская музыка и песни на идиш

  
Jewniverse - Yiddish Shteytl: Доступ запрещён

Вы пытаетесь получить доступ к защищённой области.

Эта секция только Для подписчиков.

[ Назад ]


jewniverse © 2001 by jewniverse team.


Web site engine code is Copyright © 2003 by PHP-Nuke. All Rights Reserved. PHP-Nuke is Free Software released under the GNU/GPL license.
Время генерации страницы: 0.033 секунд