Jewniverse - Yiddish Shteytl - В.А. Дымшиц. С.А. Ан-ский и В. Я. Пропп, или что еврейского в еврейской сказке?

У истоков фольклористики стоят два взаимосвязанных движения европейской мысли: романтизм и национализм. Фольклор, как его понимали романтики, должен был прежде всего показать "местный колорит", раскрыть "душу народа". Увы, фольклористы сами рубили сук, на котором сидели: чем больше было собрано сказок, тем сильнее становилось заметным в них общее по сравнению с особенным, национальным. Наконец, полное господство типологического метода привело к тому, что теперь уже никто - кроме профессиональных патриотов - не знает ответа на вопрос: что же значат эти загадочные слова - "душа народа"?

Между тем, еще в начале ХХ в., поиск национальной сущности в повествовательном фольклоре был делом вполне естественным. Именно в это время, гораздо позднее, чем у других народов Европы, начинается собирание сказок евреев-ашкеназов. Сразу заметим, что в том, что еврейский фольклор начинают собирать очень поздно, нет ничего удивительного. В словосочетании "еврейская народная сказка" есть нечто подозрительное для романтической концепции устного народного творчества. Евреи Восточной Европы совсем не годились на роль традиционных носителей фольклора. Во-первых, они были преимущественно горожанами, во-вторых, поголовно грамотны, причем к их услугам были не только "святые" и душеполезные, но и просто развлекательные книги, как на древнееврейском языке, так и на идише. Еврей - торговец или ремесленник, как носитель идеи городской, буржуазной жизни противостоял идеальному образу носителя фольклора - крестьянину.

Что касается еврейского национализма, то он, возникнув достаточно поздно, сразу приобрел форму палестинофильства, и, затем, сионизма, то есть был построен на отрицании народа "как он есть" во имя народа "каким он должен быть" и отрицании идиша во имя иврита.

Только в начале ХХ в. появились предпосылки к изучению еврейского фольклора, а именно, неоромантическое движение в еврейской литературе, с одной стороны, и интерес к "простому народу", подогревавшийся социалистическим движением, с другой. Недаром у истоков еврейской фольклористики стоит профессиональный революционер, эсэр С. А. Ан-ский (Шлойме-Зайнвил Рапопорт, 1863-1920). Ан-ский - "отец еврейской фольклористики" - не только один из первых собирателей еврейского фольклора, но, прежде всего, первый исследователь, попытавшийся теоретически осмыслить еврейское народное творчество.

Ключевую роль в наследии Ан-ского-фольклориста играет его программная статья "Еврейское народное творчество".1 В ней он излагает свои теоретические взгляды на особенности еврейского фольклора, в первую очередь, еврейской волшебной сказки, подкрепляя свои выводы целым рядом примеров. В этой статье Ан-ский опирается на отдельные записи, сделанные им в 1906-1908 гг. и на детские воспоминания. Таким образом, представление о том, что есть еврейский фольклор, сформировалось у Ан-ского еще до начала организованных им в 1912 г. фольклорно-этнографических экспедиций, то есть до начала систематической собирательской работы. Неудивительно, что это представление оказало существенное влияние на направление его экспедиционной работы и на характер собранного материала.

Главный вопрос, на который пытается ответить в своей статье Ан-ский, это вопрос о специфике еврейского народного творчества, о том что "еврейского" в еврейской сказке. Сама по себе постановка этой проблемы (как было сказано выше, почти не понятной современной фольклористике с ее господством типологического подхода), прямо связана с другой проблемой, которую Ан-ский также обсуждает в своей статье "Еврейское народное творчество". Он пишет:

...индифферентизм проявляет наша интеллигенция к еврейской этнографии и фольклору, к той сокровищнице народного творчества, которая одна только может нам дать истинное представление о национальном характере и миросозерцании еврейского народа, о его культурно-бытовых, психических и моральных особенностях. <...>2

В настоящее время перед нами стоит неотложная задача: организовать систематическое и повсеместное собирание всех видов народного творчества. <...> Пора создать еврейскую этнографию!3

Ан-ский обосновывает дело еврейской этнографии и фольклористики как первоочередную национальную задачу, он озабочен не столько научной, сколько общественной стороной дела. Для Ан-ского изучение фольклора - прямой путь к постижению народа: в фольклоре спрятана национальная сущность, "душа народа". Таким образом, выявить специфику еврейской сказки означает выявить специфику исторической судьбы еврейского народа, не только его прошлого, но и будущего. Для Ан-ского, как для общественного деятеля и революционера-народника, такой подход был совершенно естественным.4

Итак, Ан-ский, оставаясь и в своей научной работе в первую очередь общественным деятелем, искал и находил в еврейских народных сказках идеологию. Точнее, он сравнивал свои идеологические представления с эмпирическим материалом и находил в фольклоре то, что хотел в нем найти.

Так, одной из центральных идей статьи "Еврейское народное творчество" является представление о том, что в отличие от фольклора других народов, прославляющих физическую силу, еврейский фольклор полон прославления силы духа. Ан-ский пишет:

Еврейское народное творчество не знает богатырей физической силы <...>, но зато мы в этом творчестве встречаем столь же, если не более могучих богатырей духовной силы, которые действуют не мечом, а словом или духом.5

Чтобы доказать этот тезис, столь же для него важный, сколь и спорный, Ан-ский вынужден делить произведения фольклора на "оригинальные" и "заимствованные", причем в разряд оригинальных попадают только те фольклорные тексты, которые удовлетворяют выработанным им критериям. Так, например, Ан-ский пишет:

В оригинальных сказках и песнях <...> совершенно отсутствует героический элемент, отсутствуют мотивы борьбы на почве материальной, физической силы. Даже в явно заимствованных сказках и легендах (как, например, "Центурья-Вентурья", "Сказка о трех братьях", "Сказка о Бове", о царской дочери, о семи разбойниках и т. п.) этот элемент сильно смягчен и затушеван.6

Таким образом, в число "заимствованных", то есть явно не характерных, попадает целый ряд сказок, который был очень популярен в еврейской среде. Очевидна вся искусственность и ненаучность такого подхода, основанного на a priori известных критериях "еврейскости" еврейской сказки.

Второй важнейшей особенностью еврейской сказки для Ан-ского была ее тесная взаимосвязь с текстами Библии и Талмуда, прямые сюжетные заимствования фольклора из этих текстов.

Заметим, что точка зрения Ан-ского (не столько сопоставлявшего, сколько противопоставлявшего еврейский фольклор всякому другому), не могла не вызвать реакции. "Фольклористический" ответ на "идеологические" построения Ан-ского состоял в том, что, с точки зрения следующего поколения фольклористов (1920-1930-ые гг.), еврейская сказка должна в первую очередь быть похожей на сказку как таковую (то есть на сказки других народов Восточной Европы), а не на пересказ своими словами того или иного письменного источника. Этой точки зрения придерживался в первую очередь крупнейший еврейский фольклорист, собиратель сказок И.-Л. Каган.

Современной науке взгляды Ан-ского могут показаться наивными, и все же нельзя отрицать, что в них присутствует рациональное зерно. Главный вопрос статьи "Еврейское народное творчество": "что <<еврейского>> в еврейской сказке?" - при всей его "ненаучности" - остается актуальным. Ан-ский понимал, что кроме языка повествователя и слушателей, кроме деталей быта и имен героев, должны быть идеологические черты, которые связывают еврейскую сказку с еврейством как с особой культурной конструкцией.

Решая вопрос о специфике еврейского фольклора, Ан-ский не ставил вопрос о жанровой принадлежности разбираемых им текстов, между тем, теперь, благодаря работам В.Я. Проппа, мы твердо знаем, что такое волшебная сказка и какими признаками она должна обладать. Согласно Проппу, мы имеем дело с чрезвычайно жесткой конструкцией, которая сама властно диктует тексту законы его построения, не считаясь с национально-конфессиональной принадлежностью сказителя и его аудитории.7 Итак, имея пропповский эталон волшебной сказки, мы можем подойти с ним к еврейскому фольклору, и с легкостью обнаружим, что целый ряд текстов вполне этому эталону удовлетворяет. Однако, система ценностей заявленная в классической волшебной сказке неизбежно входит в конфликт с "еврейскими" ценностями, прежде всего целый ряд, пользуясь терминологией Проппа, функций (например, женитьба героя-еврея на принцессе-христианке) не может быть реализован. Таким образом, мы видим проблему столкновения двух весьма требовательных систем: кажется, что сказка должна в таких условиях быть или "волшебной" или "еврейской".

Я полагаю, что истина лежит посередине: настоящая еврейская волшебная сказка не только существует, но и берется за почти непосильное дело совмещения жесткого "сказочного" этикета с не менее жесткой "еврейской" системой ценностей. Как же ей это удается?

Знаменитая книга Проппа недаром называется "Морфология сказки": речь в ней действительно идет об особенностях сказки как особой формы повествования. Между тем, в еврейской народной сказке, как и во всем еврейском народном искусстве, происходит совмещение нееврейской формы с сугубо еврейским содержанием.

В еврейской народной культуре (это касается не только сказок) форма и содержание почти всегда имеют разную природу. Форма может быть любой, а потому, чаще всего, является заемной, содержание - только еврейским: заимствованные из других культур элементы, сохраняя свою форму, нагружаются новым смыслом. Это справедливо не только для сказок, но и, скажем, для еврейского народного искусства. Например, арон-кодеш в синагоге, как правило, увенчан двуглавым орлом, явно срисованным с герба (русского или австрийского), но это отнюдь не государственный герб, а символ Всевышнего.

Еврейский повествовательный фольклор, как и все вообще традиционное еврейское искусство, всегда был открыт для инокультурных влияний и необыкновенно легко заимствовал все, что мог и где только мог. Однако все эти заимствования, включая структуру сказки, относились только к области художественной формы и не затрагивали специфические еврейские смыслы и ценности, даже если "сказочная" форма вступала в определенный конфликт с "еврейским" содержанием.

Для того чтобы подтвердить этот тезис разберем текст еврейской волшебной сказки, которая как нельзя лучше демонстрирует совмещение формальных построений Проппа с идеологическими построениями Ан-ского. Она называется:

Удивительная история
о двух братьях, которых унесло на корабле в Ледовитое море,
и об их чудесном спасении.8

В одном городе жили два брата. Одного звали реб Хаим, другого - реб Шимшон. Реб Хаим был очень богат. А реб Шимшон был совсем нищим, но зато какой это был праведник: день и ночь он сидел в синагоге и учил Тору. Однажды реб Хаим сказал реб Шимшону:

- Послушай, брат мой любимый, ты вконец обнищал. Иди ко мне в управляющие, а я уж позабочусь, чтобы твоя семья ни в чем нужды не знала.

Реб Шимшон стал управляющим у своего брата. Однажды реб Шимшон пришел к реб Хаиму и сказал, что должен поведать ему тайну, но сделать это можно только на корабле. Так они и сделали.

Вот они отплыли, и только реб Хаим и реб Шимшон завели разговор, как вдруг налетел страшный вихрь и унес корабль в Ледовитое море. На следующий день, когда реб Шимшон проснулся, он увидел вокруг еще несколько кораблей, которые тоже занесло ветром в это Ледовитое море.

Тогда реб Шимшон выламывает доску из своего корабля, перебрасывает ее другим концом на соседний корабль. Вот они с братом перебрались на тот корабль и видят: кругом лежат люди умершие от голода, а рядом с ними - груды золота и серебра. Тут реб Хаим нашел торбу побольше и начал набивать ее золотом.

А реб Шимшон тем временем пошел от корабля к кораблю. Вдруг видит: стоит стена. И стена эта вся исписана именами погибших. Тогда реб Шимшон взял, переписал все эти имена и говорит:

- Господи, помоги мне выбраться отсюда, и я пройду по всем городам и назову людям эти имена, чтобы женщины перестали быть агунами.

И, уповая на то, что Бог его не оставит, реб Шимшон начал карабкаться по стене. Вдруг кто-то спустил реб Шимшону веревку и поднял его на самый верх стены.

А реб Хаим и взвалил торбу с золотом на спину. Тут он увидел реб Шимшона на верху стены и тоже захотел на нее влезть, но мешок с золотом потянул его назад и он упал. Так пришлось братьям расстаться. Реб Хаим вернулся на корабль, прочитал псалмы и попросил Бога, чтобы он помог ему, помня заслуги его брата.

А реб Шимшон отправился в дорогу. Путь его лежал через лес: деревья там были удивительно красивые, а плоды очень вкусные. Вдруг видит: холм, а в холме - дверца. Подошел поближе, распахнул эту дверцу, а оттуда вылетел страшный вихрь, который, достигнув Ледовитого моря, подхватил корабли и вынес их в открытый океан. Так реб Хаим был спасен.

Вернулся реб Хаим домой и рассказал обо всем. Тогда жена и дети реб Шимшона оплакали своего мужа и отца и уже отчаялись его увидеть.

А реб Шимшон тем временем все брел по лесу, пока не завидел вдалеке царский дворец. Подходит он ко дворцу и видит юношу, одетого во все белое. Тут реб Шимшон присмотрелся: да это же его ученик! Тот тоже узнал его и говорит:

- Рабби, как вы сюда попали?

- А ты как сюда попал? - спрашивает в ответ реб Шимшон.

- Я-то уже давно на том свете, - говорит юноша, - а это и есть Райский сад.

- Если так, - отвечает ему реб Шимшон, - покажи мне дорогу, по которой я мог бы добраться домой, к жене и детям.

- Сам я, рабби, - говорит ученик, - не могу ничего сделать, пойду спрошу праотцев, - и скрылся за дверью.

Вскоре он вернулся, вручил реб Шимшону яблоко и при этом сказал такие слова:

- Вот вам подарок. А идти надо по этой тропинке. Как выйдете на шлях, там уж спросите, и вам укажут путь.

Потом он благословил реб Шимшона, тот ушел, и все вышло по сказанному. Реб Шимшон пошел по тропинке, вышел на широкую дорогу и вскоре добрался до какого-то города.

Вошел в город и видит: повсюду люди стенают и рыдают. Реб Шимшон постучался в первый попавшийся еврейский дом и попросил, чтобы его пустили переночевать. Во время ужина реб Шимшон говорит хозяину:

- Прошу вас, добрый человек, скажите мне, почему в вашем городе все такие печальные?

И тогда тот еврей рассказал ему вот что:

- Город наш - столица. И вот теперь единственная дочь царя заснула мертвым сном и никакие лекарства, никакие врачи не могут ее разбудить. Тогда царь издал указ о том, что если его единственная дочь умрет, он прогонит всех евреев из города, а их добро заберет себе в казну.9 Мы постились, молились, плакали, но ничего не помогло - царевна уже при смерти.

Говорит ему реб Шимшон:

- Идите к царю и скажите ему, что к вам пришел бедняк, который берется вылечить его дочь.

<Реб Шимшон попадает к царю>

Ццарь спрашивает реб Шимшона:

- Ты хвалился, что вылечишь царевну?

- Да, я берусь вылечить твою дочь. А если не вылечу, головой отвечу. Оставьте меня с царевной на два часа, и чтобы больше там никого не было. Я ее посмотрю.

Его впустили к царевне, а царь с царицей встали под дверью и приготовились слушать. Каждая минута казалась им годом! Подошел реб Шимшон к царевне и видит: она вот-вот умрет. Тогда он подносит ей к носу то самое яблочко и говорит:

- Вдохни.

Вдохнула она и чувствует, как возвращаются к ней силы. Так прошло два часа. А утром реб Шимшон снова пошел, заперся у царевны на два часа и опять дал понюхать ей яблочко, и делал так до тех пор, пока она не начала видеть и говорить.

- Послушай, - говорит тогда ей реб Шимшон, - ты никому не должна рассказывать, как я тебя лечил. А будут тебя спрашивать, отвечай, что я лечил тебя молитвой. Если же проговоришься - умрешь.

Царевна пообещала ему молчать. Прошло два часа. Вошли царь с царицей, а дочь их уже говорит, уже видит! Царь поблагодарил реб Шимшона и сказал:

- С сегодняшнего дня будешь ты называться господином доктором. Одену тебя в дорогое докторское платье, сделаю тебя генералом, а ты оставайся у меня, пока до конца не вылечишь мою дочь.

Реб Шимшон согласился и остался во дворце до тех пор, пока царевна совсем не исцелилась. И все ему оказывали большие почести. После того, как царевна выздоровела, спрашивает царь реб Шимшона, чего тот хочет. Отвечает реб Шимшон:

- Ничего я от тебя не хочу. Подари мне только город, в котором я живу.10

Говорит ему царь:

- Городишко твой больно плох, одни халупы да развалюхи. А потому побудь у меня в гостях еще год. А я пока велю заново отстроить его и поставить тебе в нем дворец, а уж потом подарю.

На том и порешили. Реб Шимшон зажил у царя в большом почете, учил Тору и молился. Через год царь дал реб Шимшону золота и послал вперед гонцов объявить, что все должны встречать реб Шимшона с почетом. С тем реб Шимшон уехал, и повсюду его принимали как самого царя.

Приехал он в свой родной город, а его дворец еще не достроен. Тогда он пошел к своему брату и спросил, нельзя ли ему, богатому человеку, остановиться в этом доме. А так как он не стал говорить реб Хаиму, кто он такой на самом деле, тот его и не узнал. Живет у брата реб Шимшон и однажды вдруг слышит музыку. Спрашивает тогда:

- Что это там такое?

А ему отвечают:

_ Свадьба хозяйской племянницы. Отец этой девушки пропал, и никто не знает, где он.

Тогда реб Шимшон говорит:

- Я тоже хочу пойти на свадьбу, хочу посмотреть ваши обычаи.

Отвечают ему:

- Ах, как вашей милости будет угодно.

Как пришел реб Шимшон на свадьбу, все стали ему кланяться в ноги, а жених посадил его рядом с собой. Женихом был ешиботник, и теперь жениху должны были задавать вопросы, а он - отвечать на них. Начали его спрашивать, да только он не очень-то хорошо отвечает. А был там один юноша, который ответил на все вопросы. Пригляделся к нему реб Шимшон хорошенько и видит, что юноша к тому же и умен и красив. Тогда реб Шимшон попросил привести мать невесты и рассказал всем, кто он такой на самом деле. Затем велел, чтобы женихом был тот юноша, который ответил на все вопросы. А потом весело сыграли свадьбу.

Реб Шимшон прожил в этом городе до самой смерти, учил Тору, молился и сделал евреям много добра.

***

В этой "Удивительной истории" сопрягаются мотивы волшебной сказки с мотивами народного романа, проповеди и притчи.

Сюжет сказки с высокой степенью полноты отражает морфологическую схему, которую В.Я. Пропп описывал в "Морфологии сказки" как наиболее характерную для волшебной сказки. Собственно говоря, по Проппу, эта "Удивительная история" и есть волшебная сказка в точном смысле этого слова. Мало того, герой, точно желая подтвердить теорию В.Я. Проппа о происхождении тридевятого царства,11 прямиком попадает в Рай, то есть на Тот Свет, и получает помощь от патриархов, то есть предков.

В то же время, завязка "Удивительной истории" (тайна, буря, Ледовитое море), так же как элементы мелодрамы и наивного психологизма, явно заимствованы из лубочного авантюрного романа. Кроме того, ряд мотивов (золото не дает попасть в Рай и т. п.) носит дидактический характер и напоминает не столько сказку, сколько притчу или проповедь.

Наконец, в этой "Удивительной истории" все традиционные повороты сказочного сюжета получают новую мотивировку, приемлемую с точки зрения еврейской традиции: мертвец вознаграждает героя за то, что тот учил его при жизни Торе; герой излечивает принцессу не для того, чтобы на ней жениться, а чтобы спасти евреев от изгнания и т. д. Герой сказки становится "генералом" (аналог "полцарства"), но, как еврей и к тому же женатый человек, не может жениться на принцессе, тем не менее, логика сказки требует свадьбы в конце повествования, поэтому оно завершается свадьбой дочери героя, на которой он, как и положено, появляется не узнанным и добивается замены жениха (мотив "ложного героя"). Весь финал сказки: инкогнито главного героя, свадьба его дочери, замена жениха - заданы тем, что "сказочный" канон властно предъявляет свои требования. Концы ("сказочные") с концами ("еврейскими"), хотя и не без некоторого напряжения, сходятся.

Анализ текста еврейской сказки показывает, что как ни наивны были порой взгляды Ан-ского-фольклориста, в главном он оказался прав: еврейская волшебная сказка, оставаясь волшебной сказкой, тем не менее была способна выразить особую систему ценностей, специфичную для традиционных еврейских общин.

Таким образом, вопрос "что <<еврейского>> в еврейской сказке?" оказался не таким глупым, как это часто кажется в наше время, а ответ на него - не таким простым, как это казалось девяносто лет тому назад.

Примечания

1 С.А. Анский. Еврейское народное творчество.// Пережитое, 1908, т. 1, с. 276-314. Далее эта статья цитируется по ее републикации в сборнике "Евреи в Российской Империи XVIII-XIX веков. Сборник трудов еврейских историков. Москва-Иерусалим, 1995. С. 641-686.

2 С.А. Анский. Еврейское народное творчество.// В сб. "Евреи в Российской Империи XVIII-XIX веков. Сборник трудов еврейских историков. Москва-Иерусалим, 1995. С. 641-642.

3 Там же. С. 643.

4 Эволюция взглядов С.А. Ан-ского подробно исследуется в статье В. Лукина "От народничества к народу" (В. Лукин. От народничества к народу (С.А. Ан-ский - этнограф восточноевропейского еврейства).// В сб. "Евреи в России. История и культура. СПб. 1995, с. 125.)

5 С.А. Анский. Еврейское народное творчество.// В сб. "Евреи в Российской Империи XVIII-XIX веков. Сборник трудов еврейских историков. Москва-Иерусалим, 1995. С. 641-642. С. 665-666.

6 Там же. С. 658.

7 В. Я. Пропп. Морфология сказки. "Academia", Л. 1928.

8 Сказка записана от Иосе Укранта, в 1920-х гг., в г. Кременце, Волынь. Текст опубликован в сборнике "Еврейские народные сказки Восточной Европы / Сост. и ред. С. Цфасман. Иерусалим , 1991. (идиш). С. 107-111. Перевод опубликован в сборнике "Еврейские народные сказки, предания, былички, рассказы и анекдоты, собранные Е.С. Райзе. / Сост. В. Дымшица. СПб, "Симпозиум". 1999. С. 15-21. Текст сказки приводится в сокращении.

9 В Средние Века не раз случалось, что король, покровительствовавший евреям, изгонял их, как правило, с конфискацией имущества, если ним случалось какое-нибудь несчастье, так как несчастье объясняли тем, что Бог наказывает того, кто попустительствует "врагам Христовым". Так, например, в 1670 г., австрийский император Леопольд, ревностный католик, безжалостно изгнал из Вены евреев, которым до этого покровительствовал. Поводом к изгнанию послужила смерть наследного принца и последовавший за этим выкидыш у императрицы.

10 Большинство евреев Польши жило в городах и местечках, принадлежавшим королю или частным владельцам, и платили за землю особый налог - чинш. Герой, таким образом, просит освободить еврейскую общину его родного города от этого налога.

11 В.Я. Пропп. Исторические корни волшебной сказки. Л., 1986.

Петербургская иудаика