Михаэль Дорфман. ХОЛОКОСТ – ЭТО СМЕШНО?
Дата: Wednesday, July 20 @ 00:00:00 MSD Тема: Holocaust
Приходит еврей с работы и говорит жене: – Слушай, Сара, я не могу больше терпеть эти нацистские зверства! – Не переживай так, Хаим. Давай пойдем и убьем Гитлера. Главное, чтоб ты не беспокоился. Сказано – сделано. Сара достала из сундука пару винтовок, Хаим прикрутил оптические прицелы, и они залегли на чердаке, напротив того места, где, по их расчетам, должен был проезжать Гитлер. Лежат час, второй, а никто не едет. Три часа прошло, четвертый проходит. Сара говорит: – Слушай, Хаим, я надеюсь, ним ничего не случилось...
Способность говорить банальности в самых необычных ситуациях всегда вызывает улыбку. Так же как и способность шутить в самых неожиданных, невероятных и даже трагических обстоятельствах. Мы шутим – значит, мы мыслим и, стало быть, существуем. Известно ведь, что смех освобождает, смех является законным средством самообороны, смех лечит душевные раны, смех помогает понять самые сложные задачи и теории. Недаром мудрецы Талмуда рекомендуют начинать занятия шуткой или анекдотом. В трактате Танит* есть притча об Илье-пророке, обещавшем награду на том свете тому, кто вызовет улыбку у ближнего. Талмуд полон остроумных решений, шуток, пародий и скетчей. Но евреи смеялись и над самим Талмудом. Еврейский юмор – острый, парадоксальный, далеко не на любой вкус – сопровождал евреев всегда и везде, помогал сохранить саму душу народа в самых тяжелых обстоятельствах. Вся великая еврейская литература полна острого еврейского юмора, порой веселого, но зачастую страшного и жестокого.
«Давайте поговорим о более веселых вещах. Что слышно насчет холеры в Одессе?» – заканчивает Шолом-Алейхем одну из глав «Тевье-молочника». Радости в его смехе мало. «Кровавой шуткой» назвал Шолом-Алейхем свой роман. Добряк и весельчак Тевье фактически доводит дочь до самоубийства. Мальчик Мотл, о котором Горький сказал: «Смех сквозь слезы», веселится на похоронах отца. Мы привыкли считать Шолом-Алейхема этаким веселым рассказчиком народных анекдотов, а его творчество порой перекликается с Кафкой. Об этом говорит известный литературовед Дан Мирон, профессор еврейской литературы Колумбийского университета. Но разве Кафка, завещавший сжечь все свои рукописи, – это смешно?! Рассказ «Превращение», породивший целую библиотеку толкований, критики сочли пророческой аллегорией всего ужаса и абсурда
* Трактат Танит (22а).
наступившего ХХ века, гениальным предвидением Холокоста и ГУЛАГа, бездушной бюрократической тоталитарной машины, превращающей людей в ничто. Однако вот многолетний друг и душеприказчик Кафки, доктор Макс Брод, спасший наследие писателя, записывает в дневнике, как друзья собрались послушать новый рассказ писателя:
Проснувшись однажды утром после беспокойного сна, Грегор Замза обнаружил, что он у себя в постели превратился в страшное насекомое.
И Брод свидетельствует, что во время чтения было весело. Все смеялись над рассказом, включая самого Кафку. Над чем же смеялись эти молодые люди, собравшиеся послушать неизвестного тогда литератора? Вряд ли над превращением человека в насекомое. В немецкой литературе начала ХХ века были еще живы гофмановские традиции, и поэтому идея такого превращения никому не казалась странной. Напротив, для Кафки и его друзей оно было освобождением от постылой рутины, пускай даже освобождением через бегство в кошмар. Смешными же были для них мучения героя, приводящие его к смерти, когда выход был ясно обозначен автором – открытое окно. Впрочем, возможно, это был вход – как в другом рассказе Кафки, где герой всю жизнь сидит перед открытыми воротами, мучаясь вопросом, для чего они, и лишь под конец, когда ворота закрылись, узнает, что вход был открыт специально для него. «Чаще всего выход там, где был вход», – говорил другой замечательный еврейско-польский мыслитель и сатирик, оставивший себе христианское имя Станислав Ежи и выбравший арамейский псевдоним Лец, означающий шута. Он-то предпочитал надпись «вход воспрещен» надписи «выхода нет».
Евреи смеются над всем. Есть бесчисленное множество веселых историй о болезни и анекдотов на тему «Умирает старый еврей».
Умирает старый еврей и просит: – Позовите ко мне священника. Я хочу креститься. – Папа, вы с ума сошли? Всю жизнь прожили набожным евреем, а теперь? Что вдруг? – Я подумал: пускай лучше умрет один из них, чем один из наших.
Но и над переходом в другую веру тоже смеялись – хотя и справляли по нему поминальный обряд, как по покойнику.
Великий раввин узнал, что его сын крестился. Он пришел домой, снял обувь, порвал воротник рубашки, сел на пол, как положено по обычаю после похорон, и заплакал: – Господи! Я ли тебе не служил, я ли тебе не молился? За что мне такая кара? Почему мой сын, мой единственный и любимый сын?.. – Только твой? – спросил голос с неба. – А мой?..
Еврей смеялся и над самим Господом. Праматерь Сара, например, смеялась прямо в его присутствии. «И сказал Господь Аврааму: отчего это рассмеялась Сарра, сказав: “Неужели я действительно могу родить, когда я состарилась?”»*. И Господь, от лика которого Моисей, как испуганный ребенок, «закрыл лице свое,
* Бытие 18:13.
потому что боялся воззреть на Бога»*, здесь запросто препирается с Сарой. Недаром Авраам и Сара назвали своего сына Ицхак, то есть «будет смеяться». И недаром сам Господь называет свой избранный народ жестоковыйным. Евреи не смущались, даже если им приходилось спорить со своим Господом. Авраам спорил с Ним о судьбе Содома, с Богом спорил Моисей и пророки, и священники, и цари, и простые люди. А бердичевский ребе Леви-Ицхок даже вызвал Бога на суд. Суд над Богом устроил и ребе Арье-Лейб, легендарный еврейский дед-зайдэ, которого называли еще Святым из Шполы (что под Черкассами). А лауреат Нобелевской премии мира, писатель Эли Визель уже в наше время вызвал Бога на суд, требуя от Него ответить, «где Он был во время Освенцима?» Есть целая книга, она так и называется – «Еврейская традиция спора с Богом»**.
Не случайно и сам еврейский Бог обладает незаурядным чувством юмора. «Человек старается, а Бог улыбается» – говорит еврейская пословица.
Рассказывают, как в один день попали на всевышний суд нью-йоркский раввин и иерусалимский таксист. Таксисту Бог дал в раю большое облако со всеми удобствами, а раввину – маленькое облачко с удобствами в коридоре. Раввин возмутился: «За что ему такая честь, Господи? Разве я не служил тебе тридцать лет, разве не молился усердно в синагоге?» «То-то и оно! – ответил Господь. – Когда ты молился, все твои прихожане засыпали. Зато когда он трогался с места, все его пассажиры начинали усердно молиться».
Так существуют ли табу для еврейского юмора?
Как, например, насчет Катастрофы?
***
Кажется кощунственным поставить рядом два слова – Катастрофа и юмор. Сара Блау в большой статье в израильской газете «Гаарец», появившейся как раз между церемонией, посвященной 60-летию освобождения Освенцима, и открытием нового здания музея «Яд ва-Шем» в Иерусалиме, пытается ответить на вопрос, допустимы ли сатира и юмор по поводу Холокоста. «Такой
смех, – пишет Сара Блау, – автоматически растягивает губы в улыбке, но в то же время вызывает неловкость, даже чувство вины». Многим сегодняшним израильтянам неловко. Хотя – почему? Смех глубоко заложен в человеческой психике. Вот актер Шай Авиви из группы «Камерный квинтет» объясняет своему другу, как проехать по Тель-Авиву на вечеринку: «Поедешь через “Авеню казненных”, по “Бульвару Освенцима” и * Исход, 3:6. ** Rabbi Anson Laytner. Arguing with God: The Jewish tradition. NY, Jason Aronson, 1990.
свернешь на “Площади Дахау”...» В скетче Этгара Керета «Израильское лобби» на олимпийских соревнованиях по бегу с препятствиями два израильских спортивных функционера пытаются убедить немца дать израильскому участнику фору «в счет долгов за прошлое».
– В любой шутке всегда есть вопрос: «Над кем смеемся?», – говорит Узи Вейль, который пишет скетчи для «Камерного квинтета». – Если юмор – это оружие, то против кого мы воюем? Против коммерциализации Холокоста, против лицемерия, против несоответствия высоких слов и истинных чувств. Любая ирония, высмеивающая такое несоответствие, – вполне легитимна.
Но тогда почему бы не начать с Гитлера? Почему бы не посмеяться над ним? В российской культуре Гитлер долгие годы был предметом злой насмешки, жалким и ничтожным «бесноватым», его высмеивали частушечники и карикатуристы, на фронтах войны и после. Выдающийся немецко-еврейский публицист Курт Тухольский высмеивал Гитлера еще до его прихода к власти, как высмеивал он и подленькие задворки души немецкого филистера, приведшего национал-социализм к триумфу. Тухольский поплатился жизнью за свою едкую и острую сатиру. Впрочем, в Израиле антифашистская сатира Тухольского тоже смешила далеко не всех. Видный израильский историк Шмуэль Эттингер говорил нам на лекции в Еврейском университете в Иерусалиме в 80-е годы, что Тухольский якобы «перегнул палку» – его сатира-де больнее задевала суть германской души, чем била по фашизму.
В Америке в 30-е годы хозяева Голливуда, кстати, – в большинстве своем евреи, опасливо обходили тему Гитлера, фашизма и надвигавшегося Холокоста. Лишь Чарли Чаплин посмел нарушить табу, замечательно высмеяв «великого диктатора». И только вступление Америки в войну на стороне антигитлеровской коалиции дало зеленый свет антифашистским комедиям, вроде знаменитой сатиры Эрнста Любича «Быть или не быть».
Увы, это продолжалось недолго. После войны эту тему снова начали обходить – хотя уже по другой причине. В 60-е годы знаменитому режиссеру Мэлу Бруксу очень непросто оказалось «пробить» свой мюзикл «Весна Гитлера», в котором фюрер пел любовные песни, а шоу-девочки в нацистских мундирах плясали и распевали что-то бродвейско-еврейское. Три года Брукс и исполнитель главной роли несравненный Зеро Мостель (сыгравший, кстати, и первого Тевье-молочника в бродвейском мюзикле «Скрипач на крыше») искали деньги для съемок. Фильм собрал урожай «Оскаров», по нему поставили спектакль на Бродвее, идущий почти без перерыва до сего дня. У того же Мэла Брукса Гитлер в последний раз катался на коньках – это было в фильме «Мировая история. Часть первая». Фильм вышел в 1981 году, но мрачная серьезность уже тогда начинала окутывать все, что касается Холокоста.
Сегодня эта серьезность достигла апогея. В 2004 году немецкий фильм «Падение», восстанавливающий последние дни нацистского режима, не получил «Оскара» лишь потому, что Гитлер в замечательном исполнении Бруно Ганца показался критикам «слишком очеловеченным». Действительно, Гитлер в фильме далеко не плакатный. Он одновременно и харизматический лидер, и почтенный семьянин, окруженный любовью Евы Браун, и напыщенный демагог, во всем обвиняющий евреев и предателей, и злобный маньяк, обуреваемый мыслью о том, что немецкий народ оказался недостоин его. Прокат фильма в Израиле тоже натолкнулся на крайне жесткое сопротивление.
Российскому читателю, помнящему привлекательных нацистов из «Семнадцати мгновений весны», будет трудно понять ту логику, по которой критики возражают против «очеловечивания Гитлера» в таких фильмах, как «Падение» или замечательная лента «Макс» – о дружбе–вражде молодого бедного венского художника Адольфа Шикльгрубера и художественного дилера, еврея Макса Ротмана (дело происходит в Вене в 10-е годы прошлого века), или, например, в мини-сериале «Возвышение зла», сделанном Эдом Герноном для телекомпании CBS в 2003 году. Американская консервативная критика и еврейские организации потребовали запрета этих фильмов. Эду Гернону заодно досталось и за его замечания об аналогии между гитлеровским нацизмом и администрацией президента Буша (начавшего вторжение в Ирак незадолго до выхода фильма). В накаленной обстановке начала очередной войны в Заливе компания CBS разорвала контракт с режиссером.
И только огромный авторитет и личный капитал позволили Мэлу Бруксу недавно настоять на создании римейка своих «Продюсеров» по мюзиклу «Весна Гитлера». В феврале 2005 года я попал на прием в честь начала съемок в только что построенных Студиях Стейнера. В толпе почетных гостей мне удалось отловить Брукса и спросить его: «За что еврейские организации критикуют Ваш фильм?» Брукс – король еврейского юмора (впрочем, на это звание претендует также Вуди Аллен). Он уже очень стар. Это настоящий еврейский мудрец, у которого на все готова шутка или история. Он посмотрел на меня не очень добрым взглядом, и я понял, что вопрос этот ему задавали не раз и не два.
– Молодой человек, – сказал он, – еврейские организации критиковали все, что я делал в своей жизни, – тут он неожиданно заговорил с тем тяжелым бруклинским акцентом, который по-русски лучше всего передается акцентом одесским: – Ну, угадайте с трех раз, что они мине говорят?
– Наверно, что-нибудь вроде: «Разве Гитлер – это смешно?» – замялся я. – Или: «Как Вы можете смеяться над Холокостом?»
– Нет, – сказал Брукс, подражая противному старушечьему голосу неизвестного доброхота. – Они говорят: «Ви серьезно думаете, что евреи – это смешно?»
Чем отличается еврей от антисемита? Антисемит считает всех евреев грязными, злыми и лживыми. Однако у него всегда есть еврейские соседи или сослуживцы, которые, в порядке исключения, аккуратные, добрые и порядочные люди. Еврей же считает свой народ добрым, порядочным и честным, зато его еврейские соседи и сослуживцы оказываются, как на подбор, грязными, злыми и лживыми.
Действительно, если дела пойдут так, как хотят некоторые еврейские радетели, то над евреями скоро будет грешно смеяться. В определенных еврейских кругах уже и сейчас не очень одобрительно относятся к анекдотам об Израиле, а уж на анекдоты о Холокосте – полное табу. Последнее можно отчасти понять. Я могу сколько угодно доказывать своему отцу, пережившему немецкую оккупацию и потерявшему двух сестер и множество родных и друзей, что юмор – лучшее лекарство, лучший способ понять и запомнить, увековечить память. Если же дело дойдет до анекдота, то, боюсь, он не станет слушать, а сердито выйдет из комнаты. Хотя мой отец понимает и ценит хороший юмор, но как-то неудобно рассказывать анекдоты о Холокосте в присутствии человека, пережившего его, – так же как неудобно шутить над лагерной жизнью в присутствии бывших зэков. «Кто не был, тот все равно не поймет». Но есть непонимание и непонимание. К примеру, даже замечательные рассказы польского писателя Тадеуша Боровского об Освенциме, в чем-то удивительно напоминающие зэковские истории Варлама Шаламова, в некоторых еврейских кругах считают антисемитскими, чуть ли не отрицанием Холокоста. Еще бы – ведь у Боровского нет привычных штампов, нет четкого разделения на палачей и жертв – есть лишь животное стремление выжить любой ценой.
Что же до Холокоста и юмора, то, как считает Сара Блау, когда умрет последний свидетель Катастрофы, в Израиле начнется оргия дикого веселья. Страну накроет волна анекдотов и шуток о Холокосте. Может быть, она права. До сих пор Холокост существует в израильском и еврейском юморе как бы за кадром. Хотя за пределами респектабельных студий и редакций священной коровы по имени Холокост давно уже не существует – уличный Израиль никогда особенно не заботился о чувствах уцелевших в Катастрофе. Он дружно прозвал их «сабоним», что означает «мыло». Миф о том, что нацисты варили из евреев мыло (пущенный в ход с легкой руки председателя Еврейского конгресса Стивена Вайза в Швейцарии в 1942 году), укоренился в сознании израильтян, и не только их. И хотя позже выяснилось, что мыла из евреев никто не варил, словечко «сабоним» оказалось таким же живучим, как и сам этот миф. Например, в феврале 2005 года многие русскоязычные СМИ в Израиле в очередной раз сообщили, будто в какой-то израильской синагоге выходцев из Румынии (где даже не было немецко-фашистской оккупации) хранится «мыло из евреев».
Многочисленные анекдоты о Катастрофе бытуют, разумеется, не только в Израиле. Англоязычная зона в интернете изобилует ими. Их рассказывают, обсуждают, ими обмениваются на молодежных форумах, по системе peer-to-peer. Запретность темы и общественное табу лишь придают им пикантность. Если бы Холокост произошел сегодня, то следующей за горой ботинок была бы гора сотовых телефонов, – шутит израильский юморист Гиль Копач.
«Это пример удачной шутки, – говорит израильский писатель Амир Готфрейд, автор романа “Наш Холокост”, переведенного недавно на немецкий. – Шутка эта не о крематориях, не о жертвах, над которыми невозможно шутить, а о нас, о нашей жизни».
***
Шутки зачастую эффективнее унылой пропаганды. Порой даже неудачная шутка оказывается значительней длинных и нудных лекций и объяснений. 20-летний британский принц Гарри надел на рождественскую вечеринку нацистскую форму, которую носили солдаты корпуса Роммеля, а руку украсил повязкой со свастикой. Фотограф газеты «Сан» сумел заснять раскрасневшегося принца с бокалом в правой руке. Возможно, принц думал, что это смешно, но шутка оказалась неудачной. Скандал поднялся такой, что даже парламент Евросоюза обсуждал этот инцидент. Еврейские организации и политики тоже гневно осудили принца, зато индийские газеты шумно протестовали против предполагаемого запрета свастики, издавна являющейся священным символом индуизма. Принц Гарри публично извинился. Принц Чарлз в воспитательных целях приказал провинившемуся наследнику приехать на чествование 60-летия освобождения Освенцима. Громкий скандал сделал то, чего не смогли добиться дорогостоящие образовательные программы.
Если раньше около 60% британцев вовсе не слышали об Освенциме, то теперь о лагере уничтожения там знают все. Зато, по сообщению германского общественного телеканала ZDF, 49% немцев в возрасте от 18 и до 24 лет не знают, что такое Холокост или не связывают его с уничтожением евреев.
Миллионы невинных детей, женщин и стариков были замучены в британском холокосте! Их до смерти замучили ежедневными показами по Би-Би-Си длинных американских документальных фильмов об ужасах Холокоста. Целые семьи умирали от тоски перед экранами. Би-Би-Си провела окончательное решение со свойственной британцам четкостью, эффективностью и организованностью...
Это преступление против человечества было задумано еще три года назад, когда несколько неизвестных тогда кинематографистов собрались в Голливуде, чтобы окончательно решить свой «еврейский вопрос». Они задумались над тем, как им вытащить сотни миллионов долларов из сейфов ничего не подозревающих телекомпаний и перевести их в свои карманы...
Было решено, что операция должна быть проведена невиданным раньше способом – превращением массового убийства в массовый досуг.
– Мы выбрали для этого старую историю: «Как Гитлер убивал евреев», – заявил один из преступников. – Мы сделали это по двум причинам. Во-первых, эта история дает хороший кассовый сбор, а во-вторых, она уже запечатлена на многих километрах настоящей документальной хроники, так что это избавило нас от расходов по съемкам... (Private Eye, 11 сентября 1978)
Весь этот поток «просветительских» фильмов о Холокосте и бесчисленных образовательных программ на соответствующую тему почти не достигает поставленных ими воспитательных целей. В сознании многих молодых людей в западном мире нацизм ассоциируется сегодня не столько с Освенцимом, сколько, скорее, с определенным порнографическим, садомазохистским жанром. В интернете и в специальных магазинах полно книг, журналов, компьютерных игр и видеокассет, вроде «Ильза – овчарка СС», «Концлагерь любви» или «Лагерь 5: женский ад» и множество других. Эта порнография иногда проникает и в серьезные издания, становясь частью «мифологии Холокоста». Один видный военный историк, а за ним и солидный бюллетень Всеукраинской ассоциации евреев – бывших узников гетто и концлагерей напечатали материалы о сексуальных медицинских опытах в концлагере Равенсбрюк, дословно повторяющие текст известной в интернете порнографической новеллы «Протоколы допроса» Марка Десадова. Автор, со столь характерным псевдонимом (от маркиза де Сада), написал еще и такие повести, как «Негр и белая школьница» и «Частная гинекология».
Между тем об извращенных пытках в концлагерях созданы действительно сильные и высокохудожественные фильмы: «Ночной портье» Лилианы Кавани (1973) или «Салo, или 120 дней Содома» Пьера-Паоло Пазолини (1975). Принято думать, что фильм Пазолини отражает его болезненные фантазии, однако «Социальная республика Сало» действительно существовала – она была создана Муссолини на севере Италии после оккупации страны немецкими войсками в 1943 году. Фильм Пазолини очень верно отражает извращенный, садистский характер этого марионеточного образования. Своеобразным продолжением этого фильма стал показанный в апреле 2005 года французским телеканалом TV5 документальный фильм «Черная рубашка» режиссера Алена де Седу – о создании и конце республики Салo. Фильм основан на воспоминаниях молодого тогда фашистского вожака Карло Мацантини «В поисках красивой смерти». Мацантини – ныне седовласый дедушка, по-прежнему далекий от каких-либо угрызений совести, – с готовностью рассказывает в фильме о том восторге, с которым он и его товарищи восприняли идею об оргии бессмысленных массовых убийств, и все это лишь ради того, чтоб «быть мужчиной, быть героем». В одном из эпизодов фильма Мацантини идет по еврейскому гетто в Риме, рассуждая о том, что на Муссолини и на итальянский фашизм нельзя возлагать вину за убийство евреев. И действительно, итальянский фашизм уже получил своего рода индульгенцию от Еврейского государства, когда лидер итальянских неофашистов Джанкарло Фини в ноябре 2003 года посетил с официальным визитом Музей памяти жертв Холокоста «Яд ва-Шем» и Стену плача в Иерусалиме. Израильские политики пели политическому преемнику Муссолини хвалу, как «истинному другу Израиля и еврейского народа»*.
Но и о концлагерях можно говорить с юмором – это доказал замечательный итальянский режиссер и комик Роберто Бенини. Действие трогательной комедии «Жизнь прекрасна» (1998) происходит на фоне страшной реальности концлагеря. Смерть постоянно преследует героев фильма. Несмотря на якобы «мягкий» характер итальянского фашизма, героя Гвидо с пятилетним сыном оправляют в концлагерь. Чтоб оградить ребенка от ужаса происходящего, Гвидо представляет дело так, словно все это игра, а победитель получит в подарок настоящий танк. Фильм удостоился многих наград, в том числе «Оскара». Критики отмечали, что после Чаплина никому не удавалось так органично соединить комедию и трагедию.
* Председатель комиссии по иностранным делам и безопасности Юваль Штайниц // Гаарец. 26.11.03.
В 1999 году после церемонии присвоения Бенини титула почетного доктора в Негевском университете имени Бен-Гуриона мне удалось с ним побеседовать.
– Шутить над Холокостом? Нет. Шутить во время Холокоста, перед лицом Холокоста – разумеется. ...Смысл не в том, чтобы показать и рассказать о том, как это было... Вероятно, самый большой вызов был в том, чтоб скрыть, превратить в игру, показать, что шутка, надежда и любовь преодолевают самое страшное.
Напоминания о нацизме необходимы. В Израиле нет даже такого иммунитета против нацизма, как в Западной Европе. Более или менее перелицованные на иудейский лад нацистские идейки о земле и почве широко и открыто циркулируют в определенных кругах. Некоторые политические статьи удивительно похожи на гитлеровские сочинения о приоритете национальной воли. Израильский читатель не научен распознавать нацизм. В октябре 2003 года одна из крупнейших израильских газет «Маарив» опубликовала письмо читателя под заглавием «Кто хочет жить, должен воевать. Кто не хочет воевать среди вечной борьбы – тот недостоин жизни». Длинное, полное патриотической трескотни и воинственных призывов письмо было подписано: А. Шикльгрубер. Позже выяснилось, что письмо, состоящее из цитат из гитлеровской книги «Моя борьба», составил штатный сатирик газеты Йегуда Нуриэль. Невежественные редакторы и корректоры не опознали не только гитлеровского текста «Майн кампф», но даже подписи. Главный редактор Амнон Данкнер мгновенно уволил журналиста. Зато редакторы и цензоры телекомпании «Тельад» проявили необычайно высокую бдительность, потребовав, чтобы Даниэль Лапин, автора сценария детской комедии «Жизнь – это все», изменил имена родителей главного героя. Их, видите ли, звали Адольф и Ева.
***
В эпоху глобальной информационной сети запрет на юмор о Холокосте не может быть абсолютным. Фольклор Холокоста так или иначе проникает в кино, в книги и на телевидение. Гнев еврейских организаций вызвал даже «символ еврейского кино Америки» Вуди Аллен. В фильме 2003 года «Кое-что еще» сыгранный Алленом учитель и сатирик Добел травит анекдоты о Холокосте своей подруге, болезненно воспринимающей любые проявления антисемитизма. Замечательный фильм «Сущность огня» режиссера Дэниэла Сулливана (1996) – трогательная история о деспотичном отце, который ребенком пережил Холокост, – посвящен конфликту поколений. Два его сына и дочь собрались на вечеринку по поводу дня рождения. За столом дочь Сара начинает рассказывать анекдоты об Анне Франк.
Однажды, завидев меня издали, моя молоденькая помощница, девушка из очень хорошей нью-йоркской еврейской семьи, закончила разговор по сотовому телефону словами: «Ну, пока... Знаешь, какие последние слова в дневнике Анны Франк?». Фразу не надо было продолжать, поскольку окончание знают все: «Подожди минутку. Кто-то пришел». В последние годы мне случалось слышать изрядное количество анекдотов про Анну Франк, очень напоминающих истории про анекдотического русского Вовочку. Сюжет анекдотов, по большей части, – «чего не написала в своем дневнике Анна Франк». А не написала она о проблемах, волнующих современную молодежь: школа, ранняя беременность, переедание, анорексия, беспорядочные половые связи, ну и, разумеется, наркотики и проституция. Именно о проституции, о которой якобы умолчала Анна Франк, и рассказывает анекдоты Сара в фильме «Сущность огня». На самом деле в этих анекдотах нет ничего антисемитского, как нет и насмешки над Катастрофой –Анна Франк давно рассматривается в западном мире как «всеобщая» девочка, в образе которой любой может найти что-то свое.
Универсализация образа Анны Франк началась еще в 1952 году. Именно тогда отец Анны Отто Франк издал в Америке дневники своей дочери, погибшей от тифа в Берген-Бельзен всего за неделю до освобождения лагеря британскими войсками. Предисловие написала Элеонор Рузвельт – автор Декларации ООН о правах человека. «Дневник стал для всех нас символом нашей жизни и жизни наших детей, – писала в предисловии вдова знаменитого американского президента, представлявшая тогда свою страну в комитете по правам человека ООН. – Я почувствовала, как мы все близки к этой девочке».
Через несколько лет на Бродвее вышел спектакль об Анне Франк, пользовавшийся невероятным успехом. Вокруг него разгорелся нешуточный скандал. Поначалу пьесу заказали Меиру Левину. Однако обладавший авторскими правами на использование дневников отец Анны и его издатели сочли текст Левина «слишком еврейским» и перезаказали пьесу другим сценаристам. Левин, в свою очередь, заявлял, что такую пьесу нельзя позволить писать неевреям. Он обвинил «надменных ассимилированных немецких евреев» Отто Франка и его адвокатов в том, что они дискриминируют его за то, что он «ост-юде» – то есть выходец из Восточной Европы. Левин угрожал им скандалом и потратил всю жизнь на борьбу с «универсализацией» облика Анны Франк, что, в конце концов, привело его в сумасшедший дом. ***
Борьба за «еврейские права» продолжается и сегодня. Даже новая постановка всемирно известного мюзикла «Скрипач на крыше» в театре Минкофф на Бродвее в 2004 году вызвала целую волну негативной критики – в частности, из-за того, что роль Тевье там сыграл актер испанского происхождения Альфред Молина. Тогда мне посчастливилось поговорить с автором «Скрипача на крыше» Джозефом Стейном. «Это позор – подсчитывать пропорции евреев, – сказал мне 92-летний патриарх Бродвея, возмущенный копанием в родословной актеров и режиссера. – Да, 40 лет назад, во время первой постановки «Тевье», главную роль, действительно, играл еврей. Но роли его жены Голды и двух из трех его дочерей исполняли актрисы нееврейского происхождения. И никому в голову не пришло подчеркивать этот факт». И впрямь, можно представить себе, как возмущались бы критики (и, в первую очередь, евреи), если бы кто-нибудь в Америке стал утверждать, что фильм «Грек Зорба» – это «недостаточно греческая» переработка романа Никоса Казанзакиса, поскольку ее написал еврей Джозеф Стейн. Но Америка, как известно, страна свободы слова, и потому вокруг «Тевье-молочника» развернулась нешуточная борьба за «еврейские права»*, которая кончилась тем, что Молина ушел, а роль Тевье досталась чистокровному еврею Харви Фейрстейну, что вызвало еще больший конфуз, потому что Фейрстейн – один из символов американского гей-искусства и видный активист движения за права сексуальных меньшинств.
В 1955 году на бродвейской сцене был дан спектакль «Анна Франк – дневник юной девочки», написанный семейной парой Альбертом Хаккетом и Френсис Гудрич. Авторы опустили все еврейские элементы из дневника (желание старшей сестры поехать в Палестину, празднование еврейских праздников). Спектакль получил все мыслимые премии, собрал огромную аудиторию и имел ошеломляющий кассовый успех.
В 1959 году спектакль был экранизирован, и фильм стал культовым. Его посмотрели миллионы. Дневники Анны Франк в различных версиях, адаптациях и изложениях разошлись по миру тиражом 35 миллионов экземпляров, переведены на 50 языков. Тогдашние еврейские организации с энтузиазмом пропагандировали спектакль и фильм. Национальный Комитет общинных отношений, объединявший различные еврейские организации, рекомендовал фильм как «показывающий евреев, черпающих утешение и силы в преданной и бескорыстной помощи христианских соседей, рисковавших жизнью ради спасения их от нацистов, в их сопротивлении страшной нацистской программе уничтожения евреев»**. Анна Франк стала образом хрестоматийным, культовым, а следовательно, и объектом для анекдотов и шуток: «не пустили в кино – сижу дома, как Анна Франк». Так что нет ничего странного, что мой неожиданный приход в офис тоже вызвал у моей молоденькой помощницы ассоциацию с последней записью в дневнике.
Времена меняются, и то, что 50 лет назад считалось главным и положительным в дневнике Анны Франк – «мы люди, а не только евреи», «все люди добрые» и даже «евреем может стать любой, кто страдает за свои убеждения», – теперь почти любой еврейский автор, пишущий на темы Холокоста, предпочитает игнорировать. Сегодня писать предпочитают совершенно противоположное: о вине народов перед евреями, о бездействии союзников, о всеобщей войне против еврейского народа. Универсальность образа Анны Франк настолько раздражает многих еврейских авторов, что они готовы и вовсе отказаться от него. Сильней всего это чувство выразила известная своей прямотой американо-еврейская писательница Синтия Озник. В 1997 году в журнале «Нью-Йоркер» она выразилась в том смысле, что универсализация истории Анны Франк зашла слишком далеко и ее последствия стали настолько пагубны, что было бы лучше, если бы ее дневники «были сожжены, потеряны, исчезли».
Действительно, «универсальная» Анна Франк радикально отличается от образа
* Я писал об этом в статье «Некошерный Тевье и еврейская Бетти Буп» // Цит. по книге Питера Новика «Холокост в американской жизни» (The Holocaust in American Life / By Peter Novick. Houghton Mifflin Co., 1999).
Анны Франк, укоренившегося в еврейских кругах в России и в Израиле. Сегодня о ее еврействе (за пределами еврейских кругов) вспоминают лишь разного рода отрицатели Холокоста, обвиняющие отца Анны в подделке дневников дочери с целью наживы. В Израиле же Анну Франк знают как раз по пьесе Левина. Здесь она всегда воспринималась как «наша», еврейская героиня. Впрочем, в нынешнем, стремительно американизирующемся Израиле Анна Франк тоже становится объектом сатиры.
Гай: Как ты видишь, нет ничего легче, чем создать мюзикл. Какой же мюзикл ты нам приготовил? Йони: ОК! Люди берут волшебные сказки и попросту перекладывают их на музыку. Я долго выбирал между «Пчелкой Майей» и «Винни-Пухом», но потом решил взять хорошо известную сказочку «Анна Франк». Гай: Замечательно! Я прямо прыгаю от восторга и с гордостью представляю: сегодня – у нас – впервые на сцене – мюзикл – «Анна Франк»! Вы читали книжку, вы видели кино, а теперь перед вами настоящая вещь – Анна Франк в «долби стерео»!
(Занавес открывается.) Анна Франк спит между отцом и матерью. За сценой музыка. Раздается стук в дверь.
Анна (поёт): Тук-тук, в дверь стук. Кто бы это, кто бы это, кто бы это вдруг? Папа: Может быть, молочник? Мама: Может быть, лоточник? Папа: А может, это добрая волшебница, живущая внизу. Все вместе: Тук-тук. В дверь стук. Кто бы это, кто бы это, кто бы это вдруг? Анна: Возможно, это пекарь? Мама: Возможно, это лекарь? Папа: Возможно, это добрая волшебница, живущая внизу.
(Входит нацистский офицер.)
Нацист: И вовсе я не пекарь. И вовсе я не лекарь. Я даже не волшебница, живущая внизу. Давайте угадайте, кто же был доносчиком, что всех вас заложил. Все (поют, вместе с нацистом): Все сделала волшебница, живущая внизу!
Скетч был снят с показа в программе «Махсоф» Гая Мероза и Йони Лахава на Втором канале израильского ТВ. Автор скетча Гай Мероз говорит, что его сатира вовсе не касается Холокоста, а критикует низкопробные детские спектакли в сезон Хануки. Он был готов к тому, что скетч могут запретить.
– На нашем телевидении [шутить на темы Холокоста] совершенно невозможно. Масса народа погибла в войнах Маккавеев, и мы можем смеяться над ними, – говорит Маоз. – Это принадлежит прошлому. Холокост пока еще слишком близок к нам по времени. Он пока еще присутствует в нашей жизни.
Но вот Ади Ашкенази выходит на сцену студии Второго канала и берет микрофон: – Я была в доме Анны Франк. Ее не было дома.
После некоторой молчаливой неловкости аудитория разражается смехом. Неловко улыбается даже сидящий среди гостей министр юстиции Лапид, который потерял в Холокосте отца. Но в Израиле только Ади Ашкенази может шутить о Холокосте, да и то – перед молодежной аудиторией или в рамках телепередачи «Комеди-клуб после полуночи». Если такое попробует начинающий артист, ему быстро покажут на дверь. Как уже говорилось, пока в главных израильских СМИ невозможно вспоминать Холокост в шуточном контексте. Хотя бывают исключения. И вообще – в ряде случаев израильское ТВ оказывается либеральнее американского. Трудно представить, например, Сару Сильверман с ее шутками по поводу Холокоста и иудаизма на каком-нибудь из американских телеканалов. Однако для этой девушки, сестры раввина из Нью-Йорка, ее еврейские анекдоты лишь затравка для шуток по поводу азиатов, мексиканцев, черных, геев, судебной системы, феминисток, Иисуса Христа, капитализма...
– Мы согласны с мужем во всем, – бросает со сцены Сара, – мы расходимся только в том, что я все-таки верю, что Холокост был.
topisrael.co.il
|
|