Jewniverse - Yiddish Shteytl - Фаина Петрова.

Когда я чуть более года назад собралась уезжать из России, потому что после смерти мужа ничто меня в ней не держало, я боялась, что буду сильно тосковать по местам, где прошла моя молодость и где я прожила нелёгкую, но очень счастливую жизнь. Один мой знакомый как раз незадолго перед этим издал свою новую книгу (имя автора и название книги не упоминаю, чтобы не составить невольную рекламу). Я попросила его написать мне автограф. Мы встретились в метро, и я сама продиктовала ту надпись, которую хотела иметь: "Лекарство от ностальгии". Автор книги - русский, не лишённый таланта литературовед, расставшись со своей женой-еврейкой, не захотевшей, по его словам, рожать ему детей, стал одним из видных идеологов национал-патриотов. Сейчас много таких, самого разного направления и толка, особенно среди людей авантюрного склада, каким он, несомненно, является. Оказалось, что я зря волновалась: лекарства от ностальгии в Америке не требуется - бывшие соотечественники не дают забыть того чувства, которое испытывали нерусские люди в России и которое очень точно выразил Пушкин, имея в виду, правда, не национальность, а нечто совсем другое: "Чёрт догадал меня родиться в России?!" (Конец фразы поэта о душе и таланте опускаю, поскольку не могу столь уж безоговорочно отнести это к себе, а, кроме того, думаю, что без души и таланта тоже не очень хорошо, - и в России, и вне её).

Если же говорить о вышеупомянутом "идеологе", то кратко его идеи можно сформулировать так: иудео-христианство - не русский путь: язычество, мол, ближе. Желательно многожёнство (сказался темперамент: "очень уж до женского пола охоч"). Предстоит, пишет автор, серьёзная борьба всего Западного мира с Восточным, который олицетворяют у него не мусульмане, а Китай, и России надо, мол, быть именно с Китаем, а не с евреями, которые, дескать, принесли, в мир свои искажённые представления о моральных ценностях. Да, неисповедимы пути Господни: оказывается, можно, обидевшись на жену, невзлюбить весь её народ. Правда, как мы знаем из истории, бывало и наоборот: любовь мужчины к одной женщине спасла весь её народ, что евреи и празднуют в Пурим. Автор книги, как обычно, утверждает, что сам он совсем не антисемит, а даже напротив, восхищается, мол, евреями и считает, что у них надо многому поучиться, но почему-то все антисемиты мира говорят с ним на одном языке. Его идеи об язычестве, многожёнстве и другие не менее "оригинальные" я сейчас обсуждать не стану, а вот на более распространённых, повторяющихся везде и всюду, остановлюсь. Одним из наиболее частых утверждений, которые можно услышать сейчас от неевреев, есть мысль о том, что российский антисемитизм очень сильно преувеличивается. В доказательство обычно ссылаются на "успешных" евреев, получивших высшее образование, занимавших всевозможные высокие посты, особенно в науке, искусстве и медицине. При этом как бы забывается, что, во-первых, речь идёт как раз о тех областях, только в которые и допускались раньше евреи и в которых они поэтому традиционно сильны. А во-вторых, успешные карьеры строились именно вопреки всяким гласным и негласным нормам и запретам, когда эти люди очень нужны были для дела, почему и закрывались глаза на их не "арийское" происхождение. Почти каждый раз это был особый, индивидуальный случай. Так было, например, при Курчатове в институте атомной энергии, когда он любого нужного человека мог вытребовать даже с фронта или из лагеря. "Забывают" и о том, что частенько жизненный выбор был сделан не самим человеком, а обстоятельствами, в которых он оказался: хотел, например, некто поступить на Физтех или мехмат (и знания, и способности позволяли), а вынужден был идти в "Керосинку" (Нефтяной) или ещё куда-то, куда принимали. В Менделеевском, в частности, не хотели брать евреев ни на какие факультеты, зато охотно брали на непопулярный силикатный. Кто-то и после "непрестижных" институтов или факультетов неплохо проявлял себя. Человек, профессионал, как могло показаться со стороны, вполне состоялся. Но кто знает, кем бы он стал, если бы мог сам выбирать: каких высот ему удалось бы достичь в таком случае? Конечно, это не концлагерь и не газовые камеры, но далеко и не равные условия с представителями "коренной" национальности" Нередко можно услышать и такое высказывание: "Всё равно евреи всюду "пролезали"". Да, подчас это было так. Но почему им надо было "пролезать", а не идти через дверь, как другим? Может, они любят именно такой способ устройства в жизни и сами создают трудности, чтобы потом успешно их преодолевать? Помню историю, здорово насмешившую нас когда-то. Бывший физтех, сотрудник Курчатовского института Эдик Трифонов подал документы на выезд в Израиль -- какая-то из его бабок, по-видимому, оказалась еврейкой. Партийное или комсомольское собрание, на котором обсуждалось его персональное дело, вынесло решение: "Исключить за сокрытие национальности в карьеристских целях". Вечером того же дня об этом рассказал "Голос Америки". Это стало анекдотом. Я думаю, что те, кто говорят, что евреи преувеличивают российский антисемитизм, просто кривят душой: они должны хорошо знать о ситуации, которая была в стране, потому что в своей среде не стеснялись называть вещи своими именами. То, что между собой русские об этом говорили прямым текстом, не пытаясь ничего завуалировать, подтверждают факты. Мой муж, в бытность его начальником математической лаборатории института имени Курчатова (60 - 70-е годы), неоднократно ездил отбирать на работу выпускников мехмата МГУ, и каждый раз получал одну и ту же инструкцию: "Имейте в виду, лиц еврейской национальности мы не принимаем." А уже гораздо позже -- в 86 году -- Пётр Александров, сын президента Академии наук и директора института имени Курчатова, работавший в этом же институте заведующим отделением, при мне рассказывал, как он безуспешно пытался взять на работу еврейку-бухгалтера. Он пришёл в какой-то отдел (то ли первый, то ли второй, то ли отдел кадров -- все три были гэбэшные) и попросил в связи с рождением пятого ребёнка и защитой докторской диссертации сделать ему личный подарок - принять нужного человека. Его весьма охотно поздравили с успехами на профессиональном и личном фронтах, а в просьбе мило, но твёрдо отказали: "Вы же знаете, евреев мы не берём." Не знаю, что он сказал тогда этой женщине. В принципе любой человек в таком случае мог подумать, что не подошёл лично он. Мне, например, только раза три прямо в лицо сказали что-то о моей национальности. В остальных случаях оставалось лишь догадываться, откуда ветер дует, потому что обычно кадровики придумывали всякие отговорки: то место, которое накануне вечером было свободно, к утру оказывалось занятым, то вдруг вспоминали о грядущем сокращении, то ещё что-нибудь. Первый раз о моей подпорченности мне открыто объявила директор школы, в которой я начинала свой трудовой путь. Она весьма доходчиво донесла до меня мысль, что есть достаточно русских, чтобы преподавать русский язык, и, если я всё же хочу работать в школе, то должна заплатить за это. Была названа и конкретная сумма, которую якобы хочет получить РОНО. Вторая история оказалась посложней. Если первый разговор можно было бы даже назвать доверительным, то в другой раз мне было отказано именно в доверии, и по принципиальным мотивам. А случилось дело так: двое учениц, закончив 8 класс заочной школы, которой я руководила, ушли учиться в экстернат, а затем, спустя некоторое время, обратились к нам с просьбой дать им возможность закончить школу по ускоренному графику. Поскольку ситуация была неординарной, я хотела выяснить в соответствующих организациях, как её следует оформить, но директор вечерней школы, чьим филиалом являлась заочная, не захотела ждать и дала мне указание зачислить их. Я всё же приняла некоторые меры предосторожности: в частности, собрала всех преподавателей, и мы сообща решили, что каждый из нас проверит уровень знаний этих учащихся и составит индивидуальный план принятия у них зачётов. Надо сказать, что мы боролись за каждого ученика, так как зарплата всех прямо зависела от количества групп, и поэтому, а также потому, что 8 класс эти уже взрослые женщины закончили блестяще, никто, естественно, не был против их приёма. Таким образом, самостоятельно я не принимала и не могла по статусу принимать никакого решения -- оно принадлежало директору и педсовету. Как оказалось потом, это был именно тот путь, который предписывали инструкции, и единственным нашим упущением было то, что мы не оформили своё решение протоколом заседания педсовета. Весной обе ученицы прекрасно сдали выпускные экзамены, а летом, во время отпуска, меня вызвали в РОНО: пришла "телега" о том, что я приняла их в школу незаконно. В начале следующего учебного года под председательством инспектора РОНО состоялся своеобразный ведомственный суд чести. После тщательного расследования всех обстоятельств дела не было найдено ничего такого, что можно было бы мне не то, чтобы инкриминировать, но хотя бы просто, как принято было говорить, поставить на вид. Тогда инициатор доноса, ничтоже сумняшеся, заявила: "И всё равно я никогда не поверю, что Ф.А. здесь ничего не поимела: ОНИ просто так ничего не делают." Всем, кроме меня, стало неловко: так обнажать свой антисемитизм было не принято. А для меня всё встало на свои места -- картинка полностью сложилась. - Скажите, - обратилась я к бдительной особе, - а какие оценки поставили лично Вы этим ученицам на выпускном экзамене? - Пятёрки, - удивлённо ответила она. - А я четвёрки. Значит, Вы получили больше, - сделала я, как мне кажется, логичный вывод. Комиссию этот диалог в качестве заключительного аккорда разбирательства, по-видимому, впечатлил - по крайней мере, на этом, к счастью для меня, всё тогда и закончилось. Авторы же интриги -- учительница, бывшая классным руководителем этих учащихся, и поддержавшая её директор школы (её убедили, что я очень удобно прикрылась её распоряжением и приняла учащихся, конечно, небезвозмездно) - были признаны виновными в нарушении процедуры зачисления учащихся и получили выговоры. В заключение инспектор РОНО сказала замечательную фразу о том, что на самом деле считает, что я тоже виновата: поскольку, мол, я такая умная и знающая, то должна была предостеречь других и не допустить совершения ими неправильных поступков. "Вы хотите сказать, что они сами на себя настучали?" -- как можно более мягким тоном уточнила я, и тотчас нарвалась на отповедь: "Не умничайте!" Вот так всегда: не поймёшь - то ли надо стремиться быть умной, то ли как раз это больше всего и раздражает людей? Мои любезные коллеги были не единственными встреченными мною на жизненном пути людьми, кто рассуждал бы вот так незамысловато-прямолинейно: "Кто-то же должен быть виноват в совершении или несовершении каких-либо действий?" Действительно, как мы знаем, сие есть первый вопрос великой русской литературы. Второй тоже известен - "Что делать?" Решения этих задачек давно подсказала сама жизнь: коль за евреями закрепилась слава умников, пусть и отвечают. Тут уж им, голубчикам, никак не отвертеться. Некоторые, особо отчаянные, полагают, что знают ответ и на следующую загадку: "Кому на Руси жить хорошо? Все уже догадались, о чём, вернее, о ком пойдёт речь? Ну, да, о маленьком, юрком народце, которому так весело и вольготно жилось под покровительством большого и добродушного. Надо честно сказать, что повелось это не вчера и даже не двести лет назад. И не в России, которой ещё в помине не было. Я думаю, всё началось с истории Иосифа Прекрасного. Помните: "Когда стала голодать вся страна египетская, и народ завопил фараону о хлебе", - что сказал фараон? Сказал: "Идите к Йосефу, что он скажет -- делайте!" ("Тора", Арт-бизнес-центр, Москва, 1993, стр. 235). Расклад понятен? Если всё кончится хорошо -- честь и слава фараону; плохо придётся -- есть кто-то, на ком отыграться можно. С тех пор сценарий повторялся несчётное количество раз. Право, подумаешь, что у Господа напряжёнка с сюжетами. Разве вот только самим евреям развенчать этот миф и начать повторять вслед за русскими: "Мы - такие дураки: всем верим, ко всем хорошо относимся, а нас все используют и обманывают?" Нет, не думаю, что евреям подойдёт такая модель поведения. Мне кажется, они скорее согласятся умереть умными (миф греет душу), чем признают себя дураками и обманутыми. Когда я написала свои воспоминания, то с удивлением обнаружила, что все сложности и неприятности, которые были в жизни моей и моих близких, связаны с моей национальностью. Я-то всегда считала, что виноват характер: никогда не умела смолчать. Но оказалось, что во всех случаях как дополнительная и усугубляющая составляющая присутствует моя национальность. Точнее, национальность была доминантной отрицательной компонентой, а непокорный характер -- добавочной. Чтобы быть уверенными в том, что, если наша дочка не поступит в институт, то это будет свидетельствовать об её недостаточной подготовке и только, мы решили, что в графе "Девичья фамилия матери" отец напишет имя своей матери. Это сработало. После зачисления дочь писала другую анкету и сообщила правильные сведения. Администрация МИЭМа была недовольна, но девочку не выгнали, хотя мы были готовы к этому. С сыном этот фокус не проходил из-за возраста (у него не было ещё паспорта, а в свидетельстве о рождении имя и национальность матери указываются), поэтому его поступление на Физтех было более драматичным. Я горжусь тем, что своими последующими академическими успехами он подтвердил правоту тех людей, которые вступились за него и добились пересмотра решения приёмной комиссии. А сын на всю жизнь запомнил слова, сказанные ему тогда отцом: "Раз ты родился еврейским мальчиком в России, то ты должен быть на десять голов выше русских мальчиков, чтобы конкурировать с ними на равных." Русский человек, приобщённый к кадровой политике страны, он знал, что говорит. И это не было фигурой речи на Всемирном еврейском конгрессе, а сказано было дома, в кругу семьи. Так что можно принять эти слова за достаточно точную формулу, и то лишь для тех случаев, когда конкуренция была в принципе возможна, поскольку подчас евреи вообще не допускались до участия в ней. Другой распространённый тезис, которым жонглируют, начиная с эпохи гласности, -- сведения о том, сколько евреев было во время революции, Гражданской войны и в первые годы после них в высших эшелонах советской власти. Когда революция считалась в России делом положительным и даже великим, вспоминать, что среди её лидеров было много евреев, считалось дурным тоном. Как это так: главное событие в жизни государства и совершено под руководством евреев? Известно, что Мариэтте Шагинян в своё время не разрешили упомянуть о национальности деда Ленина по материнской линии. В своей четверологии она подробнейшим образом рассказывает обо всех его корнях, и только один из дедов оказывается врачом, как у другого знаменитого персонажа отец -- юристом. Как-то в гостях у приятеля я заговорила об этой истории с его школьным товарищем Владимиром Ульяновым, который в то время вместе с этим приятелем и моим мужем учился на Физтехе. Потомок вождя уклонился от ответа: "У нас столько всякой крови намешано, что можно запутаться, "- неохотно проговорил он. У человека со стороны вполне могло сложиться впечатление, что евреев во время революции как бы совсем и не было в стране. Может, массово на курорты за границу подались -- Багамы там, Карибы? В самом деле - не рисковать же собой? А как только опасность миновала, все гурьбой назад прибежали -- пирог делить. Потом взгляд на судьбоносное для России событие поменялся на прямо противоположный, и уже не совсем понятно стало: "А мы-то за кого: за красных аль за белых?" Вот тогда и открылось, что эту, уже никому не нужную революцию, устроили евреи, а русские, судя по всему, на этот период, как назло, отлучились: на печку, видать, залезли. В отсутствие хозяев всё и произошло. Интересно, а почему сценарий французской революции так совпадает с российской? Наверное, и там вовсе не французы, а опять-таки евреи подсуетились? Была ещё версия, что во время Великой Отечественной войны все евреи чуть ли не поголовно в известном хлебном городе отсиживались, а если без ноги, например, кто остался, так это потому, что как раз в Ташкенте под трамвай попал. А военные документы и ордена купил. Так при мне некий чиновник сказал моему отцу -- фронтовику-инвалиду. Эти разговоры почти прекратились после того, как евреи Израиля показали, как они умеют воевать. Но всё это дела давно минувшие. Почему же до сих пор продолжают бушевать страсти? Не претендуя на полный ответ, понимая нереальность этого, хочу остановиться только на некоторых сторонах этой проблемы. Многие наши соотечественники, иммигрировавшие в разные страны, прекрасно проявили себя и как специалисты, и просто как люди, достойные всяческого уважения за своё трудолюбие, упорство, энергию и различные таланты. Некоторые из них стали настоящими людьми мира и судят о других на основании того, что человек лично из себя представляет, а не кем является по национальности. Но и в современной России, и в Израиле, и здесь, в Америке, я с удивлением обнаружила, что часть моих знакомых, которые раньше не были зациклены на национальном вопросе, вдруг как-то сильно озаботились им. Это касается как русских и евреев, так и людей других национальностей. С чем это связано? С тем, что идеология интернационализма никогда не отражала сущности отношений между русскими и "инородцами"? Безусловно. Все мы знаем презрительные клички, которые были и остаются в ходу: чурки, чернож..ые, хохлы, хачики, чухня, не говоря уж о самых "любимых" -- жидах. Можно вспомнить также о джапах, ниггерах и америкозах. А раньше - о французиках, полячишках и немчишках. Вообще расизм -- очень распространённое в России явление. Странно и досадно, что и евреи, сами неоднократно в истории страдавшие от этого, также весьма заражены им. Но дело не только в этом. Были и есть и в России, и здесь, в Америке, русские люди, считающие себя интеллигентными и поэтому готовыми признать, что евреи такие же, как они, или почти такие же человеческие особи. Но при этом как бы молчаливо подразумевается, что евреи должны знать своё место в России: они, мол, не у себя дома и, следовательно, должны вести себя скромно: помалкивать, ждать, когда их позовут, пригласят, попросят. Потом, сделав то, что им укажут, они должны тихонько, как хорошо вышколенная прислуга, отойти в сторонку и ждать, когда хозяевам вновь понадобятся их услуги. А евреи этого понять никак не желают. Отдавая себя целиком и полностью стране, которую, естественно, называют Родиной, потому что Родина -- это место, где ты родился и где жило несколько поколений твоих предков, они хотят, чтобы она считала их такими же сыновьями и дочерьми, как и исконных русаков (а есть ли такие вообще?) Очень вскоре, однако, евреи убеждаются, что, сколько и как бы они ни старались, что бы ни делали, они всё равно для многих русских остаются чужаками, потому что между ними и этими многими стоит, как заявляют им, по крайней мере, один вопрос, на который каждая из заинтересованных сторон даёт свой, принципиально отличный, противоположный по смыслу ответ. Вопрос этут звучит так: КАКОВА РОЛЬ ЕВРЕЕВ В ЖИЗНИ РОССИИ? И те, и другие убеждены, что роль исключительно важна и велика, но одни при этом считают её преимущественно или абсолютно положительной, а другие, напротив, -- преимущественно или абсолютно отрицательной. Единственный выход, кажется, напрашивается сам собой: признать, что имело место и то, и другое, и перестать, наконец, подсчитывать проценты. Но, по-видимому, садо-мазохистская связь - русский-еврей или еврей-русский - не может удовольствоваться столь простым решением. Евреям непременно нужно (всё справедливости ищут!), чтобы русские признали, что не правы по отношению к ним. Они последовательно, один за другим, разбивают тезисы и аргументы, приводимые оппонентами, думая, что идёт честный, прямой, доказательный разговор, а те с византийским лукавством меняют на ходу правила игры и, когда совсем уж нечем крыть, в ход идут неопровержимые аргументы: "Да не по ндраву вы мне, и всё тут. Ваша жизнь вообще - недочёт Германского генерального штаба. И никакие ваши доказательства ничего не изменят: всё равно я даже оригиналам документов не поверю принципиально." Именно потребность евреев в справедливости -- то, что их оппоненты называют желанием любви, создаёт обманчивое впечатление о мазохистской слабости позиции первых, в то время как цинизм последних даёт им иллюзорное ощущение своей силы. Может, не стоит тратить на негодяев душу, и, сознавая, что это их последнее прибежище, просто пожалеть несчастных? В то же время я понимаю и тех, кто не хочет оставлять "поле боя": всегда есть опасение, что кто-то неискушённый поверит всяким бредням, которые распространяют недоброжелатели евреев, а этого не хотелось бы. Гораздо более сильное впечатление, конечно, возникает тогда, когда на инсинуации, связанные с наветами, дают отпор не евреи. К сожалению, есть не так уж много русских людей, у которых выработана аллергия на антисемитизм. Большинство же довольно спокойно относится к оскорбительным выказываниям в адрес евреев, считая, что у последних повышенная чувствительность в этом вопросе. Некоторые начинают уточнять, что именно следует считать антисемитизмом, с тем, чтобы перевести разговор в другую плоскость и заболтать в наукообразных словоблудиях. В то же время во всех местах массовой эмиграции россиян появилось сейчас и совершенно иное явление: кое-кто из евреев, уехав из России, перестал быть похожим на тех, кого русские знали по прошлой жизни. Они стали куда более уверенными, даже самоуверенными, а иногда к тому же заражёнными русофобией. Чаще всего это как раз те люди, которые ни там, ни здесь ничего из себя не представляли и не представляют. Так они изживают, по-видимому, свой комплекс неполноценности. Не имея, возможно, чем гордиться в собственной жизни, они начинают, захлёбываясь от восторга, подсчитывать количество нобелевских лауреатов-евреев, или ещё что-то, что тешит их самолюбие. Я не против того, чтобы люди радовались успехам своих соплеменников, - это было бы глупо и нелепо с моей стороны - речь идёт только о форме: иной раз это принимает какие-то чрезмерные, уродливые размеры. Увереннные в себе, с чувством собственного достоинства евреи и в России, несмотря ни на что, вызывали уважение окружающих, и им не надо меняться сейчас и что-то доказывать себе и другим. А "новые евреи" -- самовлюблённые, категоричные, с узким кругозором -- симпатий не вызывают ни у кого: ни у нормальных евреев, ни у нормальных русских. Но неприязнь, конечно, сильнее у неевреев. Особенно у тех из них, о которых я уже упоминала, -- тех, кто считает себя интеллигентным и прогрессивным на том основании, что почти поднял евреев до себя в своём сознании. Почти, потому что на самом деле в глубине души считает себя хоть и равным, а всё же хоть чуть-чуть, но лучшим среди равных. Он никак не может ещё прийти в себя от восторга и умиления перед собственным благородством, как вдруг понимает, что неблагодарным евреям этого не надо -- они (подумать только!) не нуждаются в его снисхождении, им и без того теперь хорошо живётся. "И раньше-то им не хватало скромности, а сейчас и вовсе закусили удила, " -- досадует неудачливый прогрессист. Или такой вариант: взял некий русский мужчина в жёны еврейку. Ей бы, по его мнению, следовало ему за это век ноги мыть и воду пить, а она не оценила движения его души (столь широкой, что её хватало ещё и на многих других женщин!) Разве можно отнестись к этому спокойно? Этот психологически понятный механизм раздражения у определённых представителей братьев-славян усиливается порой их собственной внутренней неудовлетворённостью своим положением, судьбой. Им кажется, что жизнь обманула их, что-то не дадала -- ведь они такие яркие, талантливые, в душе у них такие силы необъятные. Они всё собирались сделать что-то значительное, поразить весь мир своими свершениями, но время уходит, а великих результатов всё нет как нет. Так комплекс неполноценности отягощается ещё и манией величия, или комплекс неполноценности накладывается на манию величия: эти клинические состояния часто идут, чередуясь, рука об руку, и понять, что первично, а что вторично не всегда представляется возможным. Кого винить в своём состоянии? Не себя же?! Для этого есть евреи: довели, де, Россию до теперешнего состояния, сами уехали, блаженствуют там в своих джакузях, а нас, несчастных, оставили в домах с превращёнными в туалеты подъездами жизнь доживать (возникает вопрос: "Кто превратил?") Или в случае, когда речь идёт о некоторых русских эмигрантах, возможен такой ход "мыслей": вынудили, мол, уехать, а здесь не только сердечный дар отвергли, но ещё как бы заставляют быть на вторых ролях (хотя бы по численности!) - по сравнению, конечно, не с настоящими американцами, к примеру, а с собой. Естественно, что никто свои мысли и чувства так не описывает. Предположу даже, что, может, и не отдаёт себе отчёта в них. Но подспудно это присутствует и прорывается подчас в виде каких-то истерических вскриков типа: "А, вы считаете себя лучшими?" Вот тогда-то и начинает проявлять себя острая форма антисемитизма - до этого была, по-видимому, вялотекущая. Речь идёт, понятно, о местах, где есть евреи, потому что там, где их нет, на эту роль назначают других, и тогда это просто по-другому называется. Главное - сама реакция замещения. Именно те из россиян, кто остался не по своей воле на родине, или те из эмигрантов-неевреев, кто не сумел вписаться так, как им хотелось и как они того, по их мнению, заслуживают, в американскую (канадскую, немецкую) жизнь, вдруг с пеной у рта начинают выискивать в нашем прошлом и настоящем факты, способные объяснить и оправдать то раздражение, которое они испытывают при виде некоторых неумных и кичливых, а иногда как раз таки умных и добившихся больших успехов, обошедших их на жизненной ярмарке тщеславия евреев. Вместо того, чтобы посмеяться над слабостями человеческими, посочувствовать ущербности убогих или, напротив, порадоваться успехам талантливых и удачливых друзей и соотечественников, они начинают теоретизировать и сочинять новые, а чаще - воспроизводить старые мифы об ужасных и коварных евреях. И уже вместо прежнего объединяющего "МЫ" возникает такое отталкивающее, обидное и разъединяющее "ВЫ". Но так воспринимают мир, слава Богу, далеко не все русские, а только те из них, кого я бы назвала ментальными неудачниками. У самодостаточных, успешных людей такие чувства не возникают: они, где бы сейчас ни находились, -- в России или вне её - себе и окружающим уже "всё доказали", и теперь хотят жить, радуясь подрастающим или мужающим детям, если они у них есть, или просто наслаждаясь жизнью во всех её столь бесконечных и прекрасных проявлениях. На самом деле у нас, бывших соотечественников, гораздо больше общего, а не различного, потому что судьба уже связала нас в прошлом и может объединить в настоящем и будущем. Мы все, хотим этого или не хотим, являемся людьми русской культуры. Если кому-то повезло или повезёт воспринять ещё и американскую, или, например, немецкую -- прекрасно! У евреев теперь появилось гораздо больше возможностей узнать об истории и традициях своего народа, и многие, что можно только приветствовать, стремятся приобщиться к корням. Но русская культура, русское искусство уже в нас, и от этого никуда не деться, и это тоже наше богатство и радость. Давайте же как рачительные хозяева будем приумножать наше богатство, а не разбазаривать добро, доставшееся нам от предков! Я не призываю не обсуждать проблемы взаимоотношений двух народов, волей судеб уже 200 лет живущих вместе. Так было много лжи и провокаций в освещении этой темы, что понятно желание разобраться в том, как же всё происходило на самом деле. Просто выяснять это надо без предвзятости и честно. Только тогда мы сможем понять и простить друг друга. Воинственный же национализм, без сомнения, -- дело маргиналов. Вот пусть они себя и тешат всевозможными подсчётами: кто евреев -- гениев, а кто -- злодеев. (А, кстати, эти понятия всё же "совместны" или таки "не совместны"?) Почему-то на память пришла история о том, как Авраам рядился с Богом, сколько праведников должно быть в городе, чтобы Господь пощадил его и не предал разрушению. Неужели же наши русские соотечественники не найдут достаточного числа праведников среди евреев -- людей русской культуры, ради которых можно было бы простить весь еврейский народ, если он в чём-то виноват перед ними? И неужели евреи не отыщут среди русских своих кумиров, о которых с любовью и благодарностью смогут подумать даже при самых горьких своих воспоминаниях? Мне кажется, что противоречия, возникающие между нами, бывшими соотечественниками, хотя и неизбежны, как при всяких серьёзных катаклизмах (а эмиграция, безусловно, очень серьёзное испытание), в то же время вполне разрешимы. Нужно только доброе желание понять друг друга. И, может, ещё немного юмора и умения взглянуть на себя со стороны.