Кровавые Мальчики

Не менее кровавой странице русской истории, чем погромы, - ритуальным убийствам христианских детей - Солженицын отвёл на удивление мало места, только пол странички из 509, написал о них весьма скупо и неубедительно. Своеобразие этого многократно повторявшегося преступления состояло в том, что на протяжении столетий русские уголовники убивали своих детей, а убийц искали среди евреев, подозревая наличие среди них "изуверских сект", которые, якобы, занимались умертвлением христианских мальчиков в ритуальных целях. На 84-той странице книги Солженицын перечислил только несколько наиболее известных судебных дел, специально отметив, что они ранее "не были известны никогда в России до раздела Польши, передались оттуда". Солженицын, конечно, не упомянул, что "Калишский Статут" Болеслава Набожного (Польша, 1264 г.) запрещал возводить на евреев обвинения в ритуальном убийстве. Этот Статут подтверждался и другими польскими королями до Станислава Понятовского (1765 г.). Но, как ни странно, этот вид преступления сразу же легко и быстро прижился в России, а Солженицын эту необычную русскую способность к ужасающей клевете не сумел объяснить, видимо, не по силам. В России стали появляться и "научные труды" собственного сочинения, доказывающие правомочность таких обвинений. Среди последних отмечу клеветническую книгу И. Лютоставского с длинным названием "Вопрос об употреблении евреями - сектаторами христианской крови для религиозной цели в связи с вопросами об отношении еврейства к христианству вообще" (1876 г.) и В. Розанова "Обонятельное и осязательное отношение евреев к крови" (Стокгольм, 1934). Розанов, например, утверждал, что существует доказательство "извращённого влечения евреев к запаху крови", что "ритуальное употребление христианской крови является неотъемлемой частью иудаизма", "в основе еврейского культа лежит пролитие крови" и другие не менее вздорные инсинуации. Если так думали образованные русские интеллигенты, то что можно говорить о церковных служителях или о прочем народе? Начиная с 10-го века и до 20-го, русские обвинители находились как бы под гипнозом собственных суеверных представлений о религии евреев. Они никогда не понимали её до конца, запугивали себя и других мифами собственного сочинения, создавали представление о религии евреев на основании болезненного воображения православных церковников, ни разу не усомнились в ложности и недостоверности этих выдумок, хотя ни одно из обвинений за этот длительный исторический промежуток времени ни разу не подтвердилось. Самое удивительное состоит в том, что русская интеллигенция поддерживала эти добровольные заблуждения, несмотря на абсурдность и отсутствия каких-либо доказательств, и не выступила против них с разоблачениями. Все "великие" русские литераторы как бы не замечали зловещей клеветы, не создали ни одного обличающего эти наветы произведения. Возникни подобные обвинения сегодня, не сомневаюсь, всё повторится сначала, как происходило в 18-ом, 19-ом и 20-ом веках. Достаточно вспомнить об упоминавшейся статье с ложным обвинением евреев в убийстве трёх инков монастыря "Ортина пустыня" (Д. Герасимов, "Сатанинское племя. Кто стоит за убийством инков?", "Правда", 5 мая 1993 г.). В этой фальшивке, например, было написано: "По сверхсекретным данным 13-го отдела НКВД, а затем аналогичных отделов КГБ, в России ежегодно гибнут по неизвестным причинам со следами ритуальных пыток 45-50 человек. Количество же сект и масонских ложь не поддаётся учёту". Разве это не тот же кровавый навет современный мракобесов? А газета "Итоги" (1992 г.) писала, что "евреи ежегодно убивают полторы тысячи русских детей". Слышите, читатель, сколько людей убивают русские преступники ежегодно и остаются необнаруженными! В ритуальных обвинениях всегда можно различить два вида преступления: это, прежде всего, само убийство христианского ребёнка, и, второе, ложное обвинение невиновного еврея или группы евреев в этом преступлении. Своего апогея серия обвинений в ритуальных убийствах достигла в 1911 - 1913 годах на процессе М. Бейлиса в Киеве. Обвинение евреев в убийстве русских детей стало со временем российской традицией, которая, как правило, повторялась и использовалась для возбуждения погромного настроения толпы, как самое сильное средство, предшествующее разбою и убийствам. Внёс свой вклад в обоснование кровавых наветов и теоретик русского антисемитизма В. Шульгин ("Что нам в них не нравится…", Париж, 1929). Он писал, что распространение таких слухов, как кровавый навет, есть способ мести евреям, потому что "евреи суть сильная нация, очень бесцеремонно проталкивающаяся "наверх" в каждой стране, по этой причине другие нации, так или иначе "осаживают" их книзу". Уже из этих слов ясно, что кровавые наветы, основанные на зависти и клевете, аморальны с самого начала. Но далее Шульгин переходит к своему излюбленному способу доказательств, который начинается за здравие, а заканчивается за упокой: "Мне представляется, что евреи, продолжая свою антихристианскую интригу уже в Риме, действовали приблизительно так…. Как мне кажется, в первый раз обвинение в том, что евреи (христиане) пьют человеческую кровь, было создано евреями же (не христианами). Евреи сами инсценировали свой ритуальный процесс" (стр. 204, 205). По мнению русского мыслителя, "в течение веков колотит "дикаря", то есть еврея, "в своём религиозном изуверстве сей снаряд запустившего". Если использовать жаргон Шульгина, с дикарём, депутатом Государственной Думы, придумавшим такое объяснение, разговаривать не о чем, да и выбрать его в Думу своим делегатом мог только прославившийся погромами Союз Русского народа, а кто ещё? Даже говорливому Солженицыну, способному на словах соединить пол с потолком, в какой-то степени далеко до Шульгина, хотя трудами теоретика сам не брезгует, а цитирует и ссылается на них, как на солидный авторитет. Уже через пять лет после третьего раздела Польши, в 1799 году, произошёл первый процесс по делу об убийстве евреями христианского мальчика в Сенно, под Витебском, но обвинённые евреи были освобождены из-за недостаточности улик. У русского суда, слава Богу, ни разу не хватило улик, чтобы обвинить невиновных евреев, хотя судебная система не пропускала случая, чтобы вдоволь поиздеваться над несчастными. И в этом смысле показателен процесс в Велиже, который продолжался с 1822 по 1835 год, то есть 13 лет, хотя после безрезультатного суда в Гродно (1816 год) Александр I издал приказ: впредь не обвинять евреев в умерщвлении христианских детей "без всяких улик, по единому предрассудку". Однако тот же Император разрешил начать новый процесс в 1822 году в Велиже, был вынужден закрыть его в 1824 году из-за отсутствия улик, а через год вновь ссоблаговолил продолжить. И этот судебный процесс продолжался ещё десять лет при Николае I, который в силу личного суеверия и слабоумия подозревал, что "среди евреев существует какая-то изуверская секта", и считал, что "некоторые группы евреев практикуют ритуальные убийства", "в нём утвердилось убеждение, будто еврейское вероучение представляет опасность для христианского населения". Подробности Велижского дела взяты мною из 11-го тома Еврейской Энциклопедии, однако, я отдаю себе отчёт, что авторы этого материала не были свободны и обязаны учитывать политические реальности времени выхода томов энциклопедии в свет. Иначе их труд никогда не был бы напечатан. Видимо, по этой причине они ни разу не упомянуто имя графа Н. Мордвинова, мнение которого сыграло огромную роль в оправдании невинных евреев (ЕЭ, т. 11, стр. 709 - 710). Суть Велижского дела состояла в следующем. У Агафьи Ивановой исчез сын Фёдор, который был найден в лесу мёртвым. Тотчас молва объявила евреев убийцами, а некая нищенка Терентьева сказала, что видела мальчика у еврейки Мирки. Отец Фёдора подтвердил, что имеет подозрение только на евреев. Этого было достаточно, чтобы по заявлению невежественных людей следствие направилось только в одну сторону. Из-за отсутствия улик суд освободил арестованных евреев через два года, но "в умерщвлении оставил сомнение на евреев", а убийца обнаружен не был. После возобновления дела его ведение было поручено князю Хованскому и чиновнику Страхову. Последний арестовал Тереньтеву, которая через три дня заявила, что сама принимала участие в кровавом деле с евреями совместно с солдаткой Максимовой, служившей у евреев 19 лет. Эти женщины рассказывали потрясающие подробности, как евреи источили у ребёнка кровь, как тело бросили в колодец, забыв, что его нашли в лесу. Безграмотные женщины были неспособны запомнить всё, чему учил их Страхов, и всё время противоречили друг другу. В 1826 году были вновь посажены в тюрьму около сорока евреев. Местный учитель Петрица выпустил книгу об употреблении евреями христианской крови, а некий Азадкевич стал утверждать, что евреи убили Фёдора. Князь Хованский доложил Государю, что это преступление может быть предъявлено всем евреям, после чего последовало повеление: "так как сие происшествие доказывает, что жиды оказываемого им терпимостью их веры злоупотребляют во зло, то в страх и в пример другим жидам их школы в Велиже запечатать". Чтобы добиться признания, арестованных евреев стали подвергать физическому воздействию, но те отрицали вину. Государь приказал разрешить евреям подать жалобы Сенату. Тем временем лживые женщины заявили, что сами с евреями возили бочонок крови Фёдора в Левку, где кровь разливали по бутылкам и проливали в мацу. Они стали говорить, что убивали вместе с евреями детей и раньше. Об этих изуверствах было вновь доложено царю (окт. 1827 года), и тот повелел: "Нужно установить, кто были сии несчастные дети. Это должно быть легко, если всё это не гнусная ложь". Государь впервые стал сомневаться в действиях Хованского. Вскоре были возобновлены старые дела в Вильне и Гродно. Шкурин сообщил о находке некой рукописи, "скрываемой многие столетия", лично привёз её Государю с переводом. Ксендз Поздерский, крещёный еврей, признал перевод совершенно ложным, так как текст относился к убою скота, а не к умертвлению людей. Николай отстранил Страхова и Шкурина от ведения дела и поручил его офицеру Панину. Никаких трупов, о которых говорили женщины, не нашли, а всё следствие было признано ложным. Внезапно умер Страхов. Панин доказал несостоятельность обвинения, доложил Сенату. Из 20-ти сенаторов 13 согласились с его доводами. Государственный Совет через десять лет освободил евреев (40 человек, один из них умер в кандалах в тюрьме), а провокаторов-крестьянок сослал в Сибирь. 18 января 1835 года Государь наложил резолюцию: "Быть по сему" (ЕЭ, т. 5, стр. 398 - 404). Это страшное событие искалечило жизнь многим десяткам людей, 13 лет оно держало в страхе и ожидании погрома всё еврейское население города, но никто из тех чиновников, кто создал это вздорное дело, не понёс заслуженного наказания. Не сделала выводов из провалившегося процесса и русская общественность, поскольку обвинения в ритуальном убийстве продолжали возникать на территории Российской Империи. Никто из "великих" литераторов России, в том числе Гоголь, Пушкин, Вяземский, Крылов и другие, на слуху и на глазах которых совершалось дикое беззаконие, никак не отреагировали на преступление русских клеветников против еврейского народа. 3 декабря 1852 года появилось Саратовское дело. В Саратове пропали два мальчика - Шерстобитов, 10 лет, и Маслов, 11 лет. Медицинский осмотр (как обычно, ложный - В. О.), установил, что мальчикам было сделано обрезание, а их сверстник Канин (одно имя, что значит! - В. О.) указал на рядового Шлиффермана. Следователь Дурново всё внимание направил на евреев. Пьяница Богданов заявил, что Шерстобитого убили евреи. Другая комиссия позже установила, что обоих мальчиков убил Богданов, он сам в этом позже сознался. Его приговорили к каторжным работам, а евреи были освобождены (1858) (ЕЭ, т. 14, стр. 4). И вот наступил страшный 1911 год, убийство Андрея Ющинского в Киеве за полгода до смерти Столыпина, а на скамье подсудимых оказался еврей по имени Менахем Бейлис. Этому делу Солженицын уделил некоторое внимание, но описал его так субъективно, как может сделать только он сам. Не буду заниматься деталями этого процесса, потому что в нашей общине есть замечательные специалисты по делу Бейлиса, знающие его досконально, например, Семён Резник, и они воздадут должное автору за клевету. В отношении исхода этого дела Солженицын выдвинул свою версию: "Есть сильное основание полагать, что при премьере Столыпине это опозорение юстиции никогда бы не состоялось" (стр. 444). Историю в сослагательном наклонении используют в тех случаях, когда других доказательств просто нет. Как известно, Столыпин фактически ничего не сделал за долгие шесть месяцев, чтобы прекратить позорное для России дело, а его министр юстиции Щегловитов всё это время был главным вдохновителем и организатором судебного процесса против Бейлиса! Отмечу лишь различия, которые встречаются у Солженицына и Шульгина по этому делу. Последний знал материалы расследований не из энциклопедий, а как современник тех событий в родном городе. И даже в чисто русских ритуальных обвинениях Солженицын пытается замести русские следы. Не стесняясь читателя, он пишет: "Предыдущие ритуальные процессы в России возникали чаще на католической почве: Гродно - 1816, Велиж - 1825, Вильна, дело Блондеса - 1900, кутаисское, 1878, было в Грузии, дубоссарское, 1903, в Молдавии, 1856. …, а в деле Бейлиса: группа подозреваемых воров - поляки, экспертом по ритуальным обвинениям взят (кем взят? Да русскими, конечно! - В. О.) католик, а прокурор Чаплинский - тоже поляк" (стр. 446 - 447). В велижском деле, только что выше рассмотренном, нет никаких иных следов, кроме русского, православного. Русские умудрились обвинять в жертвоприношениях не только евреев, но и язычников - черемисов, но также потерпели поражение, потому что убийцами оказались свои же. Напрасно Солженицын пытается скрыть русское присутствие в организации дела Бейлиса, которое преобладало на процессе сначала и до конца, от следствия до суда. Именно студент Григорьев создал версию и склонил малолетних детей Веры Чеберяк к даче показаний против Бейлиса, именно министр юстиции Щегловитов организовал и вел всё дело по ритуальному убийству, в помощь прокурору выступили член Гос. Думы Г. Замысловский и московский адвокат и антисемит одновременно А. Шмаков, автор ряда "исследований" соответствующего содержания. При описании дела Бейлиса, которое правильнее было бы называть "делом Чеберяк и её банды", Солженицын пытался посеять сомнения и привёл факты, которые способны только вызвать противоречивые домыслы, поскольку обильно и многословно цитирует черносотенцев. Он сознательно вспоминает мухлёваный первый акт медицинского обследования трупа Андрея Ющинского, который был признан фальсифицированным. О начальнике киевского сыскного отделения Н. А. Красовском Солженицын говорит, как о "служебном и деловом ничтожестве". То же самое пишет Солженицын и о сменившем Красовского Мищуке. Но именно Красовский вопреки давлению из Москвы установил, что Ющинского убила воровская шайка в квартире Веры Чеберяк с целью избавиться от мальчика - свидетеля их деятельности, что Бейлис к этому убийству не имеет отношения. Как писал Д. И. Пихно (бывший хозяин газеты "Киевлянин" и отчим Шульгина), "Красовский почему-то был устранён от этого дела, а с 31 декабря 1911 года совершенно уволен". На процессе Бейлиса Красовский выступал в качестве помощника адвокатов обвиняемого. Владелец газеты "Киевлянин" Пихно напечатал разоблачения Красовского, за что черносотенцы тотчас заявили, что "Киевлянин" перекуплен жидами". У них всегда так, другой правды, кроме своей, они не признают. Властей не устраивала версия, которую установил этот следователь. Мищук также отказался увидеть ритуальный характер убийства, и "был уволен 7 мая 1912 года, заподозренный в подкупе евреями". Всё та же песня. Солженицын не жалеет чёрных красок, чтобы дискредитировать этих двух полицейских, которые пошли наперекор официальной версии убийства, диктуемой из Москвы, из той самой Москвы, где премьером был Столыпин. Зачем Солженицыну это надо? Неужели не понимает, что такими утверждениями навсегда покроет себя позором? Анекдотичность ситуации состоит в том, что на этот раз Солженицын вступил в противоречие с самим Шульгиным, который на могиле отчима Д. Пихно поклялся печатать в газете только правду. Шульгин писал позже: "После ознакомления с разоблачениями Красовского в Думе выступил лидер социал-демократов Гегечгори: "Я полагаю, что все русские, все честные русские обязательно должны сказать: довольно этого позора, довольно этой лжи, довольно этого человеконенавистничества…". А черносотенная газета "Русское знамя" в то же время требовала: "Правительство обязано признать евреев народом, столь же опасным для жизни человечества, сколь опасны волки, скорпионы, гадюки, пауки и прочая тварь" (№ 177 за 1913 год). Сам Шульгин, нужно отдать ему должное, продолжил линию отчима после его смерти и на третий день судебного процесса по делу Бейлиса поместил в "Киевлянине" (27 сентября 1913 года) статью в защиту обвиняемого. "Вы отнеслись к Бейлису, как к кролику, которого кладут на вивисекционный стол", - написал Шульгин. Однако номер газеты был конфискован полицией, а сам Шульгин предстал перед судом. Нельзя сказать, что антисемит Шульгин перевоспитался, нет, он только выступал против явной глупости русского правосудия, которую никак нельзя было оправдать. Это только исследователь Солженицын ничего не видит. Вот мнение Шульгина, написанное им много лет позже, после возвращения в СССР: "Не надо быть юристом, чтобы понять, что обвинение против Бейлиса есть лепет, который любой защитник разобьёт шутя. И невольно становится обидно за русскую юстицию, которая решилась выступить на суд всего мира с таким убогим багажом. Посадить на скамью подсудимых еврея, обвинённого в ритуальном убийстве при явно нищенских уликах, не только не этично, но и не умно" (В. Шульгин, "Воспоминания бывшего члена Государственной Думы", 1979, издательство агентства "Новости", стр. 131). Если уж говорить о русской юстиции, то ей не привыкать к стыду "за убогость багажа", она ничему не научилась ни после Велижского дела, ни после десятка подобных дел, в которых Солженицын бесславно искал католические следы. Русской юстиции никто не сможет помочь, даже Шульгин. И ещё очень важное замечание того же бывшего члена: "Пониженный интеллектуальный уровень присяжных (9 учились только в сельской школе, трое были безграмотны) бросался в глаза" даже Шульгину. Некоторые склонны оправдательный приговор отнести за счёт достоинств русского правосудия и в заслугу тому "серому крестьянскому составу присяжных", как охарактеризовал последних Солженицын. Не знаю, зачем и здесь Солженицын снова вносит лепту лжи, отметив, что среди присяжных было два-три чиновника и два мещанина. Сам же написал о присяжных, как о "бесконечно замученных этим месячным процессом, засыпающим при чтении всех документов, просящим сократить суд, четверо из них - просились отпустить их домой прежде времени, а кому - и оказать медицинскую помощь" (стр. 449). После этих слов совершенно ясно, что эти присяжные не могли принимать самостоятельного решения, потому что даже не понимали, о чём идёт речь. Их специально и выбрали, чтобы они ничего не понимали и беспрекословно повторили то решение, которое им продиктуют. Народное чутьё к справедливости, о котором писали некоторые энтузиасты, обычный русских миф о себе, и напрочь отсутствующее "чутьё" в этом случае тоже ни причем. Решение утомлённым присяжным подсказали, вернее, продиктовали сверху. Московские власти были вынуждены пойти на это решение, если даже черносотенцу Шульгину было ясна абсурдность улик и самого обвинения. Короленко писал, что решение таких присяжных не может быть авторитетным. Шульгин и Солженицын не хуже нас знают, что русское правосудие никогда не было свободным от влияния властей. Читатель помнит, что Александр I лично принимал решение закрыть, а позже вновь возобновить Велижское дело о ритуальном убийстве. Николай I курировал продолжение этого процесса на протяжении 10-ти лет, ему докладывали все новые нюансы, он же и постановил дело прекратить после того, как русские чиновники, вдоволь наиздевавшись над несчастными жертвами, были вынуждены отступить. О том, что и в случае с Бейлисом дело обстояло именно так, говорит следующее признание Дикого: "На суде выяснилось, что на ведение следствия было оказываемо давление со стороны Министра Юстиции (Щегловитого)…. Громадный интерес, проявлявшийся к этому делу послами иностранных государств в Петербурге, в их разговорах с министром иностранных дел Сазоновым и заверения последнего, что "Бейлис будет оправдан", о чём есть документальные данные (в донесениях послов) - ещё больше затемняет и усложняет это, и без того тёмное и сложное дело, которое принесло России столько вреда" ("Евреи в России и в СССР", 1994, стр. 65). Кто же после этих фактов и аргументов будет сомневаться, что решение присяжным было продиктовано сверху, если министр Сазонов до оглашения приговора заранее знал решение суда и гарантировал послам оправдание Бейлиса! Тот же Дикий по-своему подытожил итоги суда, читай, русских властей: "Тёмные же народные массы восприняли решение суда по-своему: признание обескровления тела было истолковано, как подтверждение, что евреи действительно совершают ритуальные убийства…. И мальчишки - газетчики после оглашения решения суда кричали на улицах Киева: "Бейлис оправдан - жиды обвинены!" (там же, стр. 65). Напрасно Дикий приписывает народным массам то, что они сами не могли понять без "истолкования" русских чиновников. Последним никак не хотелось признать очередное поражение в клевете, оттого они и заставили тёмных присяжных утвердительно ответить на вздорный вопрос: "совершено ли убийство на кирпичном заводе, принадлежащем еврею Зайцеву, и обескровлено ли было при этим тело?" В самом вопросе проявилась обычная тупость русских чиновников. Во-первых, в суде было доказано, что убийство совершено в другом месте. Солженицын об этом написал так: "Обнаружен убитый был с опозданием в неделю - в пещере, на территории завода Зайцева. Но пещера не была местом убийства" (стр. 445). Во-вторых, если даже тело было обескровлено, то какое отношение этот факт имеет к евреям? Никакого! Он свидетельствует только о жестокости русских убийц. Во всём этом деле нет и грамма благородства, а типичная ложь и мерзопакостность русской жизни. А русские националисты считают, что евреи должны испытывать чувства благодарности к русскому правосудию, которое не посмело осудить безвинного в убийстве. Шульгин, например, написал в 1929 году: "Разумные евреи должны были бы поставить памятник сему суду, где-нибудь под "Стеною Плача" в Иерусалиме. А они вместо этого поставили киевский суд просто "к стенке" (стр. 119). Нельзя забыть, в каком ужасе пребывало всё еврейское население Киева, сколько оно претерпело унижений, ожидая погром в течение долгих двух лет, а также можно понять чувства страха родственников и самого Бейлиса, более двух лет просидевшего в заключении. Не случайно, он скончался в нестаром возрасте. Оправдав Бейлиса, суд не решил главной задачи правосудия - он не назвал имени преступника, убившего мальчика, хотя "были данные, что мальчика убила воровская шайка - но сторонники "ритуальной" версии заявляли, что полиция подкуплена евреями" (А. Дикий, "Евреи в России и в СССР", 1994, стр. 64). Как оказалось, имя реального убийцы никого в России и не интересовало. Русские националисты, зацикленные на еврейской вине, до удивления безразличные к судьбам собственных детей, даже не хотели, чтобы суд назвал имя убийцы. Им казалось, что отсутствие определённого имени, позволит навсегда оставить в русских душах сомнение в том, что же произошло на самом деле. Суд делал всё, чтобы не осудить установленных ещё Красовским убийц мальчика. Этого не хочет и Солженицын! Он не постеснялся привести слова монархиста Пуришкевича в Думе, как всегда, не заметив обычной глупости: "Мы не обвиняем всего еврейства, мы мучительно хотим истины" об этом загадочном, странном убийстве". Заключительные слова этой фразы после первых кавычек принадлежат Солженицыну. Он специально наводит туман на решение суда, сознательно продолжает говорить о "загадочном" убийстве, хотя даже Шульгину было ясно, что Ющинского убила Чеберяк и члены её банды, а само убийство не является ни странным и ни загадочным. В русской действительности такие убийства не так уж редки. Как мы знаем по документам КГБ, по 45-50 убийств ежегодно! Но продолжим речь Пуришкевича: "Существует ли среди еврейства секта, пропагандирующая совершение ритуальных убийств.… Если есть такие изуверы, заклеймите этих изуверов". Кто же так "мучительно" ищет истину, если она, желаемая, заранее известна, а другой "истины" ему и не надо? Этот русский абсурд говорит о многом. Солженицын ничем не отличается от Пуришкевича. Он мучительно ищет в своей книге долю вины евреев, будучи заранее убеждённым, что она существует. И другой "истины" Солженицыну не надо, он всё равно её не увидит, не примет, не поверит! Поэтому никого из националистов не интересовала обычная правда, которая бесконечно ценна для любого нормального человека. Поэтому Солженицын и ему подобные даже сегодня не способны догадаться, что изуверы находятся среди русских преступников, а они сами принадлежат к той самой секте, которую ищут днём с огнём среди других народов. Вспомните процитированные ранее слова из газеты "Русское знамя": психология авторов ничем не отличается от фашистской идеологии Третьего Рейха. Об этом даже Шульгин был вынужден отметить. Солженицын пытается вызвать сочувствие к Чеберяк, которую, согласно Шульгину, "расстреляли студенты в 1919 году". Для этого Солженицын вытащил на свет показания русского провокатора Михаила Ивановича Болеросова, православного, дворянина, юриста по образованию, затесавшегося на несколько месяцев с поддельными документами в ряды киевской ЧК под кличкой "Валера". Солженицын цитирует его показания "Особой Следственной Комиссии" Белой армии из сборника "На чужой стороне" под названием "Чекист о ЧК". Нужно сказать, что этот Валера никаким чекистом не был, а его показания настолько примитивны и лживы, что даже белогвардейские составители сборника были вынуждены написать в предисловии к показаниям: "Валера", может быть, и не всегда искренним" ("На чужой стороне", под ред. С. П. Мельгунова, Берлин, т. 9, стр. 118). Солженицын не обратил внимания на звериный антисемитизм провокатора, который наговорил столько несуразных глупостей, что ему мог поверить только потерявший голову русский националист. Достаточно сказать, что Валера утверждал, что среди 22 руководителей ЧК было только четверо русских, с которыми он тут же образовал "триумвират" для следующей цели: "защита цивилизации и её носителей - интеллигенции, возможное уменьшение жертв гражданскоё войны и защиты друг друга". Этот "могучий союз" с глобальными фантастическими задачами распался через несколько недель, а всё тот же Валера по собственному заявлению создал ещё одно "объединение", но его "Девиз был изменён - ненавистью к господствующим в ЧК евреям - антисемитизмом (так-то практичнее и ближе к истине! - В. О.). Крупнейшими фигурами были М. Бегляров, В. Бутов, Сидоренко, Калина Вишняков, Горичев, Гарри". Сам о себе Валера показал: "Здесь заслуга Валеры, не давшего ни одного виновного к расстрелу, несомненна". А, каково милое признание! Боялся, что его расстреляют за предательство, вот и нёс антисемитскую ахинею, видимо, для Шульгина и Солженицына, потому что белогвардейцы ему не поверили. Только из-за отсутствия места не могу более цитировать предсмертный бред русского дворянина, но Солженицын нашёл у него главное: "Веру Чеберяк допрашивали все евреи-чекисты" (стр. 451). Ему кажется, что это свидетельство провокатора - антисемита очень важно для понимания новейшей русской истории, однако когда Валера вдруг сообщил, что "Чеберяк расстрелял Михайлов", Солженицын выхватил только часть фразы: "Её тут же расстреляли". Солженицын со своим пониманием истории и её материалов может практиковать только в школе для умственно отсталых детей, он позорит русское имя писателя, позорит свой народ, отыскивает в архивах самое гнусное и лживое, выставляя себя на всеобщее посмешище. Кроме вечного позора, он ничего более существенного своей книгой не заслужит. Имя иуды Болеросова-Валеры, который вначале присягал на верность служению Императору в должности присяжного поверенного, потом большевицкому ЧК в Киеве, затем "перекрасился во время допросов в другой политический цвет", как написано в предисловии к протоколу, всплывает и в книге Шульгина, написанной в начале прошлого века. Видимо, провокаторов такого типа было немного, поэтому показаний Болеросова хватило на двух антисемитов сразу. В приложении № 9-А в книге Шульгина приводятся слова Валеры, что среди 150 - 300 членов ЧК две трети были евреи - "точных цифр привести нельзя". Так Валера вольно обращается с цифрами, а Шульгин и Солженицын сознательно использует ложь провокатора, наивно думая, что каждая ссылка служит истине. Как уже было сказано, слухи об убийстве христианских детей часто предшествовали погромам. Так, до начала погрома в Кишинёве газета "Бессарабец" сообщила "об убийстве в п. Дубоссары христианского мальчика, совершённого будто бы евреями с ритуальными целями". Черносотенные журналисты писали: "Мальчик был распят евреями, кровь спущена. И эта кровь приготовлялась для каких-то обрядов". В самом Акте Горемыкина о Кишинёвском погроме (апрель 1903 года) говорится ещё об одном убийстве: выстрелом "был убит русский мальчик Осипов". И хотя убийства ребёнка в Дубоссарах и мальчика Осипова к евреям отношения не имели, провокаторы добились своего: погром в Кишинёве по жестокости был самым зверским и безграничным. В отчёте о погроме в Одессе (октябрь 1905 года) сенатор Кузминский также записал: "в толпу манифестантов произведено было несколько выстрелов, одним из коих был убит мальчик, нёсший икону". Эта маниакальная идея об убийстве евреями христианских детей не даёт покоя русским погромщикам! Убийцам всё время мерещатся кровавые мальчики в глазах. За долгую историю в России не родился авторитетный и добросовестный исследователь, который бы сумел проанализировать многочисленные случаи смертей христианских детей, чтобы понять истоки этих ужасных преступлений среди русского населения. Вот и наш современник, претендующий на звание патриарха, не нашёл в своём народе изуверов. Он серьёзно копается в историческом мусоре соплеменников, чтобы в словоблудии скрыть страшную правду. Солженицын не может открыто и честно сказать всему миру: да, в русском народе убийство ребёнка не считается самым страшным преступлением; да, это в нашем народе существуют изверги, которые по пьянке или из-за желания убрать случайного свидетеля могут пойти на такое преступление; да, это мы столетиями клеветали на евреев и вместе, всем обществом, зная имена настоящих убийц, вводили мир и себя в заблуждение, создавали ложные свидетельские показания; да, это мы на всех уровнях власти, с помощью преступных чиновников, судебных следователей и врачей учили людей лгать и придумывали на евреев злостную клевету; да, это наши православные священники из-за мракобесия, безграмотности и злобности сознательно распространяли среди верующих страшный навет на евреев, да, это в нашем народе не оказалось честных, неподкупных и мужественных журналистов и писателей, которые бы смогли покончить с вековой преступной практикой. Куда Солженицыну до такого покаяния! Он даже и не представляет, что такое возможно.