Эстер Кей. Маршал, XV
Дата: Thursday, December 30 @ 00:00:00 MSK
Тема: Diaspora


33. БУКЕТ ДЛЯ ТЕЩИ

Пребывание ребят в любавической йешиве Бруклина удалось усилиями дирекции продлить до полугода, но и эти полгода кончились довольно быстро. Прилетев из Нью-Йорка в аэропорт Шереметьево, Маршал с большим трудом пробился к междугородным телефонным автоматам и дозвонился до Ростова. Его поезд должен был отходить через несколько часов с Казанского вокзала. Он сообщил Галиной маме, которая подняла трубку, номер поезда и предполагаемое время прибытия в Ростов, после чего с облегчением пошел получать свой багаж, выдаваемый в одном из залов аэропорта.
На таможне его заставили предъявить все вещи, распаковать чемодан, долго копались в «предметах религиозного культа», чуть было не отобрали предназначенные для невесты серебряные подсвечники. Косились на радиоаппаратуру (которую он вез, конечно же, для перепродажи). Таможенникам не удалось к нему придраться, так как у него на все были документы о законном приобретении, а количество вещей было относительно невелико.
У аэропорта он взял такси и поехал на Казанский вокзал. Таксист содрал с него деньги, как с интуриста... Но Маршал так боялся пропустить поезд, что не стал торговаться. Билета, естественно, у него не было — да и зачем? Следовало лишь найти покладистого проводника, сунуть деньги и — в крайнем случае — устроиться на третьей полке. Состав тронулся. Блики фонарного света поехали по сетке, столику, вещам пассажиров. Вагон был плацкартный и не слишком забитый людьми. Тем не менее, когда он отправился к проводнице за постельным бельем, ему было предложено другое место.
— Спи у меня, гражданин хороший, — обрадовалась проводница, почему-то изъявляя по отношению к нему непритворную ласковость, готовность приголубить, точно он был какой-нибудь горемычный солдатик.

«С высокой крыши — в глубокую яму». Прямо из Севен-Севенти, резиденции святого Ребе — и вдруг угодить в полутемный коридорчик раскачивающегося вагона, к такой откровенно неразборчивой проводнице.
Он не отреагировал ни взглядом, ни словом — и даже не обратился с вторичной просьбой выдать постельное белье. Так и проспал на голом матрасе. Но зато во сне увидел Галю, в утреннем свете, лучившемся вокруг забранных наверх волос, играющую на пианино что-то хрустально-переливчатое. Прелестная линия ее плеч, шеи, профиля. Отыграла — и подняла на него глаза.
Утром пошел в тамбур молиться шахарис. Окурки на полу. На стенке — запасной кран и огнетушитель. Наглядное пособие по использованию последнего. Поля, прыгающие за стеклом. Мокрые, родные поля. «Срафим, офаним и хайот а-кодеш» — ангелы, поющие Б-гу песнь, возглашающие хвалу с шумом великим. Поезд несется, пол и стенки тамбура участвуют в дерганьи и громыханьи всего вагона, а ангелы, возглашающие хвалу, облепили огнетушитель и взирают круглыми очами. Да нет, это не ангелы. Это мужики прут мимо — в вагон-ресторан. Проходите, ребята, не глазейте. Что, никогда не видели тфиллин?

* * *

Галя помчалась на вокзал, будто все еще была восьмиклассницей, которая бежала вприпрыжку, радуясь тому, что покаталась с Маршалом на лошадях... В ушах у нее звучали строки его письма: «Имей в виду, что я не смогу ни обнять, ни поцеловать тебя при встрече. Таковы правила кошерного еврейского поведения. Зато после свадьбы... Молчи, мое сердце...»
«Как я буду его называть? Маршал, Боря или Борух? Будут ли его родители на вокзале? Приедет он один или с каким-нибудь другом? Как он вообще выглядит? И неужели с тех пор, как мы расстались, прошло целых два с половиной года?»
Маршал уже задолго до прибытия в Ростов сложил все свои вещи и нетерпеливо высматривал через окно вагона, какая сейчас станция и скоро ли Батайск. А после Батайска его волнение еще усилилось. В Батайске он выбежал на перрон и успел купить букет цветов. Потом вспомнил, что, строго говоря, по еврейскому закону не полагается ничего дарить девушке до помолвки. А помолвки у них с Галей еще не было. Что же делать? Каким образом вручить ей букет?
Перроны ростовского вокзала вскоре обступили поезд. Маршал стоял в тамбуре и выжидал, пока поезд остановится. Наконец этот миг настал. Пассажиры стали высаживаться из вагона, и он тоже вышел из поезда. На перроне толпились люди, и Маршал решил немного выждать, постоять на одном месте. Он положил букет поверх чемодана и закурил, чтобы справиться с волнением. Как она выглядит? Какая у нее прическа? Одно ясно: что глаза ее чудные — все те же и что она тоненькая, как раньше, только уже не по-девчоночьи, а по-девичьи. Увидев на перроне Галю, он бросил сигарету, схватил чемодан и цветы и быстро подошел к ней.
— Здравствуйте, девушка! — воскликнул он, чувствуя, что встреча получается совершенно идиотской: ни тебе восторженных объятий, ни горячих поцелуев. Только «здравствуйте» — и цветы, которые вообще непонятно как следует дарить.
— Это букет для твоей мамы, — сказал он, будучи находчивым парнем, — для моей будущей тещи!
Галя приняла букет молча. И очень хорошо поступила. Потому что ее глаза выражали любовь в такой мере, что, если бы она еще и заговорила, то это было бы для него слишком.
Ибо уже от их встретившихся взглядов в мыслях у Маршала помутилось, он не знал, что делать со своими руками, которые могли бы так запросто сгрести Галю в охапку и понести ее по перрону прямо с цветами... однако проблема все-таки могла быть решена, и вот как: одной рукой он взял чемодан, а другой описал в воздухе некую дугу, при этом говоря: «Пройдем же в здание вокзала!»
И они пошли рядом, беспредельно счастливые, не дотрагиваясь друг до друга, но ощущая непонятно как создавшееся, абсолютное единство... Поднялись на железнодорожный мост, не замечая ничего вокруг себя... Неяркое закатное солнце лучилось над Доном. Над Доном? Или над Иорданом?
О, Тихий Дон. О, Тихий Иордан.
Еврейский дух зачем мне Б-гом дан.

34. СНОПЫ И ЗВЕЗДЫ (АЛУМИМ ВЭКОХАВИМ)

«В снах библейского Йосефа присутствуют снопы и звезды по числу колен Израиля. И сам он — в их числе, одновременно будучи над их числом и самим их существованием. Так и Ребе. Он — в числе всех евреев, но он и надо всеми....Снопы выражают идею „собирания“. Каждый еврей — собиратель снопов. Под снопами понимаются те искры святости, те элементы Б-жественного, которые были использованы евреем в процессе его жизни и тем самым подняты к своему Высшему Источнику. Разбросал Б-г евреев по свету, чтоб притянули к себе как магнитом и возвысили затерянные среди несвятого искорки Б-жественного света. Выбирание искр — такова работа каждого отдельного еврея. В чем, в ком эти искры? В людях с хорошими, чистыми душами, которые способны понять, прочувствовать, приобщиться к идее Б-га. Есть искры и в животном, и в растительном. Даже в неживой материи. И это все должно быть задействовано евреем в его служении Б-гу....А когда эта еврейская работа увенчивается успехом и все искры уже притянуты и высвобождены из плена — тогда пришло время увязывать их в сноп. А потом снопы, собранные всеми евреями в течение всей их жизни, приходят и кланяются главному снопу — Ребе, лидеру поколения. Йосеф-праведник и был таким лидером для всех людей своего поколения. Вот и в наше время задача Ребе — увязать все снопы в один и передать Б-гу, ибо Единому подобает Единое».
...Такую речь сказал Борух-Маршал старикам, членам ростовской религиозной общины, сидевшим за свадебным столом. Глубокая была речь, философская. Кто-то из стариков, слушая ее, припомнил выступления Пятого Любавического Ребе, жившего в Ростове в начале двадцатых годов, и ученые собрания хасидов, и сказал вслух про жениха: «А хасидише юнгерман»... Остальные с трудом понимали то, о чем Борух-Маршал говорил. «Это хасидус, это устная Тора, это тайное учение», — пояснял им исполнявший обязанности раввина Йося. «Давайте еще по стопочке... Лехаим, лехаим», — весело отзывалось большинство пировавших, не удосуживаясь вдуматься в речь жениха. Кто-то даже закричал: «Горько!» — как на русских свадьбах. А родители Гали недоумевали: неужто это и вся свадьба? Неужто не надо заказывать банкетный зал, тратиться на ужин с музыкантами? Удивительные молодые люди! Как будто тайком женятся. Ни на что второстепенное не тратят силы, время, деньги. Только на главное. На то, что им представляется главным, а именно — чтобы все было «кошерно». По Торе. Так Борух-Маршал сумел объяснить родителям своей молодой жены.
...Она была в своем белом платье тоненькая и милая, его невеста. Ночное небо многократно ответило «Амен» на свадебные благословения, произнесенные канторами дядей Мишей и дядей Яшей, вместе с горсткой других собравшихся перед синагогой евреев. Новобрачных ждала в ту ночь комната в гостинице у речного вокзала. Тихий Дон, он же Иордан, плескался себе вдоль набережной, по которой они гуляли. Они постояли обнявшись у причала, у безмолвной воды. На Галины плечи был накинут черный пиджак Маршала.
— Снопы и звезды... снопы и звезды... — прошептала она, посмотрев на воду, — правда ведь, они чем-то похожи: смотри, когда звезды отражаются в воде, то они растекаются и распадаются на целый ворох света. Снопы света.
— Ты, похоже, единственная, кто прислушался к моей мудреной речи, — усмехнулся он, — душенька моя родная...
— Значит, мы теперь будем в Ростове «снопы собирать»? Учить других евреев Торе, привлекать к святости всех и все, что нас окружает?.. Как это здорово!.. А потом — поедем к этому Ребе, про которого ты мне рассказывал?
— Обязательно, — серьезно ответил он, глядя на проплывавший теплоход, полный музыки и огней.
В банкетном зале гостиницы, куда они заполночь вернулись с набережной, шло обычное для этого бойкого места веселье... богачи, воры, прочие лихие люди и их спутницы выплясывали танго, рок-н-ролл... между столиками сновали официанты...
— Надо же, — сказала Галя, — насколько мы другие, не такие, как вся эта веселая публика. Как будто все наше существование происходит из совсем другого источника. У нас — особая задача в мире... Снопы и звезды.
Они вошли в душную, стоявшую весь день запертой на жаре гостиничную комнату, распахнули настежь окно, и Галя поставила в вазу розы, которые он подарил ей на свадьбу. Сверчки стрекотали в кустах боярышника под окном. Ночь становилась все более звенящей и упоительной. Степь на другом берегу реки молча дышала. Занавеска на окне едва заметно колыхалась. Запах роз наполнял комнату…
В их городской квартире, где они стали жить вместе с ее родителями, бывшая дедушкина комната стала теперь их спальней. В ней были розовые обои, и когда наступало утро, солнце разгоралось на них живо, ярко, так что сразу хотелось вставать. Слышалось громыханье посуды в соседской кухне, детские голоса в садике под самым окном. Отец, завтракая перед уходом на работу, включал репродуктор, который начинал бормотать что-то про сбор урожая, рост валовой продукции... Мама провожала папу на работу, и тогда вставали молодые супруги.
Отец Боруха-Маршала подарил новобрачным свою машину, так что теперь Гале с мамой не надо было, как прежде, садиться по утрам в дребезжащий трамвайчик. Борух-Маршал умел водить машину — сдал на права еще в Киеве. Его отношения с собственным отцом, как ни странно, не испортились. «Говорят, дочь — отрезанный ломоть, — шутил, бывало, отец, — а тут ты у меня — точно отрезанный ломоть. Не пожалеешь ли? Будет тебе, что ль, хорошо там, с евреями?» На свадьбу в синагогу отец прийти категорически отказался, бросив: «У евреев свой кагал, я там ни к чему. Мать пусть идет за нас обоих!»
Но он отнюдь не мрачнел от такого поворота событий в жизни Маршала. Гордился поездкой сына в Америку, впервые в жизни держал в руках долларовые бумажки, дивился привезенному Маршалом набору инструментов для починки сельской техники... Чтоб пропасти между ними не возникало, Маршал поставил себе за правило каждую неделю бывать у отца — хоть бы и без особой надобности. Вместе повозиться, как прежде, с каким-нибудь барахлящим трактором или комбайном, вместе перекусить ужином, старательно приготовленным матерью по законам кашрута. Отец груб, не очень симпатичен, не очень умен. Но это отец. Отцов не выбирают и не перевоспитывают. Им воздают должное.

35. ЙОСИНЫ УГОВОРЫ

У Галиной мамы был специальный кошелек с синагогальными деньгами, вручаемыми ей Йосей еженедельно для покупки продуктов, и по пути в синагогу они с Маршалом заезжали на рынок и покупали все, из чего можно было приготовить еду кошерным образом. В багажник «Москвича» погружались овощи, фрукты, крупная рыба вроде сазана, пакеты с мукой и сахаром...
В синагоге Маршал успевал перед молитвой помочь на кухне в самых трудоемких процессах — если случалось, что не было воды на втором этаже, то приносил снизу воду, наполнял большие кастрюли и ставил их на газ, разделывал рыбу, чтобы Галиной маме приходилось тратить на это меньше сил. В десять утра шел молиться вместе со стариками, и, если у них возникали вопросы по поводу того, какие изменения или вставки требовались в тот день в тексте молитв или какой фрагмент из Торы надо было прочитывать, то он по просьбе Йоси давал необходимые разъяснения. Йося давно уже замыслил вместе с семьей уехать из Ростова в США, в славный город Чикаго, да только как бросишь синагогу, любимое детище? Вот почему для него появление в синагоге грамотного молодого помощника было как нельзя более кстати. Ссылаясь на свою бесталанность, он все чаще намекал, что Боруху-Маршалу подобало бы взять в свои руки бразды управления общиной. Намеки становились каждый раз более явными.
Один раз он «взял быка за рога» — повел молодого помощника сразу же после молитвы, не снимая с себя талеса, в свой кабинет для конфиденциального разговора. Проходя через секретарскую, как бы впервые представил ему свою секретаршу — Галю, с улыбкой порекомендовал ее как ценного и толкового работника. Потом открыл дверь своего офиса и жестом пригласил их обоих, Боруха-Маршала и Галю, зайти внутрь. Офис был отделан светлым деревом, снабжен кондиционером, уставлен шкафами и сейфами. В середине его стоял большой полированный стол, на одной из стен висел портрет Ребе. На окнах красовались бежевые занавески, месяц назад сшитые портнихой Мариной Охременковой по спецзаказу синагоги.
— Друзья мои, — сказал Йося, — я хочу поговорить с вами откровенно. Вы видите, что кое-что мне удалось в синагоге улучшить, кое-какие ремонтные работы произвести... Б-г не забыл Своими милостями наш город, и община потихоньку начинает просыпаться от семидесятилетней спячки.
...Но, — продолжал Йося, — между нами говоря, какой из меня раввин? Или даже «исполняющий обязанности раввина»? Я — человек неученый, всю жизнь работал зубным техником, и только участие в московском подпольном семинаре по иудаизму в какой-то мере заполнило «дыры» моего еврейского воспитания. Вся моя удачная хозяйственная деятельность была таковой потому, что хорошо ладил с обкомом и горсоветом, а это объясняется двумя причинами. Во-первых, я все местное начальство знаю — зубы им лечил в специальной обкомовской клинике, где мне посчастливилось в свое время работать. Ну, и жена моя — крупная фигура в сфере снабжения, заведующая продовольственной базой. Она у меня, как всем известно, славная русская женщина... Вот так и сумели мы синагогу «на ноги поставить».
Маршал молчал, проявляя такт. Галя и подавно помалкивала, впервые слыша такие откровения от обычно замкнутого в себе начальника.
Йося развел руками: «Так что видите, мне раввином быть не пристало, и я сам не желаю продолжать эту двусмысленную ситуацию. На самом деле, я всегда считал себя завхозом синагоги. А в качестве такового не являюсь незаменимым. И вполне могу позволить себе уйти в отставку в связи с предстоящим отбытием моей семьи в Соединенные Штаты. А ты, Борух, пока что возглавишь общину».
Галя посмотрела на мужа с нескрываемым восторгом и ликованием. Однако Борух-Маршал этого восторга отнюдь не разделял. Он поправил талес на плечах и сказал: «Кто я такой, чтобы возглавить общину? Это во-первых. У меня нет ни вашего ума и способностей, ни житейского опыта, ни знания людей. Во-вторых, разве на такую должность не назначают официальным образом московские руководители общин? Поговорите с Центром, пусть пришлют из Москвы раввина. Или из Израиля».
Йося не ожидал наткнуться на сопротивление. Он с недовольством забарабанил пальцами по столу. Маршала это не смутило, и он продолжал излагать свои доводы неторопливо и вдумчиво:
— Это же очень ответственная должность, реб Йося. Хотя на практике она действительно больше выглядит как работа завхоза, но все же она этой своей стороной не исчерпывается. Как вы это и сами заметили. И моих знаний и моего жизненного опыта для такой должности явно недостаточно. Я способен быть преподавателем Торы для детей, для молодежи. Могу быть помощником и переводчиком раввина, если потребуется. Но настоящего раввина вы обязательно должны добыть, иначе как вы можете уехать в Америку и бросить здесь все?
— Я думал, что ты, хотя бы временно, согласишься меня заменить.
— Я не раввин, Йося. Это же смешно такое подумать! — сказал Маршал почему-то с одесским акцентом. — Старики не будут меня слушать.
— А мне кажется, будут.
— Видите, Йося, в данный момент даже вы, считающий меня таким грамотным, не слушаетесь моего совета, — сказал Маршал, — я вам высказал свою точку зрения, а вы ее оспариваете.
— Но у меня нет другого выхода! В Москве тянут с решением этого вопроса, а мой билет на Америку уже куплен. Значит, тебе придется оставаться здесь за главного.
Борух-Маршал пожал плечами, показывая, что его нелегко привести в замешательство и вынудить на поспешные, непродуманные решения.
— Нет, Йося, нет. Положение вовсе не такое уж безвыходное... Вы можете поручить руководство общины дяде Мише, председателю религиозной «двадцатки». Или поставить Центр в известность о том, что уезжаете и предоставить им самим решать этот вопрос. В любом случае я не хочу иметь ничего общего с финансовыми и деловыми обязательствами синагоги, со всеми текущими делами, счетами, со всей этой «головной болью», потому что я просто-напросто не гожусь на эту роль. Вы со всем этим до сих пор справлялись, вам и надлежит подыскать человека или даже двоих, которые смогли бы вас сменить на этом посту.
Йося промолчал. Борух-Маршал добавил более уступчиво: «Пусть пришлют официального раввина, и я готов быть его помощником».
Йося заговорил со всей убедительностью:
— Ты не представляешь себе... Ты просто не понимаешь — что значит «вызвать из Израиля настоящего раввина»! Купить билеты, оформить визы, переселить целую семью в непривычные условия, в недружелюбное по отношению к евреям окружение, обеспечить эту семью охраной, едой, транспортом, выплачивать зарплату в долларах... Мне уже год обещают, что пришлют такую семью, но это же нереально!
Борух-Маршал развел руками.
— Значит, в Ростове не будет раввина. Будет только председатель общины — дядя Миша, и какой-нибудь опытный счетовод-бухгалтер, который примет от вас дела. А я смогу вести уроки и давать консультации по кое-каким вопросам, связанным с Торой.
Галя вышла из кабинета, чтобы принести руководящим работникам по чашке чаю. А когда вернулась, то увидела графин с водкой, всегда стоявший на столе, наполовину опустошенным. Йося обмывал водкой и скупыми слезами свой грядущий отлет, Маршал ему сочувствовал и хлопал по плечу. Йосино лицо с выделявшимися на нем круглыми бровями, выпуклыми глазами и темноватыми тяжелыми складками подглазий было обрамлено черной окладистой бородой и выглядело купеческим, житейски-мудрым и усталым. Лицо Маршала — горбоносое, молодое, — выражало живость, динамику.
— Борух, будь человеком, возьми мою должность, — просил Йося, пьянея для видимости и для большего расположения собеседника. — Нет, не возьму, — отвечал Маршал, не пьянея вовсе, — на вашу должность надо человека умного, как Карл Маркс и Фридрих Энгельс, вместе взятые...
Из московской синагоги позвонил «сам» товарищ Шайкевич, позвал к телефону Боруха-Маршала и сказал ему проникновенным тоном: — Сколько тебе лет? Двадцать? Сможешь выполнить важное, ответственное задание?
— Говорите, что надо — там посмотрим, — сказал Маршал, не подкупаясь таинственностью обращения.
— Нам твой учитель, реб Мордхе, очень тебя рекомендовал как умного и Б-гобоязненного человека.
— Ну?..
— Вот мы и решили тут, в Москве, что на то время, пока некому руководить ростовской общиной, попросим тебя проконтролировать ситуацию.
Маршал выдержал паузу.
— О каком периоде времени идет речь? — спросил он отстранено, точно его мало это интересовало.
— Полгода, год.
— Это большая разница — полгода или год.
— Год.
— Или полтора?
— Или полтора.
— Ясно, — усмехнулся он, — до самого Мошиаха, значит.
— Мошиах — это само собой.
Маршал, видя, что разговор сбивается на шутки, заговорил сурово:
— Послушайте, с чего вы взяли, что я вообще способен быть исполняющим обязанности раввина? Разве мне под силу такое? Ведь потом сами же будете мне названивать и ругать — мол, дров наломал, того-сего натворил... Зачем мне этот «кадохес ун кренк»? А если вам временный завхоз нужен — так и скажите! Я никогда завхозом не был и быть не собираюсь. Пусть сдадут все ведомости, счета, кассу честному бухгалтеру, а я готов взять на себя Йосины уроки и проведение молитв и шабатов.
— Так чего ты боишься? Ответственности за материальные дела или за духовные?
— Я ничего не боюсь! Но я считаю, что нельзя поручать Йосину работу человеку вроде меня, молодому, неопытному, без связей, без авторитета в глазах стариков... Это неразумно!
Шайкевич молчал.
— Я завтра выезжаю в Ростов, — сказал он после молчания, — там, на месте, разберемся.
...Галя помогала маме на кухне, резала дыни к вечернему молодежному собранию в честь дня рождения Предыдущего Любавического Ребе. Маршал зашел в кухню взволнованный своей беседой с Шайкевичем.
— Ну, как дыньки? Хорошие — или надурил нас армянин? — спросил он, притворяясь беззаботным. Дыни они купили в Нахичевани, армянском районе Ростова.
— Попробуй, вроде бы хорошие. — Галя положила ему на тарелку ломтик, — а зачем тебя к телефону звали?
— А, московское начальство, башку крутит. Честное слово, если они меня так будут донимать, я отсюда сбегу.
— Тебе так сильно не хочется быть раввином?
— Да не раввином, а козлом отпущения! Пойми, ведь кто знает Йосины дела? Кто проверял его отчетность? Кому и какие деньги синагога должна? На кого в общине можно положиться? Какие связи у Йоси есть в том же горкоме, каким образом он добился разрешения на достройку? Откуда поступают средства? Почему ему самому вдруг надо так поспешно уехать?
— Вот и мой папа, — вздохнула Галя, — тоже такой подозрительный! Он думает, что не исключено, что Йося общинные деньги на какой-то счет в Швейцарском банке перечислил...
— Я этого не говорю, — остановил ее Маршал, — у меня нет никаких оснований кого-либо в чем-либо подозревать! Я просто не собираюсь быть Иванушкой-дурачком.
— И чем же закончился этот телефонный разговор с Москвой? — поинтересовалась мама.
— Тем, что человек из Центра приедет завтра, чтобы вместе со мной и с Йосей разбираться.
— Ну, так в его присутствии и задай все свои вопросы, и выясни, какова ситуация на самом деле, — посоветовала мама.
Маршал согласился с ней, но не окончательно. Ему казалось, что он один будет слаб против двоих. Он чувствовал, что ему необходимо посоветоваться со своим наставником, реб Мордхе. Пойти на почту и отбить ему телеграмму в Киев? Или позвонить ему домой? Дорого междугородний звонок делать, но придется, пожалуй.
Реб Мордхе выслушал своего ученика и сказал так:
— Дело это, несомненно, важное, и я сам тоже приеду, чтобы присутствовать при передаче документации. Я не хочу, чтобы тебя потом в чем-либо обвинили. Ты совершенно прав в своих опасениях. Не раз и не два местные руководители общин «делали деньги» на синагоге и сбегали за границу. Недавно в Житомире была такая история... Йося — прекрасный человек, но опыт показывает, что всех надо проверять.
— А если с отчетностью все в порядке, то вы полагаете, что я могу взять на себя обязанности раввина?
— Да, Борух. Без сомнения. Если в городе нет никого более грамотного, чем ты, то это тебя обязывает.
— А канцелярские дела? У меня к ним нет ни малейшего таланта! А Йося сам был и за бухгалтера, и за завхоза...
— Надо потребовать, чтобы выделили ставку для завхоза. Тебе не надо возиться с мелкими делами, ты — выше этого. Ты — посланник Любавического Ребе в Ростове-на-Дону.
— Посланник... Только до тех пор, пока не пришлют из-за границы настоящего раввина! Не более того!
Реб Мордхе счел нужным дать ученику некоторое разъяснение.
— Пойми одну вещь, Борух. Знаешь русскую поговорку — «За одного битого двух небитых дают»? Так вот: за одного своего, советского, здешнего, «битого» российской жизнью человека дают двух и более иностранных, пусть даже самых грамотных. Иностранец он и есть иностранец. Во-первых, содержать такие приезжие семьи очень хлопотно. Запросы у них западные, жизненные стандарты высокие. Не в каждом месте умеют принять такую семью, не всегда она приживается в России. Такие попытки уже делались, и результаты не очень блестящи. Поэтому ваша молодая семья, ты и Галя, скорее всего, и останетесь самым надежным штабом Хабада в Ростове. Приезжий раввин появится и, быть может, улетит обратно в теплые края. А вы приобретете опыт работы с людьми, научитесь и с деньгами обращаться, и с местными властями контачить, и поднимите всю еврейскую жизнь на должный уровень. Это для Ростова будет хорошо.
— Но что такое — должный уровень? — не понял Маршал, — и что такое — «недолжный»?
— Это уже не по телефону, Борух. Приеду — обсудим.
...Следующие дни проходили в долгих заседаниях — сначала «тройки», потом «четверки», а затем и всей синагогальной «двадцатки».
Отчетность была проверена, насчет своих связей с горкомом Йося пояснил, что просто лечил горкомовцам зубы в особой партийной клинике, вот они его и уважали, все документы и наличность, как выяснилось, были в порядке. И зарплаты работникам он выплачивал честно, и сметы оформлял правильно. У стариков были к нему претензии, но несерьезные,— так просто, по-стариковски позлословить хотели. В общем, вышел Йося из всей истории чистым, как голубь. А Маршал, пересказывая дома жене все события и факты, заключил свой рассказ следующим поучением:
— Знаешь, жил-был однажды рабби по имени Элазар бен Азарья. И обратились к нему самые видные мужи Израиля и попросили, чтобы он стал главой Синедриона. Сказал он своей жене — так, мол, и так, хотят назначить меня на должность главного раввина. А жена ответила: зачем тебе искать бед на свою голову, ты ведь молодой, тебе всего семнадцать лет, эти ученые мужи будут тобой пренебрегать! И в ту ночь совершил Б-г чудо, и стали волосы рабби Элазара седыми, белыми, как снег...
— Действительно, — сказала Галя, — я вот то же самое говорю: зачем тебе нужна эта головоломная должность. Старики ведь, чтоб они были здоровы, — такие сварливые и требовательные, на них не угодишь! И к тому же мне так нравятся твои черные волосы и я вовсе не согласна, чтобы они поседели за одну ночь!

Продолжение следует


www.moshiach.ru





Это статья Jewniverse - Yiddish Shteytl
https://www.jewniverse.ru

УРЛ Этой статьи:
https://www.jewniverse.ru/modules.php?name=News&file=article&sid=678
Jewniverse - Yiddish Shteytl - Доступ запрещён
Наш Самиздат
Евреи всех стран, объединяйтесь!
Добро пожаловать на сайт Jewniverse - Yiddish Shteytl
    Поиск   искать в  

 РегистрацияГлавная | Добавить новость | Ваш профиль | Разделы | Наш Самиздат | Уроки идиш | Старый форум | Новый форум | Кулинария | Jewniverse-Yiddish Shtetl in English | RED  

Help Jewniverse Yiddish Shtetl
Поддержка сайта, к сожалению, требует не только сил и энергии, но и денег. Если у Вас, вдруг, где-то завалялось немного лишних денег - поддержите портал



OZON.ru

OZON.ru

Самая популярная новость
Сегодня новостей пока не было.

Главное меню
· Home
· Sections
· Stories Archive
· Submit News
· Surveys
· Your Account
· Zina

Поиск



Опрос
Что Вы ждете от внешней и внутренней политики России в ближайшие 4 года?

Тишину и покой
Переход к капиталистической системе планирования
Полный возврат к командно-административному плану
Жуткий синтез плана и капитала
Новый российский путь. Свой собственный
Очередную революцию
Никаких катастрофических сценариев не будет



Результаты
Опросы

Голосов 716

Новости Jewish.ru

Наша кнопка












Поиск на сайте Русский стол


Обмен баннерами


Российская газета


Еврейская музыка и песни на идиш

  
Jewniverse - Yiddish Shteytl: Доступ запрещён

Вы пытаетесь получить доступ к защищённой области.

Эта секция только Для подписчиков.

[ Назад ]


jewniverse © 2001 by jewniverse team.


Web site engine code is Copyright © 2003 by PHP-Nuke. All Rights Reserved. PHP-Nuke is Free Software released under the GNU/GPL license.
Время генерации страницы: 0.033 секунд