АЛЕКСАНДР ИСАЕВИЧ СОЛЖЕНИЦЫН                 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

В СОВЕТСКОЕ ВРЕМЯ

 

Глава 19 — В ТРИДЦАТЫЕ ГОДЫ

 

Тридцатые годы в СССР были годами напряжённого индустриального рывка, в котором перемолоты были крестьянские массы и жизнь всего населения приобрела новые непривычные формы, требующие непривычных же навыков приспособления к ним. Через непосильные жертвы и несмотря на многие несуразности советской организационной системы — вся жестокая эпопея привела-таки к созданию индустриальной державы.

Но не на чуде самозародном выросли и совершились сталинские Первая да и Вторая пятилетки и не на одном насильственном сгоне голой массы работяг. Потребно было обильное техническое снабжение, передовое оборудование, сотрудничество опытных в этой технике специалистов — и всё это широко притекало от западного капитализма, и более всего из Соединённых Штатов. Не в виде дара, конечно, не в виде щедрой помощи, — за всё это советские коммунисты обильно расплачивались российскими недрами и лесами, рынками сырья и обещаемыми Западу рынками сбыта, и награбленным добром царской Империи. Такие сделки потекли при содействии и одобрении интернациональных финансовых магнатов, и прежде всего Уолл-стрита, — в устойчивое продолжение тех первых коммерческих связей, которые советские коммунисты сумели завязать на американских биржах ещё в ходе нашей Гражданской войны и укрепляли их целыми кораблями царского золота и сокровищ Эрмитажа.

Но позвольте! но мы же обстоятельно учены Марксом, что капиталисты — лютые враги пролетарского социализма и не помощь от них прикатит, а уничтожительная кровавая война? Э, как бы не так; несмотря на официальное дипломатическое непризнание, вполне было на виду, и даже печаталось в «Известиях»: «американские торговцы заинтересованы в расширении экономических связей с Советским Союзом»1. — Против такого расширения выступали американские профсоюзы (защищая свой рынок от продукции дешёвого — рабского — советского труда). А созданная к тому времени «Русско-Американская торговая палата» и слышать не хотела о каком-то политическом противостоянии коммунизму, «вмешивать политику в деловые отношения»2.

По вскрытым ныне дипломатическим и финансовым архивам Э. Саттон, уже упоминавшийся современный американский исследователь, проследил связи Уолл-Стрита с большевиками и указал на их аморальную логичность и последовательность на протяжении многих лет, ещё и от плана «Марбург» в начале века, на фундаменте обширного капитала Карнеги: усилить власть международных финансистов через «социализацию» стран Земли «для контроля... и принудительного установления мира». И пригнёл к выводу: «Международные финансы предпочитают иметь дело с централизованными правительствами. Банковское сообщество меньше всего хочет свободной экономики и децентрализованной власти», как раз напротив. «Революция и международные финансы не так уж противоречат друг другу, если в результате революции должна установиться более централизованная власть» — и тем самым рынки этих стран становятся управляемыми. И — вторая линия согласия: «У большевиков и банкиров была эта существенная общая платформа — интернационализм»3.

На такой-то почве не удивительна вся последующая поддержка «Морганом-Рокфеллером коллективистских предприятий и массового уничтожения индивидуальных прав». И в оправдание этой поддержки звучало на сенатских слушаниях: «Почему великая индустриальная страна, наподобие Америки, должна желать создания и последующей конкуренции другого великого промышленного соперника?»4. А с заведомо неконкурентоспособным, централизовавшим свою экономику тоталитарным режимом — враждовать не надо. — Другое дело, что Уолл-стрит не рассчитал дальнейшего развития большевицкого строя и его сверхожидаемой возможности управлять людьми, использовать их до самого дна — и создать свою, хоть и уродливую, но мощную, индустрию.

Однако в чём же тут связь с нашей основной темой? А пожалуй, в том, что, как мы видели, американские финансисты напрочь отказывали в займах дореволюционной России — по причине ущемления в ней прав евреев, — хотя Россия всегда была перспективна для финансовой выгоды. И ясно, что если тогда они готовы были пожертвовать прибылью, то и теперь, при всех экономических расчётах на советский рынок, — не стала бы «империя Моргана-Рокфеллера» пособлять большевикам, если бы в СССР к началу 30-х годов прорисовалось бы притеснение евреев.

Но в том-то и дело, что для Запада уже описанные нами советские притеснения традиционной еврейской культуры или сионистов легко исчезали под общим на тот день впечатлением, что советская власть евреев не угнетёт, и даже, наоборот, сохранит многих у рычагов власти.

Картины прошлого обладают способностью удобно переворачиваться в нашем сознании — так, чтобы приуспокоить его. И сегодня нарастает такое представление, что в 30-е годы евреи были уже вытеснены из советского руководства, уже никак не касались управления страной. — Встретим мы (в 80-е годы) и такие утверждения: что в советские годы евреи в СССР были «практически уничтожены как народ, они превратились в социальную группу, расселенную в больших городах, "прослойку, обслуживающую господствующий класс"»5.

Нет, далеко не только «обслуживающую», ещё в немалой мере евреи входили тогда и в собственно «господствующий класс». А «большие города», столицы — как раз-то и были властью подкуплены, снабжены и устроены, когда вся огромная страна измирала от гнёта и нужды. Выйдя из сотрясений Гражданской войны, Военного коммунизма, НЭПа, 1-й пятилетки, — мирная жизнь страны всё более определялась деятельностью её государственного аппарата, в котором роль евреев была весьма высока, по крайней мере, до 1937-38.

В 1936 на VIII съезде Советов СССР Молотов по велению Сталина (отличиться перед Западом от Гитлера?) произнёс такую тираду: «Наши братские чувства к еврейскому народу определяются тем, что он породил гениального творца идей коммунистического освобождения человечества» — Карла Маркса, «что еврейский народ, наряду с самыми развитыми нациями, дал многочисленных крупнейших представителей науки, техники и искусства (что несомненно, и уже сказалось в советские 30-е годы, и ещё более проявится в послевоенные. — А.С.), дал много славных героев революционной борьбы... и в нашей стране — выдвинул и выдвигает всё новых и новых замечательных, талантливейших руководителей и организаторов во всех отраслях строительства и защиты дела социализма»6.

Курсив — мой. Безусловно — цель тут была пропагандная. Но заявление Молотова — соответствовало обстановке. А «защита дела социализма» — это все годы были: ГПУ, армия, дипломатия и идеологический фронт. Охотное участие столь многих евреев в этих органах продолжалось и в ранних и в средних 30-х годах, до 1937-38.

Мы ограничимся лишь кратким обзором наиболее важных постов и имён, появившихся, главным образом, именно в 30-е годы, — по привременным газетам, более поздним публикациям и по новейшим еврейским энциклопедиям. Разумеется, такой обзор, осложняемый тем, что немаловажное национальное или безнациональное самоощущение действующих лиц нам неизвестно, — может содержать и частные ошибки и никак не исчерпывает полноты картины.

Вследствие разгрома «троцкистской оппозиции» персональный состав евреев в партаппарате — заметно поредел. Но та чистка партгосаппарата совсем не имела антиеврейской направленности. На виднейшем месте в Политбюро сохранялся Лазарь Каганович — одновременно и зловеще-беспощадный и анекдотически низкого уровня (а со середины 30-х и секретарь ЦК, и член Оргбюро ЦК, — как только единственно ещё Сталин). И трёх братьев своих он на весьма крупные посты. Михаил Каганович — с 1931 ещё зампред ВСНХ, с 1937 уже нарком оборонной промышленности, затем по совместительству и авиационной. Юлий, пройдя ведущие партийные посты всё в том же Нижнем Новгороде, где и все братья, — стал заместителем наркома внешней торговли7. (А один брат был «фигура» в Ростове-на-Дону, совсем бесталанный. Напоминает сюжет Салтыкова-Щедрина, как брат Вооз Ошмянский устраивал на выгодный пост брата Лазаря.) — Но две этнически русских оппозиции в начале 30-х годов — Рыкова-Бухарина-Томского и Сырцова-Рютина-Угланова — были разгромлены Сталиным в опоре и на евреев-большевиков, черпая из них нужную замену. Каганович был основной и твердейшей опорой Сталина в Политбюро: требовал расстрелять Рютина (октябрь 1932-январь 1933) — но даже у Сталина это тогда сорвалось8. Чистка 1930-1933 мела — по русским элементам в партии.

В президиуме Центральной Контрольной Комиссии (ЦКК) после XVI партсъезда (1930) из 25 членов — евреев 10, в том числе: А. Сольц — «совесть Партии» (а в самые «расстрельные» годы, 1934-1938, и помощник Генерального прокурора Вышинского9), З. Беленький (это — сверх упомянутых трёх братьев Беленьких), А. Гольцман (тот самый перекидчик к Троцкому в вопросе о профсоюзах), яростная Розалия Землячка, опять брат М. Каганович, чекист Трилиссер, «воинствующий безбожник» Ярославский, Б. Ройзенман, уцелевший помощник Троцкого А.П. Розенгольц. — Если же сравнивать положение в ЦК партии в 20-е и ранние 30-е годы, то оно примерно не изменилось, — и в 1925 и после XVI партсъезда евреи составляли около одной шестой10.

В верхах компартии и после XVII съезда («победителей») в 1934 в составе ЦК евреев оставалась шестая часть, в комиссии Партконтроля — около трети, сходно же в Ревизионной комиссии ЦК (а возглавлял её немалое время М. Владимирский. С этого момента ЦКК возглавлена Л. Кагановичем). — Такая же пропорция была тогда и в комиссии Советского Контроля11. — Заместителем Генпрокурора СССР пять горячих лет (1934-1939) был Григорий Леплевский12.

Многие партийные посты не оглашались даже и в «Правде». Но на осень 1936 можно отметить: секретарь ЦК ВЛКСМ — Е. Файнберг13, зав. отделом печати и издательств ЦК (вся идеология!) — Б. Таль (вместо Льва Мехлиса, целиком перешедшего на редакторство «Правды», а с 1937 — на замнаркома обороны и начальника Политуправления Красной армии).

Многих видим и на командных местных постах — таких, как СредАзбюро, крайком восточно-сибирский, первые секретари обкомов Немцев Поволжья, татарского, башкирского, томского, калининского, воронежского и ещё многих обкомов. — Вот Мендель Хатаевич (член ЦК с 1930), последовательно секретарь: гомельского, одесского, татарского, днепропетровского обкомов, средне-волжского крайкома, второй секретарь компартии Украины. — Яков Чубин — черниговского, акмолинского обкомов, шахтинского окружкома, потом — по Комиссиям Партийного Контроля — московской, крымской, курской, туркменской, а с 1937 — первый секретарь ЦК Туркмении14. — Не будем утомлять перечислением имён, но не упустим реальный вклад этих секретарей в общебольшевицкое дело — ещё и с поразительным географическим перепархиванием, как и в 20-е годы. Кадры — всё ещё немногочисленны и незаменимы, и в их перелётности нет заботы, что всякий новичок — чужой для каждой новой местности.

Ещё более реальное большевицкое управление — в руках наркомов. В 1936 мы видим в Правительстве 9 наркомов-евреев: знаменитый тогда, на весь мир гремевший наркоминдел Литвинов (в дружеских шаржах «Известий» его изображали рыцарем мира с копьём и щитом против зарубежной нечисти); не менее знаменитый, но только в пределах СССР, наркомвнудел Ягода; возносимый и всепрославляемый «железный нарком» железных дорог Лазарь Каганович; торговля внешняя — А. Розенгольц, его же мы отметили и в ЦКК; торговля внутренняя — И.Я. Вейцер; нарком совхозов — всё тот же М. Калманович (продкомиссар с конца 1917); лёгкой промышленности — И.Е. Любимов; здравоохранения — Г. Каминский (с частыми его поучительными полосами в «Известиях»); и опять же З. Беленький — Комиссия Совконтроля15. — В том же Правительстве много еврейских имён и среди замнаркомов, по разным наркоматам: финансов, связи, ж.-д. транспорта, водного, земледелия, леспрома, пищепрома, просвещения, юстиции (ещё один Сольц, Исаак), а среди важнейших замнаркомов: Я. Гамарник (обороны), А. Гуревич («внёс значительный вклад в создание металлургической промышленности в стране»)16, Семён Гинзбург (замнаркома тяжпрома, потом нарком по строительству, потом министр строительства военных предприятий17).

С конца 1929 по начало 1931 произошёл тот самый «Великий Перелом». Предстояла палаческая коллективизация — и в этот решающий момент Сталин наметил на неё зловещего исполнителя Яковлева-Эпштейна, портреты его — и фото, и рисованные И. Бродским — тогда, и затем из года в год, крупнейше воспроизводились в газетах18. Вместе с уже известным нам М. Калмановичем он даже входил в высший правительственный Совет Труда и Обороны (где — Сталин, Молотов, Микоян, Орджоникидзе, Ворошилов, и мало кто другой)19. В марте 1931 на VI съезде Советов Яковлев делает и доклад о совхозном строительстве, и доклад о колхозном строительстве (губительстве всей народной жизни)20. На этом славном пути разорения России среди сотрудников Яковлева мелькают и замнарком В.Г. Фейгин, и члены коллегии Наркомзема М.М. Вольф, Г.Г. Рошаль, как и другие там знатоки по крестьянскому делу. — В важную помощь Наркомзему — придан Зернотрест (выкачивать зерно для государства), председатель правления — М.Г. Герчиков, его портреты в «Известиях», ему поощрительно телеграфирует сам Сталин21. — С 1932 отделили от Наркомзема Наркомсовхозов — на него двинут М. Калманович22. — А председатель всесоюзного Совета колхозов с 1934 — Яковлев же23. А председатель Комитета заготовок — И. Клейнер (награждён орденом Ленина). — М. Калманович тоже побыл в грозные месяцы коллективизации замом наркомзема — но в конце 1930 его переводят в замы наркомфина и председателем правления Госбанка, ибо в денежном деле тоже нужна твёрдая воля. Председателем правления Госбанка поставят в 1934 Льва Марьясина, в 1936 Соломона Крутикова24.

В ноябре 1930 создаётся Наркомвнешторг, во главе его (и прослужит семь лет) известный уже А.П. Розенгольц. Среди членов коллегии — треть евреев, из них Ш. Двойлацкий войдёт и в Главконцесском (многовалютное место) и станет торгпредом во Франции (1934-36)25. — В конце же 1930 создаётся Наркомат Снабжения, с А. Микояном во главе (в его коллегии видим М. Беленького — это уже пятый по счёту Беленький, а вскоре он и сам — наркомснаб, заменяет Микояна). Вообще, в наркоматах торговли и снабжения еврейская составляющая выше, чем на партийных верхах, — от четверти до половины. — Ещё не упустим тут и Центросоюз (бюрократический центр псевдокооперации). Им заведовал (после Льва Хинчука в 20-е годы) с 1931 и по 1937 — И.А. Зеленский, мы раньше его встречали как члена коллегии Наркомпрода26.

Ещё раз напоминаем: эти перечни лишь иллюстративные. Они не претендуют создать впечатление, что во всех этих коллегиях и президиумах не представлены другие национальности — конечно же они есть. Да и все перечисленные лица занимают эти посты лишь часть лет, затем их «перебрасывают».

Пути сообщения. Железными дорогами командует сперва М. Рухимович (крупнейшие портреты его в газетах27), затем передаёт дороги Л. Кагановичу, сам же станет наркомом оборонной промышленности (а М. Каганович — у него пока в заместителях)28. — Важные перемещения и в тресте «Уголь»: с поста правления снят И. Шварц, назначен М. Дейч29. Управляющий Грознефтью — Т. Розеноер. — Строительство Магнитогорского металлургического гиганта возглавил Яков Гугель; директор Криворожского металлургического комбината — Яков Весник; строительство Кузнецкого комбината, 200 тысяч голодных и неодетых рабочих, — начальник того ада был С. Франкфурт, после него — И. Эпштейн (в 1938 арестован — но льготно отправлен командовать строительством комбината Норильского)30. А крупней тех комбинатов в 30-е годы и не было.

ВСНХ — ещё существует, хотя значение его падает. После Уншлихта его возглавлял А. Розенгольц, затем и Орджоникидзе; в составе президиума ВСНХ евреев большинство31.

Зато набирает силу Госплан. В 1931, при председателе Куйбышеве, там в президиуме из 18 членов евреев более половины32.

Оставаясь в пределах хозяйственной сферы, перешагнём теперь в последний «цветущий» год сталинской эры — перед самым 1937. — В 1936 «Известия» опубликовали33 полный состав Совета Наркомата Внутренней Торговли — 135 человек, собственно держащих в руках (и вряд ли бескорыстно) всю внутреннюю торговлю СССР. В этом списке евреев под 40%. От двух заместителей наркома, торговых инспекторов — до многих заведующих облпищеторгами, облпромторгами, потребсоюзами, трестами ресторанов, столовых, съестных припасов, управлениями вагон-ресторанов и ж.-д. буфетов; и, конечно, Гастрономом № 1 в Москве («Елисеевским»). И как же этим облегчалась слаженность всех инстанций — в те ещё вовсе не сытые, не одетые, не обутые годы.

Можно было прочесть на страницах «Известий» и такой заголовок: «Руководство Союзрыбы допустило крупнейшие политические ошибки». И в связи с этим на днях освобождён от должности члена коллегии Наркомторга Моисей Фрумкин (его же мы видели в двадцатые годы замом Наркомвнешторга). Теперь и наказания: т. Фрумкину строгий выговор с предупреждением, т. Клейману — тоже, а т. Непряхина исключить из партии34.

Вскоре за тем «Известия» опубликовали35 дополнение к составу Совета Наркомата Тяжёлой Промышленности, 215 человек. Желающие могут вникнуть и в него. Нынешний автор пишет об этих людях так: к 30-м годам «дети деклассированных еврейских мелких буржуа успели... стать "командирами" в буднях "великих строек". И им, вкалывавшим по 16 часов в сутки, неделями и месяцами не вылезавшим из котлованов, болот, пустыни и тайги... показалось, что это "их страна"»36. Только он спутал: это — черномозольные работяги и вчерашние крестьяне не вылезали из котлованов и болот, а директора лишь иногда прогуливались туда, а сидели в кабинетах и на спецснабжении («Бронзовые прорабы»). Но несомненно, что своими жёсткими волевыми решениями они доводили до окончания эти стройки, вошедшие в промышленный потенциал СССР.

Так советские евреи получили в СССР весомую долю государственного, индустриального и хозяйственного управления на всех его этажах.

 


 

Отведём совершенно особое место — Б. Ройзенману. Судите сами: получает орден Ленина «в ознаменование исключительных заслуг» по приспособлению государственного аппарата «к задачам развёрнутого социалистического наступления» — какие тайные, недоступные нам глубины Могут скрываться за этим «наступлением»? — и наконец прямо: за выполнение «специальных, особой государственной важности заданий по чистке государственного аппарата в заграничных представительствах»37.

Так наш взгляд — естественно переходит к Дипломатии. На 20-е годы — о ней сказано уже в предыдущей главе. Увидим теперь и других важных лиц. Например, весной 1930 можно было прочесть в «Известиях» на 1-й странице под отдельным заголовком такое важное сообщение: «возвратился из отпуска и приступил к исполнению своих обязанностей член коллегии Наркоминдела Ф.А. Ротштейн38. (Да так писали чуть не только о Сталине? Даже, кажется, ни об Орджоникидзе, ни о Микояне?) Но в чём-то Ротштейн провинился, век его кончился через два месяца после того: в июле 1930 с назначением Литвинова наркомом — Ф.А. Ротштейн (хотя в его биографии, мы помним, и создание британской компартии) был из коллегии убран. В 30-е же, в расцвет Литвинова, появляется и новое поколение. Еврейская энциклопедия пишет: «существовало понятие "дипломаты литвиновской школы"» — и среди них выделяет: К. Уманского, Я. Сурица, Б. Штейна (хотя он уже преуспел и в начале 20-х), Е. Гнедина (сына Парвуса)39. Эренбург сюда добавляет Е. Рубинина. — Как в 20-е дипломатия привлекала кадры из евреев, так и сквозь ранние и средние 30-е. От момента принятия СССР в Лигу Наций — в главных членах советской делегации видим Литвинова, Штейна, Гнедина, а также Бреннера, Сташевского, Маркуса, Розенберга и грузина Сванидзе. Так была представлена Советская Россия на том форуме народов. — Полпреды в Европе: в Англии — постоянный Майский, в Германии (потом и во Франции) — Я. Суриц, в Италии — Б. Штейн (после Каменева), ещё и в Испании, в Австрии, в Румынии, в Греции, в Литве, в Латвии, в Бельгии, в Норвегии; да кое-где и в Азии: например, в Афганистане ещё в Гражданскую войну был тот же Суриц, а с 1936 Б. Сквирский; он же долгие годы был и неофициальным советским представителем в Вашингтоне40. — В советских торгпредствах — в ранних и средних 30-х годах успешно продолжали состоять и действовать множество кадров из евреев. (Ещё один Беленький, уже шестой, B.C., торгпред в Италии, 1934-3741.)

Что касается Красной армии, то, пишет уже знакомый нам тщательный израильский автор: и в 30-е годы в ней «оставалось значительное число офицеров-евреев. Их было вялого, в частности, в Реввоенсовете, Главных управлениях наркомата обороны, Генеральном штабе и т.д. То же относится к военным округам, армиям, корпусам, дивизиям, бригадам и всем воинским частям. По-прежнему евреи видное место занимали в политических органах»42. Да и всё Главное Политическое управление Красной армии после самоубийства надёжного Гамарника перешло в надёжные руки Мехлиса... Вот примеры из верхнего слоя Политуправления (ПУРККА): Мордух Хорош в 30-е годы — заместитель начальника ПУРККА, затем (до ареста) начальник Политуправления Киевского Военного Округа. — Лазарь Аронштамс 1929 и сквозь 30-е, до 1937: начальник политуправления Белорусского военного округа, Отдельной Дальневосточной армии, Московского округа. — Исаак Гринберг — старший инспектор ПУРККА, потом зам. нач. политуправления Ленинградского округа. — Борис Иппо (уже мы видели его в Гражданской войне; при усмирении Средней Азии — начальник Политуправления Туркестанского фронта, потом — Среднеазиатского округа), в 30-е годы — Кавказской Красной армии; затем — начальник Военно-Политической академии. — Уже упоминавшийся Михаил Ланда — главный редактор «Красной звезды» с 1930 по 1937. — Наум Розовский: от Гражданской войны военный прокурор, к 1936— главный военный прокурор РККА43.

До 1934, пока ещё существовал Реввоенсовет, — заместителем председателя (Ворошилова) оставался Гамарник. — В 30-е годы, в дополнение к названным в предыдущей главе, встречаем в начальниках Главных управлений РККА: Абрама Вольпе — Административно-мобилизационное управление (в прошлой главе упомянут как начальник штаба Московского ВО), Семёна Урицкого (Военно-разведывательное управление, до 1937), Бориса Фельдмана — Начальником Главного управления кадров (тоже до 1937), Леонтия Котляра — начальником Главного Военно-инженерного управления в предвоенные годы. — Среди командующих родами войск — глава военной авиации с 1932 А. Гольцман (мы его уже видели и в ЦКК и как профсоюзного деятеля; погиб в авиакатастрофе). Среди командующих военными округами видим опять: Иону Якира (Крымский округ, затем важнейший Киевский), Льва Гордона (Туркестанский)44. — Не имея данных о массовых, более низких постах, всё же не вызовем, кажется, резкого сомнения, что в политуправлении армии, в снабжении армии, как и в партийном или наркоматском аппарате при начальнике главка еврее — как правило весьма заметной была и доля еврейских мест в структуре.

Но служба в армии — не порочна, а может быть и весьма строительна. А как наше родимое ГПУ-НКВД? Современный исследователь, опираясь на архивы: «Первая половина 30-х характеризуется увеличением роли евреев в аппарате государственной безопасности». А «накануне наиболее массовых репрессий» представление о картине «национального состава руководящих органов НКВД... может дать список награждённых к 20-летию ВЧК-ОГПУ-НКВД их 407 ответственных сотрудников, опубликованный в центральной печати. Среди награждённых— 56 евреев (13,8%), 7 латышей (1,7%)»45.

Вот из ГПУ создано НКВД во главе с Ягодой (1934) и публикуются (да дважды! — редкий случай заглянуть за непроницаемые стены46) — комиссары Государственной безопасности НКВД 1-го ранга: Я.С. Агранов (первый заместитель Ягоды), В.А. Балицкий, Т.Д. Дерибас, Г.Е. Прокофьев, С.Ф. Реденс, Л.М. Заковский; 2-го ранга: Л.Н. Вельский, К.В. Паукер (их мы уже награждали в 1927 в десятилетие ЧК), М.И. Гай, С.А. Гоглидзе, Л.Б. Залин, З.Б. Кацнельсон, К.М. Карлсон, И.М. Леплевский, Г.А. Молчанов, Л.Г. Миронов, А.А. Слуцкий, А.М. Шанин, Р.А. Пилляр. Разумеется, не все тут евреи, хотя и добрая половина. И не ушли, и не вытеснены были чекисты-евреи из того самого НКВД, которое расправлялось над страной после смерти Кирова — и, как скоро увидим, над собой же...

А.А. Слуцкий был начальник иностранного отдела НКВД, то есть заведовал шпионажем за границей. «Его заместителями были Борис Берман и [Сергей] Шпигельглас». А о Паукере узнаём: парикмахер из Будапешта, связался с коммунистами в русском плену в 1916, сперва начальник кремлёвской охраны, затем начальник оперативного отдела НКВД47. Конечно, по скрытности аппарата и недоступности этих высоких лиц — не о каждом рассудишь доконечно. Вот высветился Наум (Леонид) Этингон, — руководивший убийством Троцкого, организатор шпионской «кембриджской пятёрки» и атомного шпионажа после войны — ас разведки48.

Да на немалых же постах — и сколько таких постов? — был и вовсе сокрытый от глаз людских и только позже прогремевший как перебежчик Лев Фельдбин, со звучным псевдонимом Александр Орлов, видный и долгий гепеушник, возглавлявший в ГПУ — «экономический отдел Иностранного управления», а это означало: он контролировал от НКВД внешнюю торговлю СССР. Был доверенным при самых секретных инструкциях Сталина энкаведистам, как «вырвать у [жертв] ложные признания», и «многие из [следователей НКВД] находились у [него] в подчинении»49. — Да и Михаил Кольцов-Фридлянд («политический советник» республиканского правительства Испании50) — не в стороне был от крупнейших гепеушных авантюр.

К назначенному (27 сентября 1936) наркому внутренних дел Ежову через три дня добавлен заместителем М. Берман (оставаясь при том начальником ГУЛага)51. А с Ежовым пришли и свои тени. Его давний (с 1931) сотрудник по ЦК ВКПб Михаил Литвин становится начальником отдела Кадров НКВД, а к маю 1937 дослуживается до начальника ни с чем не сравнимого Секретно-Политического отдела Главного Управления Госбезопасности (ГУГБ) НКВД. Помощником начальника этого отдела был (1931-36) Генрих Люшков (убитый в 1945 японской пулей, так как бежал к ним в 1938, а теперь, в конце войны, японцы не хотели его сдать обратно, деться некуда, застрелили, — так о карьере каждого из них можно повествовать и добавочно). При том же отделе «уполномоченным по особым поручениям» — Александр Радзивиловский. А вот и ещё один давний сотрудник Ежова — Исаак Шапиро, референт его с 1934, а теперь — начальник секретариата НКВД, затем начальник Спецотдела ГУГБ НКВД (это — ещё другой, тоже славный Отдел...)52.

В декабре 1936 среди начальников десяти засекреченных номерами отделов ГУГБ НКВД видим семерых евреев: отдел Охраны (1) — К. Паукер, Контрразведывательный (3) — Л. Миронов, Особый (5) — И. Леплевский, Транспортный (6) — А. Шанин, Иностранный (7) — А. Слуцкий, Учётно-регистрационный (8) — В. Цесарский, Тюремный (10) — Я. Вейншток. В течение мясорубки 1937 начальниками отделов побывали ещё: А. Залпетер — Оперативный отдел (2), Я. Агранов, вослед ему М. Литвин — Секретно-Политический (4), А. Минаев-Цикановский — Контрразведывательный (3), И. Шапиро — как уже сказано, Спецотдел (9)53.

Руководство ГУЛага — у меня названо в «Архипелаге». Да, большая доля евреев была и там. (Воспроизведенные из советского прославительного сборника 1936 года портреты Беломорско-Балтийских начальников вызвали негодование: мол, я выбрал одних евреев. Но я не выбирал, я привёл снимки всех высших начальников БелБалтлага из этой бессмертной книги, — и чей же выбор, и чья вина, что они оказались евреями?) Для сведения, добавлю о трёх крупных лицах, чего не знал тогда, сейчас вот прочёл. Лазарь Коган до Беломора побывал и начальником ГУЛага, а Зиновий Кацнельсон после 1934 — замнач ГУЛага; Израиль Плинер с 1936 — начальник ГУЛага и кончал канал Москва-Волга54.

Нельзя отрицать: История взнесла многих советских евреев в ряды вершителей всероссийской судьбы.

 

Из разных источников стекаются разновременные же сведения, которые никогда не выставлялись в гласность: об областных (краевых) Уполномоченных ГПУ-НКВД в 30-е годы (до 1937). Обозначение их должности вполне заслужило писаться с большой буквы, ибо именно они, а не секретари обкомов, были полновластными хозяевами своих областей, жизни или смерти любого жителя, подчиняясь непосредственно центральному НКВД. О некоторых из них известны полные имена-отчества, о других — обломки инициалов, о третьих только фамилия. И географически их посты тоже успевали сменяться, одни Уполномоченные перемещались на место других (позавидуем тому, кто сумеет указать и граничные временные даты, ведь это всё в тайне деялось). И все 30-е годы даже среди этих областных владык оставалось много евреев. По недавно опубликованным данным, в местных органах госбезопасности, без ГУГБ, служило 1776 евреев (7,4%)55.

Могут быть упомянуты по меньшей мере Уполномоченные: в Белоруссии (Израиль Леплевский, брат замгенпрокурора Григория Леплевского, — его мы уже видели в ВЧК, уже он был начальником ГПУ, промелькнул только что комиссаром 2-го ранга, и вот с 1934 по 1936 нарком внутренних дел Белоруссии); Западная область (И.М. Блат, он и в Челябинске потом); на Украине (З. Кацнельсон, да его мы видели в Гражданскую войну, пролетел он уже всю страну от моря Каспийского до Белого, только что был замнач ГУЛага, а вот и замнаркомвнудел Украины; а в 1937 его заменит — Леплевский же); Донецкая область, затем и Винницкая (в обе успел Д.М. Соколинский); Северный Кавказ (Л.Я. Файвилович, там же и Фридберг); Азербайджан (М.Г. Раев-Каминский, там же и Пурнис), Сталинградская (Г. Раппопорт); и Орловская (П.Ш. Симановский); Тамбовская (Лившиц); Горьковская (Г.Я. Абрампольский); Архангельская (там А.С. Шийрон, над сгоном раскулаченных); республика Немцев Поволжья (И.З. Рессин), Башкирия (Зеликман), Оренбургская (Н. Райский), Свердловская (Г.И. Шкляр), Казахстан (Б. Залин), Средняя Азия (Круковский), да и Восточная Сибирь (Троцкий), и вплоть до Северного края (Рутковский).

Названные тут областные посты — бегучи, мелькучи, областные главы НКВД перебрасывались из области в область с не меньшей частотой, и с не меньшей властной уверенностью, чем секретари обкомов. Вот — Владимир Цесарский, он успел побывать Уполномоченным ГПУ-НКВД и в Одессе, и в Киеве, и на Дальнем Востоке, а к 1937 поднялся в начальника Спецотдела ГУГБ НКВД (видимо — как раз перед Шапиро). — Или: С. Миронов-Король: в 1933-36 — начальник Днепропетровского ГПУ-НКВД (в то же время он и в центральном), в 1937 — Западно-Сибирского56. — Средина 30-х застаёт известного нам Л. Буля — «директором» московской (а затем и саратовской) милиции. В самой-то Москве Уполномоченным был (после Средней Азии) Л. Вельский, откуда возвысился в начальника войск внутренней службы НКВД. — Ещё мелькали в 30-е годы: начальник погранвойск Фошан, начальник план-хозотдела НКВД Меерсон, начальник финансового отдела ГУЛага Л.И. Берензон и сменивший его Л.М. Абрамсон, начальник отдела кадров Абрам Фликсер. Всё это — случайными пятнами, перечня и росписи по годам не составить. — А Особотдел был и в каждом же областном НКВД. Вот случайное сведение: начальником секретариата такового в Киеве был Яков Броверман, потом в той же должности — в центральном НКВД57.

Позже, когда в 1940 Советы оккупировали Прибалтику, то известно, например, что начальником двинского НКВД был некто Каплан — и так нарасправлялся там, что в 1941, — едва ушли советские войска и ещё до прихода немцев, — был взрыв гнева населения против евреев.

 

В повести Д.П. Витковского «Полжизни» есть абзац о еврейской наружности его следователя Яковлева, уже новейших хрущёвских лет. У Витковского это упоминание сделано грубовато, и евреи конца Шестидесятых, уже отшатнувшись от коммунистической власти и в этой новой политической ориентации сочувственно относясь ко всяким лагерным мемуарам, в этом месте всегда были неприятно оттолкнуты. Но вот В. Гершуни по этому поводу задал мне вопрос: а сколько ещё попадалось Витковскому за 30 лет следователей-евреев?

В этой невинной оговорке — «за 30 лет», — а не естественней ли было спросить «за 50» или хотя бы «за 40»? — как же характерно выразилась тут поразительная забывчивость! За тридцать лет, с конца 30-х годов, Витковскому может быть и не много встречалось следователей евреев (впрочем, сохранялись они и в 60-х), но Витковский, который преследовался Органами уже сорок лет, и был на Соловках, — очевидно, не забыл время, когда трудней было увидеть следователя русского, чем еврея или латыша.

Но и верно то в вопросе Гершуни, что все эти выдающиеся посты, и менее выдающиеся, и средние, — чем ближе к валу 1937-38, несли же в себе и гибель.

 


 

Властители наших судеб уверенно распоряжались на своих уверенных вершинах — и внезапный удар, пришедшийся на них самих, казался им обрушением мироздания, концом света. Кто из них прежде того задумывался над роковой судьбой делателей революции?

А если изучать отдельно перечни крупных руководителей, погибших в 1937-38, то в них евреи составят огромный процент. Современный историк пишет, например: если «с 1 января 1935 по 1 января 1938 представители этой национальности возглавляли более 50% основных структурных подразделений центрального аппарата внутренних дел, то к 1 января 1939 г. — только 6%»58.

Пользуясь многими «расстрельными списками», изданными у нас в последнее десятилетие, и биографическими томами новейшей Российской Еврейской Энциклопедии, мы до какой-то степени в состоянии теперь проследить дальнейшие судьбы тех выдающихся чекистов, краснокомандующих, совпартдеятелей, дипломатов и прочих, кто — будучи во власти — был упомянут в предыдущих главах этой книги.

Среди чекистов эти гибели прошли особенно широко:

 

Г.Я. Абрампольский; Л.М. Абрамсон, погиб в закл. в 1939; Яков Агранов, 193859; Абрам Беленький, 1941; Лев Бельский-Левин, 1941; Матвей Берман, 1939; Борис Берман, 1939; Иосиф Блат, 1937; Я. Вейншток, 1939; Леонид Вуль, 1938; Марк Гай-Штоклянд, 1937; Семён Гендин, 1939; Вениамин Герсон, 1941; Лев Задов-Зиньковский, 1938; Лев Залин-Левин, 1940; А. Залпетер, 1939; Лев Захаров-Мейер, 1937; Н. Зеликман, 1937; Александр Иоселевич, 1937; Зиновий Кацнельсон, 1938; Лазарь Коган, 1939; Михаил Кольцов-Фридлянд, 1940; Георг Круковский, 1938; Израиль Леплевский, 1938; Михаил Литвин, покончил самоубийством в 1938; Натан Марголин, 1938; А. Минаев-Цикановский, 1939; Лев Миронов-Каган, 1938; Сергей Миронов-Король, 1940; Карл Паукер, 1937; Израиль Плинер, 1939; Михаил Раев-Каминский, 1939; Александр Радзивиловский, 1940; Наум Райский-Лехтман, 1939; Григорий Раппопорт, 1938; Илья Рессин, 1940; А. Рутковский; Пинхус Симановский, 1940; Абрам Слуцкий, отравлен в 1938; Давид Соколинский, 1940; Михаил Трилиссер; Леонид Файвилович, 1936; Владимир Цесарский, 1940; А. Шанин, 1937; Исаак Шапиро, 1940; Евсей Ширвиндт, 1938; Григорий Шкляр; Сергей Шпигельглас, 1940; Генрих Ягода, 1938.

 

Теперь опубликованы целые справочники руководящих сотрудников центрального аппарата ГУГБ НКВД, попавших в «ежовские» расстрелы и репрессии, где видим ещё многие и многие еврейские имена60.

Но лишь случайно, благодаря ещё невзнузданной гласности начала 90-х, мы можем узнать о некоторых таинственных, вовсе скрытых биографиях. Например профессор Григорий Майрановский, специалист по ядам, с 1937 возглавлял «Лабораторию-Х» в спецотделе оперативной техники НКВД, исполнявшую через уколы ядами смертные приговоры «по прямому решению правительства в 1937-1947 годах и в 1950 году» — как в спецкамере при «Лаборатории-Х», так и за рубежом в 60-70-х годах61. Арестован Майрановский был только в 1951— и из камеры писал Берии: «Моей рукой был уничтожен не один десяток заклятых врагов советской власти, в том числе и националистов всякого рода»62. — А вот поразительное промелькнувшее в 1990 сообщение, из которого мы узнали, что знаменитые душегубки изобретены, оказывается, вовсе не у Гитлера во Вторую Мировую войну — а в советском НКВД в 1937. И изобрёл их (да не в одиночку, наверно, но организатор изобретения был он) — Исай Давидович Берг, начальник АХО (адмхозотдела) УНКВД Московской области. Вот почему бывает важно знать, кто занимал вовсе и не верхние посты. А получилось так. И.Д. Бергу было поручено исполнять решения «тройки» УНКВД МО — и Берг исправно выполнял поручение: возил на расстрелы. Но когда в Московской области стали заседать одновременно три «тройки» — уже справиться было расстрелыцикам невозможно. Тогда и догадались: жертв раздевать догола, связывать, затыкать рты и бросать в закрытый грузовик, снаружи замаскированный под хлебный фургон. На перегоне выхлопные газы шли внутрь грузовика — и до дальнего рва арестанты были уже «готовенькие». (Надо сказать, что и сам Берг вскоре был расстрелян, в 1939, — но не за эти злодейства, разумеется, а по обвинению в «заговоре». И в 1956 — благополучно реабилитирован, хотя в следственном деле его и тогда хранилась, и дохранилась вот до новейшего времени, и прочтена журналистами — история этого душегубного изобретения!)63

А в приведенном перечне — сколько судеб с огненно прочерченной кривой. Тут-то попал под чекистский гребешок и сам Бела Кун, палач Крыма, и с ним ещё 12 народных комиссаров коммунистического правительства Будапешта64.

Однако нельзя согласиться — не пристало, не совестливо — включать в преследования евреев — изгнание из карательных органов. Не было в том изгнании — антиеврейского мотива. (Не говоря уж о том, что если б сталинские опричники вообще дорожили не только сегодняшним благом и своим управленческим торжеством, а ещё б и мнением народа, которым управляли, — они должны были бы сами уходить из НКВД, а не ждать, пока их изгонят. Другое дело, что многих это всё равно бы не спасло от смерти, но от позорного клейма — спасло же бы?) — Даже напротив: «судя по имеющимся данным, одним из немногих национальных меньшинств, принадлежность к которому в конце 30-х годов не являлась для сотрудника НКВД "составом преступления", были евреи. В органах госбезопасности ещё не действовали те установки по национальной и кадровой политике, которые стали характерны... в конце 40-х — начале 50-х»65.

 


 

Под истребительный вал 1937-38 попали и многие виднейшие партсоветские деятели. С 1936-37 состав Совнаркома стал заметно изменяться — чистки довоенных лет прошлись и по виднейшим фигурам из наркоматов. Нашла пуля и двигателя коллективизации Яковлева, и его соратника Калмановича, и Рухимовича, и, разумеется, многих других. Дошла мясорубка и до старых «заслуженных» большевиков, уже не говоря о Каменеве-Зиновьеве: давно отставленный Рязанов, организатор убийства царя Голощёкин. (Только миновала эта гибель Лазаря Кагановича: он успел сам быть «железной метлой» в нескольких чистках 1937-38 годов, — например, его пронос по городу Иванову там называли «чёрным смерчем»66.)

Предлагают нам такую трактовку: «речь идёт о жертвах советской диктатуры, использованных ею и беспощадно ликвидированных по миновании надобности»67. Изрядный довод! Да двадцать лет эти управительные евреи — разве были использованы? не со рвением ли они и были механизмом той самой диктатуры, и до «минования надобности» не крепко ли они поучаствовали в разгроме религии, культуры, интеллигенции и многомиллионного крестьянства?

Обильно попали под вал и краснокомандующие. «К лету 1938 все без исключения» командующие военными округами, «кто занимал этот пост в июне 1937 года, бесследно исчезли». — Политуправление Красной армии при разгроме 1937 года, после самоубийства Гамарника, «понесло от террора наибольшие потери». Среди политработников погибли все 17 армейских комиссаров, 25 из 28 корпусных комиссаров, 34 из 36 бригадных (дивизионных)68. — Немалую долю евреев видим в опубликованных теперь списках военачальников, расстрелянных в 1937-3869.

Совершенно особую военную карьеру сделал Григорий Штерн — он выдвигался по линии политрукской: от Гражданской войны военком полка, бригады, дивизии. В 1923-25 — командир ЧОН (Частей особого назначения) Хорезмской группы войск (т.е. подавление в Средней Азии). Ещё и до 1926 — начальник политотдела дивизии. Дальше — прошёл курсы высшего начсостава. В 1929-34 «состоял для особо важных поручений при наркоме по военным и морским делам», то есть при Ворошилове. В 1937-38 — «военный советник при республиканском правительстве Испании» (не путать с Манфредом Штерном, который тоже отличался у красных испанцев — «генерал Клебер»). Потом начальник штаба Дальневосточного фронта, вместе с Мехлисом вершитель кровавых боёв на озере Хасан в 1938, заодно — интриги по аресту маршала Блюхера, которого и погубил, и заменил на посту командующего фронтом. В марте 1939 на XVIII съезде партии он держал такую речь: «Мы с вами уничтожили кучку всякой дряни — Тухачевских, гамарников, уборевичей и им подобную сволочь», — а сам был расстрелян только осенью 194170. — Сподвижник Штерна по линии авиации Яков Смушкевич тоже сделал головокружительную карьеру. Начинал (и до середины 30-х) — тоже в политруках, комиссарах, но и прошёл курсы начсостава. В 1936-37 тоже в Испании, но в авиации, «генерал Дуглас». В 1939 командовал авиагруппой у Халхин-Гола. Затем возносился и в командующего всеми Военно-воздушными силами РККА, в генерального инспектора Военно-воздушных сил; арестован в мае 1941 и в том же году расстрелян71.

Не пощадил вал и хозяйственников, и администраторов; из упомянутых прежде дипломатов тоже почти все были расстреляны.

Назовём тех репрессированных партийных, военных, дипломатических, хозяйственных деятелей, кто прежде встречался на наших страницах (расстрелянных выделяя курсивом):

 

Самуил Агурский, арестован в 1938; Лазарь Аронштам, 1938; Борис Беленький, 1938; Григорий Беленький, 1938; Захар Беленький, 1940; Марк Беленький, 1938; Морис Белоцкий, 1938; Герман Биткер, 1937; Арон Вайнштейн, 1938; Яков Весник, 1938; Израиль Вейцер, 1938; Абрам Вольпе, 1937; Ян Гамарник, покончил с собой в 1937; Михаил Герчиков, 1937; Евгений Гнедин, арестован в 1939; Филипп Голощёкин, 1941; Я. Гольдин, 1938; Лев Гордон, арестован в 1939; Исаак Гринберг, 1938; Яков Гугель, 1937; Александр Гуревич, 1937; Шолом Двойлацкий, 1937; Макс Дейч, 1937; Семён Диманштейн, 1938; Ефим Дрейцер, 1936; Семён Жуковский, 1940; Самуил Закс, 1937; Зиновий Зангвиль; Исаак Зеленский, 1938; Григорий Зиновьев, 1936; С. Зорин-Гомберг, 1937; Борис Иппо, 1937; Михаил Каганович, застрелился в ожидании ареста, 1941; Моисей Калманович, 1937; Лев Каменев, 1936; Абрам Каменский, 1938; Григорий Каминский, 1938; Илья Кит-Вийтенко, арестован в 1937 и сидел 20 лет; И.М. Клейнер, 1937; Евгения Коган, 1938; Александр Краснощёков-Тобинсон, 1937; Лев Крицман, 1937; Соломон Кругликов, 1938; Владимир Лазаревич, 1938; Михаил Ланда, 1938; Рувим Левин, 1937; Яков Лившиц, 1937; Моисей Лисовский, арестован в 1938; Фрид Маркус, 1938; Лев Марьясин, 1938; Григорий Мельничанский, 1937; Александр Минкин-Менсон, умер в лагере в 1955; Надежда Островская, 1937; Лев Печерский, 1937; И. Пинсон, 1936; Иосиф Пятницкий-Таршис, 1938; Израиль Разгон, 1937; Моисей Рафес, 1942; Григорий Рогинский, 1939; Марсель Розенберг, 1938; Аркадий Розенгольц, 1938; Наум Розовский, 1942; Борис Ройзенман, 1938; Е. Рубинин, отсидел 15 лет; Яков Рубинов, 1937; Моисей Рухимович, 1938; Оскар Рывкин, 1937; Давид Рязанов, 1938; Вениамин Свердлов, 1939; Борис Сквирский, 1941; Иосиф Славин, 1938; Григорий Сокольников-Бриллиант, убит в заключении, 1939; Исаак Сольц, умер в заключении в 1940; Наум Соркин,1938; Лев Сосновский, 1937; Артур Сташевский-Гиршфельд, 1937; Юрий Стеклов-Нахамкис, 1941; Николай Суханов-Гиммер, 1940; Борис Таль, 1938; Семён Туровский, 1936; Семён Урицкий, 1937; Евгений Файнберг, 1937; Владимир Фейгин, 1937; Борис Фельдман, 1937; Яков Фишман, арестован в 1937; Моисей Фрумкин, 1938; Мария Фрумкина-Эстер, умерла в лагере, 1943; Леон Хайкис, 1938; Авенир Ханукаев; Моисей Харитонов, умер в лагере, 1948; Мендель Хатаевич, 1937; Тихон Хвесин, 1938; Иосиф Ходоровский, 1938; Мордух Хорош, 1937; Исай Цалькович, арестован в 1937; Ефим Цетлин, 1937; Яков Чубин; Н. Чужак-Насимович; Лазарь Шацкин, 1937; Ахий Шильман, 1937; Иерохим Эпштейн, арестован в 1938; Иона Якир, 1937; Яков Яковлев-Эпштейн, 1938; Григорий Штерн, 1941.

 

И это тоже — мартиролог многих и многих евреев на верхах.

 

 

А вот судьбы нескольких видных российских социалистов, не примкнувших к большевикам или даже боровшихся против них.

 

Борис Осипович Богданов (рожд. 1884). — Одессит, внук и сын лесоторговцев. Окончил лучшее в Одессе коммерческое училище. Ещё учась, примкнул к социал-демократическим кружкам. В июне 1905, едва в одесский порт вошёл мятежный броненосец «Потёмкин», — был первым штатским, проникнувшим на его борт, держал речь на митинге экипажа, звал их присоединяться к одесской стачке, повёз в консульства письма-обращения к европейским странам. Наказания избежал отъездом в Петербург, где работал в социал-демократическом подпольи, меньшевик. Одна за другой две двухлетние ссылки — сольвычегодская и вологодская. Перед войной вошёл в меньшевицкую верхушку (ОК), легально работал по рабочим вопросам, с 1915 вошёл секретарём в Рабочую группу при Военно-промышленном комитете, с ним и арестован в январе 1917, освобождён Февральской революцией. Вошёл в Исполнительный комитет Петросовета, стал неизменным председателем в его шумных тысячных заседаниях, с июня член бюро ВЦИК (Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета) — и настойчиво противостоял уже тогдашним большевицким попыткам переворота, после июльского восстания большевиков принял капитуляцию матросского отряда, засевшего в Петропавловской крепости. После Октябрьского переворота, в 1918 — один из организаторов противобольшевицкого рабочего движения в Петрограде. Гражданскую войну прожил в Одессе. После неё пытался возобновить меньшевицкую деятельность, уже в конце 1920 арестован на год. И с этого началась многолетняя цепь арестов и приговоров, ссылок и лагерей, перекладок, — «большой пасьянс» столь многих социалистов в СССР, — и уже только за меньшевицкое прошлое и меньшевицкие убеждения, ибо в краткие передышки служил в экономических должностях и хотел уже только простой жизни — однако всё подозревался в экономическом «вредительстве». В 1922 просился за границу, но перед отъездом вновь арестован. Сиденье на Соловках, высылка на Печору, равномерные продления сроков по три года, Суздальский изолятор, снова и снова ссылка. В 1931 его пытались притянуть к делу «Союзного бюро меньшевиков», отлипли. Но уже в 1937 попал в общую заверть, в Омской тюрьме (сидя в камерах с уже посаженными коммунистами) пережил «конвейерные» допросы, порой непрерывно неделями, в иные периоды днём и ночью (три сменных следователя), отбыл 7 лет в Каргопольлаге (иные меньшевики расстреляны), ссылка в Сыктывкар, в 1948 под новый круг «повторников», ссылка в Казахстан. В 1956 реабилитирован, измученным стариком умер в 1960.

 

Борис Давыдович Камков-Кац (рожд. 1885). — Сын земского врача. С юношеских лет — член партии эсеров. Сослан в 1905 в Туруханский край, бежал. В эмиграции кончил юридический факультет Гейдельбергского университета. Участник Циммервальдской конференции социалистов (1915). После Февральской революции вернулся в Россию. Один из создателей партии левых эсеров, под Октябрьский переворот вошедшей в коалицию с большевиками. Участвовал в разгоне Учредительного Собрания в январе 1918. С апреля призывал разорвать блок с большевиками, в июне — и к «революционному восстанию» против них. После провала восстания ушёл в подполье. После краткого ареста в 1920 снова арестован в 1921, сослан в 1923. Между разными ссылками ещё 2 года тюрьмы, тот же «пасьянс». С 1933 — ссылка в Архангельск, арестован в 1937, расстрелян в 1938.

 

Абрам Рафаилович Гоц (рожд. 1882). — Внук миллионера чаеторговца В.Я. Высоцкого. С 14 лет в революционном движении и эсер от создания партии в 1901 (его брат Михаил — лидер партии), а с 1906 — член боевой организации эсеров, террорист. 1907-1915 — каторга, Александровский централ. Участник Февральской революции в Иркутске, затем в Петрограде. Член Исполнительного Комитета Совета РСД, также ИК Совета крестьянских депутатов, член Президиума ВЦИК. С 25 октября 1917 возглавил антибольшевицкий Комитет Спасения Родины и Революции. Борьбу против большевиков продолжал и в годы Гражданский войны. В 1920 арестован, на процессе эсеров в 1922 приговорен к смертной казни с заменой на 5 лет заключения. Затем прошёл обычный «пасьянс» новых сроков и ссылок. В 1939 получил 25 лет лагерей, через год умер в лагере.

 

Михаил Яковлевич Гендельман (рожд. 1881). — Эсер с 1902, присяжный поверенный. Участник Февральской революции в Москве, член Исполкома Совета, член Президиума ВЦИК, член ЦК эсеров. 25 октября 1917 в знак протеста против большевиков покинул заседание 2-го Всероссийского съезда Советов. Член Учредительного Собрания и участник его единственного заседания 5 января 1918. В Самаре продолжал участие в Комитете членов Учредительного Собрания. Арестован в 1921, в 1922 на процессе эсеров приговорен к смертной казни с заменой на 5 лет. Тот же «пасьянс» наказаний. Расстрелян в 1938.

 

Михаил Исаакович Либер-Гольдман (рожд. 1880). — Один из основателей Бунда (1897), член ЦК Бунда в эмиграции, представлял Бунд на съездах РСДРП. Участник революции 1905-06 годов. В 1910 сослан на 3 года в Вологодскую губернию, вскоре бежал и вновь эмигрировал. Постоянный яростный противник Ленина. Вернулся в Россию после 1914, примыкал к социалистам-«оборонцам» (защита Отечества в войне). После Февральской революции — член ИК Петросовета, позже — член Президиума ВЦИКа, после Октябрьского переворота вышел из ВЦИКа. То вступал в СДРП (меньшевиков), то выходил из неё. Служил на хозяйственных должностях. Один из руководителей меньшевицкого подполья в СССР. С 1923 — аресты, ссылки, «пасьянс». В 1937 снова арестован и в том же году в Алма-Ате расстрелян.

 

Подобная судьба, с повторными приговорами и ссылками, — у многих, вплоть до развязки в 1937-38 годах.

 

 

Да метла тех лет мела и мела по всей стране, и по людям нечиновным, никакого отношения не имевшим ко власти, к политике, — в том числе и по евреям. Вот некоторые из убитых:

 

Натан Бернштейн (рожд. 1876) — музыковед и критик, преподавал историю музыки и эстетику, написал ряд книг, арестован в 1937, умер в заключении.

 

Матвей Бронштейн (рожд. 1906) — талантливый физик-теоретик, доктор наук, с выдающимися результатами. Муж Л.К. Чуковской. Арестован в 1937, расстрелян в 1938.

 

Сергей Гитлер (рожд. 1870) — архитектор и инженер. Арестован в 1934, выслан в Сибирь, вторично арестован в 1937 и расстрелян.

 

Вениамин Зильберминц (рожд. 1887) — минералог и геохимик, специалист по редким элементам, подготовил направление работ по полупроводниковым материалам, репрессирован в 1938.

 

Михаил Кокин (рожд. 1906) — востоковед, китаевед, историк. Арестован в 1937, расстрелян.

 

Илья Кричевский (рожд. 1885) — микробиолог, иммунолог (также и с физико-математическим образованием), доктор медицинских наук, основатель научной школы, председатель Всесоюзной ассоциации микробиологов. Арестован в 1938, умер в 1943.

 

Соломон Левит (рожд. 1894) — генетик, исследовал роль наследственности и среды в развитии заболеваний. Арестован в 1938, умер в заключении.

 

Иохиелъ Равребе (рожд. 1883) — востоковед, семитолог, из учредителей возрождённого в 1920 Еврейского Этнографического общества. Обвинён в создании сионистской организации, арестован в 1937, умер в заключении.

 

Владимир Финкелъштейн (рожд. 1896) — физико-химик, профессор, членкор Украинской Академии Наук, много работ в прикладной электрохимии, репрессирован в 1937.

 

Илья Хецров (рожд. 1887) — гигиенист, эпидемиолог: гигиена окружающей среды, охрана водоёмов, артезианских вод, коммунальная гигиена. Арестован в 1938, расстрелян.

 

Нахум Шварц (рожд. 1888) — врач-психиатр, занимался изучением психологических особенностей евреев. В 1921-23 преподавал иврит, писал на иврите стихи. Обвинён в сионистской деятельности, арестован в 1937, умер в заключении.

 

Три брата Шпилърейны из Ростова-на-Дону:

Ян (рожд. 1887) — математик, приложение математических методов в электро- и теплотехнике, профессор МВТУ, затем и декан электротехнического факультета. Репрессирован и погиб в 1937;

 

Исаак, (рожд. 1891) — психолог, доктор философии. В 1927 возглавил Всероссийское общество психотехники и прикладной психофизиологии; широкий крут исследований по психологическому анализу профессий и рационализации условий труда. Арестован в 1935, расстрелян;

 

Эмиль (рожд. 1899) — биолог, декан биофака Ростовского университета. Расстрелян в 1937.

 

Леонид Юровский (рожд. 1884) — доктор политэкономии, один из авторов денежной реформы 1922-24 гг. Был близок к А.В. Чаянову и Н.Д. Кондратьеву. Арестован в 1930, освобождён в 1935, вновь арестован в 1937 и расстрелян.

 


 

При всём подавляющем проценте евреев вельможного слоя, попавших под сталинский топор, — по страницам свободных западных публицистов-евреев видно, что само это явление не воспринималось как направленное против евреев в национальном смысле: евреи попадали под этот измолот лишь по своему обилию на советских верхах. Разве вот такую оговорку читаем в сборнике «Еврейский мир» (1939): «Не подлежит никакому сомнению: евреи в СССР имеют множество таких возможностей и шансов, каких они до революции не имели, каких они не имеют ныне даже в некоторых демократических государствах. Они могут быть генералами, министрами, дипломатами, профессорами, самыми высокопоставленными и самыми низкопоклонствующими вельможами», — но это всё у советских евреев именно только возможности, «ни в какой мере не право», и именно по отсутствию такого права — низверглись с высот и потеряли саму жизнь «Якиры, Гамарники, Ягоды, Зиновьевы, Радеки, Троцкие»72. Так и ни у какой же народности при коммунистической диктатуре не было такого права, а: как продержишься, как угодишь.

Давний и упорный социалист, эмигрант Ст. Иванович (С.О. Португейс) признавал: «"Права жительства" у евреев было при самодержавии гораздо меньше, но права на жизнь было при самодержавии всё-таки гораздо больше, чем при большевизме». Нельзя не согласиться. — Однако, зная ведь (тут же пишет) о «колхозной революции», заключает: «Пошехонско-ташкентские формы водворения в России "социализма" тяжелее всего сказались на евреях», «ни на какой народ скорпионы большевизма не обрушивались с такой силой, как на евреев»73.

Между тем в Чуме раскулачивания не у тысяч — у миллионов крестьян не оказалось ни права на жительство, ни права на жизнь. И все советские перья (а среди них куда как немало еврейских) гробово промолчали об этом ледяном Уничтожении российского крестьянства. Промолчал вместе с ними и весь Запад, — в самом ли деле по неведению? ради ли сбережения советской власти? или просто по равнодушию? — Ведь это почти невообразимо: 15 миллионов крестьян не просто лишены поступления в ВУЗ, права на диссертацию или чистых служебных должностей — но разорены, согнаны, как скот, с их дворов и сосланы на уничтожение в тайгу и в тундру. — И в горячих рядах городских активистов рванулись и еврейские — энтузиастически вершить коллективизацию, оставлять по себе зримую, недобрую память. И кто бы тогда возвысил голос в защиту крестьян? — А вскоре за тем, в 1932-33, в России и на Украине вымирает от голода 5-6 миллионов человек, ведь это на окраине самой Европы! — и свободная пресса свободного мира хранит полнейшее молчание... И даже если наиболее верным ключом признать запредельную левость тогдашней западной прессы и преданнейшее восхищение социалистическим «экспериментом» в СССР, — всё же нельзя не поразиться, до какой же удивительной степени может доходить слепота и бесчувственность к страданиям даже и десятков миллионов людей.

Чего око не видит, то и на сердце не взыдет.

А евреи на Украине уже ушли от своих настроений 1917-20 годов, поддержки российской государственности, и к концу 20-х: «украинскими шовинистами-самостийниками являются евреи, имеющие там огромное значение — но только в городах»74. — Читаем и такое заключение: разгром в 1937 культуры на украинском языке был направлен и против таких евреев, «реально» создавших с украинцами «союз по развитию местной культуры на украинском языке»75. Но такой союз в культурных кругах не мог смягчить отношения широкого украинского населения к евреям. Мы уже в прошлой главе видели, как в ходе коллективизации «немалое число еврейских коммунистов выступило в сельской местности командирами и господами над жизнью и смертью»76. Это положило новый рубец на украинско-еврейские отношения, так напряжённые уже и веками. И хотя голод был прямым результатом политики сталинской, и не только на Украине (он жестоко прокатился и по Поволжью, и по Уралу), — среди украинцев широко возникло тогда же подозрение, что весь украинский голод — был дело рук евреев. Такое истолкование бытовало долго (а в украинско-эмигрантской прессе додерживалось и до 80-х годов XX века). «Некоторые украинцы убеждены, что евреи играли особую роль в создании голода... Кое-кто заявляет, что 1933 год — это месть евреев за Хмельничину»77.

Репьём осеешься — не жито и взойдёт. Верховластье стольких евреев и меньшая еврейская затронутость бедами остального населения — могли наводить на всякое истолкование.

Еврейские авторы, напряжённо следившие за «ходом кривой» антисемитизма в СССР, однако не уследили за этим затоптанным пеплом и делали выводы довольно оптимистические. Так, Соломон Шварц пишет: «С начала тридцатых годов антисемитизм в Советском Союзе быстро пошёл на убыль», и «в середине тридцатых годов он утратил характер массового явления», «кривая антисемитизма достигла низшей точки». Он объясняет это, в частности, концом НЭПа, исчезновением евреев-нэпманов и мелких еврейских торговцев, затем помогли «форсированная индустриализация и ураганная коллективизация», которые он мило сравнивает со «своеобразным шок-тритмент, лечение электрическим ударом». — Присовокупляет и такое соображение: именно в эти годы руководящие коммунистические круги начали бороться с русским «великодержавным шовинизмом». (Не «начали», а — продолжали, продолжали ленинскую непримиримость.) Так вот, говорит Шварц: власти стали «упорно молчать об антисемитизме», «чтобы не создавать впечатления, будто борьба против великодержавного шовинизма это борьба за евреев»78. Это — дельное замечание.

Как раз в январе 1931 в «Нью-Йорк Таймс»79, а затем и во всей мировой печати появилось внезапное демонстративное заявление Сталина Еврейскому Телеграфному Агентству: «Коммунисты, как последовательные интернационалисты, не могут не быть непримиримыми и заклятыми врагами антисемитизма. В СССР строжайше преследуется законом антисемитизм, как явление, глубоко враждебное Советскому строю. Активные антисемиты караются по законам СССР смертной казнью»80, — вот же, не постеснялся в демократические уши Запада выговорить и кару. И только одну-единственную нацию в СССР выделил таким образом. И тем — мировое общественное мнение было вполне удовлетворено.

Но характерно: в советской прессе это заявление Вождя не было напечатано (по его лукавой запасливости), оно произносилось для экспорта, а от своих подданных он скрыл эту позицию, — и в СССР было напечатано только в конце 193681. В те дни Сталин и послал Молотова делать сходное заявление на съезде Советов.

Еврейский автор тех лет, истолковывая эту речь Молотова, как он её понял, ошибочно пишет, будто в ней оратор «от имени правительства» грозил за оказательство «антисемитских чувств» — смертной казнью82. Чувств! Нет, такого в речи Молотова не было, от сталинских «активных антисемитов» он не отступал. Смертные казни за антисемитизм в 30-е годы нам неизвестны, но сроки — давали, по статье Уголовного Кодекса. (Шепотком среди людей: «раньше и за царя столько не давали».)

Но вот отмечает С. Шварц перемену: «Во второй половине 30-х годов эти настроения [народное недружелюбие к евреям] получили гораздо более широкий размах... особенно в крупных центрах, где было сосредоточено большое количество еврейской интеллигенции и полуинтеллигенции... Постепенно здесь вновь начала оживать легенда о "еврейском засильи" и начали создаваться преувеличенные представления о роли евреев в составе средних и высших государственных служащих». Легенда — не легенда, но тут же и объясняет её, по меньшей мере с изрядной наивностью, всё тем же оправданием: что эта еврейская интеллигенция и полуинтеллигенция просто не имела «в советских условиях почти никаких источников существования, кроме государственной службы»83.

Это стыдно читать. Какая угнетённость и безвыходность: почти никаких источников существования, кроме привилегированных. А остальное население имело полную свободу хоть ковыряться на колхозных полях, хоть копать котлованы, хоть таскать носилки на строительствах пятилеток...

Что касается установок от властей — определённо можно сказать, что в 30-е годы в еврейском вопросе ничего от революции не изменилось и ещё не проявлялось официальное недоброжелательство к евреям. Да ведь трубилось и грезилось об «окончании вообще всяких национальных противоречий».

И у заграничных еврейских кругов никак ещё не было, да и не могло возникнуть — такого чувства, что в СССР евреи потеснены. В статье «Евреи и советская диктатура» тот же Ст. Иванович писал: «За границей многие верят тому, что в России нет антисемитизма, и на этом основании благорасполагаются к советской власти. Но в России знают, что это неправда», однако евреи «уповают на долголетие советской власти... и очень боятся её смерти», ибо: «до погромов Сталин не допускает и — надеются — не допустит». Автор сочувствует такому широкому мнению, хотя и считает его порочным: «Если диктатура большевизма падёт, можно быть совершенно уверенным в диком разгуле антисемитских страстей и насилий... Падение советской власти будет для евреев катастрофой, и всякий друг еврейского народа должен с ужасом отбросить такую перспективу»; а сам замечает, что «советская диктатура уже стала стесняться приписываемого ей юдофильства и ожидовения»84.

А генеральную линию на 30-е годы дала резолюция XVI съезда (1930) по докладу Сталина: призыв к энергичной борьбе с шовинизмами, а в первую очередь с великорусским. Понятный для всех партийный язык. И эта борьба ещё несколько лет велась энергично. А по какому, собственно, сталинскому безумию? от того «шовинизма» уже я призрака не оставалось: ещё не провидел Сталин-батюшка совсем близкое будущее, что будет скоро тонуть — и к русскому-то патриотизму и взовёт о помощи.

Тревогу об опасности возрождения русского патриотизма забили уже тогда. Ст. Иванович в 1939 спешил подметить курс «на "любовь к отечеству", на "народную гордость"» (всё в язвительных кавычках), на «шапкамизакидайловский "потреотизм"» у этой диктатуры, возвращающейся ныне «к некоторым национальным традициям Московской Руси и Императорской России»88.

Так вот в чём была главная опасность для России перед нападением Гитлера: в русском «потреотизме»!

Эта тревога отныне не оставит еврейских публицистов и на полвека вперёд, даже и при оглядке на ту войну, когда вспыхнул массовый патриотизм, на ту войну, спасшую и советское еврейство. И в израильском журнале 1988 года читаем: «Живые традиции черносотенства... явились базой "животворного советского патриотизма", расцветшего позже, в годы Великой Отечественной войны»86.

Оглядясь бы на ту войну 1941—1945, признать: весьма неблагодарное суждение.

То есть раз и навсегда: чистого, ни перед кем не виновного, русского патриотизма — быть не может?

Почему так отрезано? Именно — русского?

 


 

Важным событием еврейской жизни было закрытие в 1930 Евсекции при ЦК КПб. Этим актом преграждалось отдельное — хотя и по советской программе — развитие еврейской общественности, «национально-культурно-персональная автономия», она вливалась в общесоветское русло. В 1937-38 и ведущие евсеки, которые, по оценке Ю. Марголина, «на услугах у власти произвели величайший погром всех культурных ценностей еврейского народа»87, — Диманштейн, Литваков, Фрумкина-Эстер и их сподвижники (Мотл Кипер, Ицхок Сударский, Александр Чемерисский), — были арестованы и вскоре уничтожены. Попали под каток также многие евсеки, «занимавшие руководящие Позиции в центральных и местных отделениях ОЗЕТа, в советских еврейских общественных, культурных и образовательных структурах», в 1936-39 «подавляющее их большинство было репрессировано»88. Ядовитая атмосфера советских 30-х годов вклубилась и сюда. На открытых публичных собраниях стали обвинять, разоблачать видных евреев-коммунистов, состоявших когда-то прежде членами Бунда, партии сионистов-социалистов, даже и полуразрешённой при Советах Поалей-Цион. Да и кому большевики не припоминали прошлого? «А кем был до..?» В 1938 закрыта и «Дер Эмес».

А школа? — «Вплоть до 1933 продолжался рост числа еврейских школ и учащихся в них, несмотря на критику ещё в конце 1920-х гг. "националистических перехлёстов" в деятельности евсекций... по "принудительному переводу на еврейский язык"...»89. С 1936 по 1939 отмечен «период ускоренного упадка и ещё более ускоренного внутреннего оскудения» школ на идише90. После 1936-37 «число еврейских школ начинает быстро сокращаться даже на Украине и в Белоруссии», упало и желание родителей отдавать детей в такие школы. «Сказывалось и падение престижа образования на идиш, стремление дать детям образование на русском языке». — Также «со 2-й половины 1930-х гг. число высших... учебных заведений, где велось обучение на идиш, начинает стремительно сокращаться»; «практически все еврейские высшие и средние учебные заведения в СССР были закрыты в 1937-38»91.

В начале же 30-х годов закрыты были и еврейские научные институты при Академиях Наук Украины и Белоруссии; в Киеве заглох «Институт еврейской пролетарской культуры». А вскоре за этим последовали и аресты (Михаил Кокин из ЛИФЛИ, расстрелян; Иохиель Равребе — в прошлом из Петроградского Института высших еврейских знаний, в 30-х — руководил еврейским сектором Публичной библиотеки, осуждён на 8 лет, умер в пересыльном лагере92.)

Преследования вплоть до ареста перекинулись и на еврейских литераторов на идише: были репрессированы Мошне Кульбак, 1937; Зелик Акселърод, 1940; Аврам Абчук, преподаватель идиша, критик, 1937; Герцлъ Базов, писатель, 1938. Называют также писателя И. Харыка, критика X. Дунеца.

Однако «вплоть до конца 1930-х гг. активно издавалась литература на идиш. В Москве, Киеве, Минске работали еврейские издательства». Но — какая литература? В 30-е годы «подавляющее большинство [произведений] написано стереотипно, в соответствии с незыблемыми принципами "социалистического реализма"»93. Литература на идише «с 1930 года до июня 1941 года... проходит под знаком сталинизации. Потоки лести Сталину, разлившиеся по лону еврейской поэзии...»94. Ицик Фефер «ухитрялся даже казённую пропаганду одушевить лирической нотой. Ему приписывают чудовищные изречения: "ты предал своего отца — это хорошо!" и "я говорю — Сталин, а думаю, что это солнце"»95. Большую часть этих писателей, ретиво угождавших Сталину, аресты ждали десятью годами позже. Но некоторых, как сказано выше, такой жребий нашёл уже и сейчас.

Подобно тому, «идеологический пресс официальной коммунистической доктрины для многих еврейских художников и скульпторов означал разрыв, нередко трагический, с национальной традицией». (И чьей культуры тогда в СССР это не коснулось!) Так — и те упомянутые 19 профессиональных театров на идише, и «множество самодеятельных коллективов, студий, кружков»: «подавляющее большинство... еврейских театров уделяло в 1930-х гг. значительное внимание спектаклям-агиткам»96.

О культуре на иврите, сохранявшей национальные традиции, нечего и говорить: она была уже окончательно изгнана и ушла в подполье.

Что к началу 30-х годов было разгромлено и подполье сионистов — уже написано выше. Уже были переарестованы многие сионисты, но «сионистскую конспирацию» клеили и другим. — Кто помнит (из главы 8) Пинхаса Дашевского? В 1933 арестован как сионист. — Не отличился как сионист, но таким был зачтён в смертном приговоре Пинхас Красный, бывший министр петлюровской Директории, потом вернулся в СССР, расстрелян в 1939. — Вольф Авербух, с юношеских лет поалей-ционовец, уехал в Израиль в 1922, там «сотрудничал в коммунистической прессе». В 1930 — выслан в СССР, а тут арестован97.

Тогда же «подавляющее большинство полулегальных хедеров и иешив было закрыто». Ещё от поздних 20-х годов происходили то тут, то там аресты хасидского любавичского подполья (Яков-Захария Маскалик, 1937; Авром-Левик Славин, 1939). К концу 1933 «было закрыто 257 синагог, то есть 57% от существовавших в первые годы советской власти... В середине 1930-х гг. закрытие синагог ускорилось». С 1929 «власти стали налагать завышенные налоги на выпечку мацы». В 1937 «Комиссия по вопросам культа при ЦИК СССР запретила всем еврейским религиозным общинам самим выпекать мацу». — В 1937-38 «большинство служителей еврейского религиозного культа были репрессированы. В большинстве сохранившихся синагог не было раввинов»98. «В 1938 в московской центральной синагоге открыли "враждебное раввинское гнездо", арестовали раввинов и ряд прихожан99. Раввин Москвы Шмарьягу Медалье был арестован и расстрелян в 1938. (Тогда же арестован и сын его, Мойше Медалье.) В 1937 арестован и раввин Саратова Иосиф Богатин100.

В эти ранние 30-е годы, когда в СССР теснили еврейскую религию, катилось по всей стране закрытие тысяч православных храмов и уничтожение многих из них. Особенно спешили освободить от церквей лик советской Москвы, чьей «реконструкцией» ведал Борис Иофан. — В горький голодный год разорительного надрыва страны представлялись проекты умопомрачительного Дворца Советов вместо Храма Христа Спасителя. Сообщают «Известия»: «На выставке пока представлены 11 проектов. Из них особо интересны работы архитекторов Фридмана, Б. Иофана, Вронштейна, Ладовского»101. — Позже коснулись аресты и архитекторов.

Отступало, уходило из жизни советских евреев и «землеустройство евреев-трудящихся». «Хронически высоким оставался отсев переселенцев с/х фондов КомЗЕТа». В 1930-32 активность зарубежных еврейских благотворительных организаций в СССР, в том числе Агро-Джойнта, ОКГ и ЕКО, заметно снизилась», в 1933-38 она ещё шла в рамках новых ограниченных договоров, «в 1938 деятельность их прекращена». «В 1-й половине 1938 сначала ОЗЕТ, а затем КомЗЕТ были распущены. Подавляющее большинство остававшихся ещё на свободе сотрудников этих организаций были репрессированы». — В 1939 «ЦК компартии Украины принял решение о ликвидации... "искусственно созданных" национальных [еврейских] районов и сельсоветов»102.

Тем не менее идея Биробиджана не только не была оставлена в 30-е годы, но продвигалась силовыми государственными приёмами. В декабре 1930 для накачки энтузиазма власти провели в Москве 2-й Всесоюзный съезд ОЗЕТа103. К концу 1931 из общего населения области в 45 тысяч человек — евреев набралось, однако, лишь немногим более 5 тысяч, хотя для их поселения строились готовые посёлки, дома, подъездные дороги (что — и руками зэков из соседних лагерей, как, например, вокзал города Биробиджан)104. He-еврейская колонизация края шла быстрее еврейской.

Чтобы поправить дело, осенью 1931 Президиум ВЦИК РСФСР постановил: за два года поселить в Биробиджане ещё 25 тысяч евреев — после чего уже можно будет объявить его Еврейской автономной республикой. Однако и за следующие годы отлив приехавших евреев превышал поток приезжающих, и к концу 1933, за 6 лет колонизации, набралось осевших евреев всего 8 тыс., из них колхозного населения — лишь полторы тысячи, меньше пятой части всех тамошних колхозников. (И есть сведения, что еврейские колхозы частенько обрабатывали землю наёмным трудом казаков и корейцев.) Область не могла обеспечить своих потребностей в с/х продуктах105.

Тем не менее в мае 1934, когда не-еврейское население доходило уже до 50 тыс., Биробиджан громковещательно был объявлен Еврейской автономной областью (на республику всё же не натянуло).

Итак, не оказалось «в еврейских массах национального подъёма, который облегчил бы перенесение связанных с такой колонизацией огромных трудностей». Не создалось в Биробиджане и промышленности, а переселенцы по «экономической и социальной структуре напоминали еврейство тогдашних украинских и белорусских небольших городов и местечек», и особенно — в городе Биробиджане, да с увеличенной «ролью евреев в административном аппарате»106.

В автономной области развивалась (умеренно) культура на идише: газеты, радио, школы, театр им. Кагановича (директор его — будущий писатель Э. Казакевич), библиотека им. Шолом-Алейхема, музей еврейской культуры, читальни. И Перец Маркиш печатал в центральной прессе ликующую статью «Возрождённый народ»107. (В связи с Биробиджаном отметим судьбу демографа Ильи Вейцблита. Его позиция: «следует отказаться от вербовки еврейской городской бедноты для поселения её в селе», «нет деклассированных среди евреев, которые пригодны были для Биробиджана». Арестован ещё в 1933, вероятно, там и погиб108.)

А центральным властям ясно стало, что колонизацию надо ещё подпихнуть, — и с 1934 стали посылать в Биробиджан уже не добровольцев, а полунасильственно вербовать среди еврейских ремесленников и рабочих западных областей, — то есть городскую публику, уж какое тут земледелие? Прогремел лозунг: «Весь СССР строит Еврейскую Автономную Область!» — а значит, для быстрейшего строительства, посылать туда и не-еврейские кадры. Да, «мы не ставим себе целью скорее создать в ЕАО еврейское большинство... Это противоречило бы интернационализму», — писал неутомимый «евсек» Диманштейн109.

Но и всей вербовкой за следующие три года набрали к прежним 8-9 тысячам евреев ещё 11 тысяч (и то жавшихся к областной столице, к железной дороге и искавших, как бы куда утечь). Однако: большевики никогда ни в чём не терпят поражений и не унывают. От недовольства КомЗЕТом в 1936 «ЦИК СССР принял постановление о частичной передаче функций переселения в Еврейскую автономную область от КомЗЕТа переселенческому отделу НКВД»110. И в августе 1936 президиум ЦИК СССР постановил: «Впервые в истории еврейского народа осуществилось его горячее желание о создании своей родины, о создании своей национальной государственности»111. — И строились планы переселения в Биробиджан 150 тысяч евреев.

А оглянувшись: советские устроители евреев в земледелии — потерпели такой же крах, как за столетие до того императорские.

Меж тем — подступил уже и 1938 год. Уже закрыли КомЗЕТ, распустили ОЗЕТ, переарестовали и главных евсеков в Москве, и всё административное руководство ЕАО. Кто из биробиджанских евреев мог — уезжал или в города Дальнего Востока, или в Москву. По переписи 1939 общее население ЕАО составляло уже 108 тысяч, однако «количество евреев в ЕАО оставалось тайной... еврейское население Биробиджана продолжало оставаться низким». Будто бы ещё сохранялось 18 колхозов, семей по 40-50112, но и в колхозах... говорили и переписывались с начальством по-русски.

Да и что? что мог стать для евреев Биробиджан?! Спустя всему тому 45 лет израильский генерал Бени Пелед выразительно объяснил, почему ни Биробиджан, ни Уганда не могли бы дать связи еврейского народа с землёй: "Я просто чувствую, что не стал бы умирать ещё за один кусок земли для России, за кусок Уганды или штата Нью-Джерси!..»113

Эту связь, после тысяч лет разрыва, дал снова — Израиль.

 


 

Миграция евреев в крупные города в 30-е годы не умедлялась. Еврейская энциклопедия сообщает: в Москве евреев по переписи 1926 — 131 тыс., в 1933 — 226,5 тыс., в 1939 — 250 тыс. «В результате массового переселения украинских евреев их численность в составе московского еврейства возросла до 80%»114. — В «Книге о русском еврействе» (1968) читаем: в 30-е годы до полумиллиона евреев «числилось среди государственных служащих, порой занимавших видные посты, преимущественно в хозяйственном аппарате»115. (Автор сообщает также, что в 30-е годы и «в индустрию включилось до полумиллиона евреев, занятых преимущественно физическим трудом». У Ларина мы видим цифру: евреев среди индустриальных рабочих — 2,7%, тогда получается 200 тысяч116, в два с половиной раза меньше.) — «Приток евреев в ряды служащих постоянно нарастал. Это было связано как с массовыми миграциями в города, так и с резким повышением образовательного уровня прежде всего еврейской молодёжи»117. Евреи в массе жили в крупных городах, не испытывали искусственных социальных ограничений, так знакомых их русским сверстстникам, — и, надо сказать, упоённо учились, тем готовя массовую структуру технических кадров для последующих советских лет.

Вот статистические данные: «в 1929 евреи составляли 13,5% всех студентов высших учебных заведений в СССР, в 1933 — 12,2%, в 1936 — 13,3% всех студентов и 18% всех аспирантов» (при доле евреев в населении — 1,8%)118; с 1928 по 1935 «число еврейских студентов на 1000 душ еврейского населения поднялось с 8,4 до 20,4, [в то время как] на 1000 русских — было студентов 2,8, на 1000 белорусов — 2,4 и на 1000 украинцев — 2,0», — к 1935 «процент евреев-студентов превосходил процент евреев в общем населении страны почти в семь раз, отличаясь этим от всех других народов Союза»119; а результаты переписи 1939 года исследователь сталинской политики относительно евреев Г.В. Костырченко комментирует так: «Ведь не мог же [Сталин] не считаться с тем, что на начало 1939 года из каждой тысячи евреев 268 имели среднее, а 57 — высшее образование» (у русских соответственно 81 и 6)120. — А как всем известно, «значительные успехи в образовании позволяли после окончания высших учебных заведений и аспирантуры занимать социально престижные места в бурно развивавшейся в 1930-е гг. советской экономике»121.

Но вот в «Книге о русском еврействе» читаем: «Без преувеличения можно сказать, что после "ежовщины" не осталось на свободе ни одного сколько-нибудь авторитетного имени в советской еврейской общественности, журналистике, культурной работе и даже науке»122. — Это совершенно не так, и выражено именно с преувеличением, и несоразмерным. (Тот же автор, Григорий Аронсон, в той же книге, двумя страницами позже, говорит обобщённо о 30-х годах, что «евреи не были лишены общегражданских прав... продолжали занимать посты в государственном и партийном аппарате», и «в дипломатическом корпусе, как и в генералитете армии, среди профессоров в высших Учебных заведениях, было немало евреев... Так мы вступаем в 1939 год»123.)

Москва говорила голосом народного артиста Юрия Левитана: «голос СССР», неподкупный вещатель нашей Правды. главный диктор радиостанции Коминтерна и сталинский любимец. Целые поколения выросли, слушая его: читал он и речь Сталина, и сводки «от Совинформбюро», и что началась война, и что она кончена124.

С 1936 Самуил Самосуд стал, и надолго, главным дирижёром Большого театра. Михаил Гнесин продолжал творить «в стиле обще-европейской музыки нашего века и в стиле т.н. "ново-еврейской музыки"», сестры Гнесины — с успехом вести их училище, ставшее выдающимся Музыкальным Институтом. Балет Александра Крейна шёл и в Мариинке и в Большом театре (не миновал Крейн и симфонической «Рапсодии» на слова... из речи Сталина), процветали и его брат и племянник Крейны125. Выдвинулась во всесоюзную, затем и международную известность блестящая плеяда музыкантов-виртуозов, вот лишь несколько всем памятных имён: Григорий Гинзбург, Эмиль Гилельс, Яков Зак, Лев Оборин, Давид Ойстрах, Яков Флиер. — Сохранились, с полным весом авторитетности, — много театральных режиссёров, музыкальных, театральных и литературных рецензентов, музыковедов.

Прослеживая дальше культурную работу, как пропустить в 30-е годы и всеохватные достижения композиторов-песенников. Тут Исаак Дунаевский, «один из зачинателей жанров оперетты и массовой песни в советской музыке», писал «лёгкие для усвоения песни... прославлявшие часто советский образ жизни ("Марш весёлых ребят", 1933, "Песня о Каховке", 1935, "Песня о родине", 1936, "Песня о Сталине", 1936, и многое другое). Официальная критика объявила эти песни... воплощением мыслей и чувств миллионов советских людей»126, от него же и позывные московского радио. (Дунаевский зорко не упускал и ступенек советской карьеры. Первый изо всех композиторов он был награждён орденом Трудового Красного Знамени — и первым же избран в Верховный Совет СССР в пресловутом 1937. Затем получил ещё и орден Ленина. И поучал композиторов, что симфонии советскому народу не нужны127.) Тут и Матвей Блантер и братья Даниил и Дмитрий Покрассы, благодушно успокоительная «Если завтра война» (как мы моментально разобьём врага), а ещё раньше — знаменитый «Марш Будённого». Ещё же Оскар Фельцман, Соловьев-Седой, — не берусь представить в полноте. (Захватывая годы и позже, чтоб к этой теме не возвращаться: поэты-песенники Илья Френкель, Михаил Танич, Игорь Шаферан, композиторы Ян Френкель, Владимир Шаинский, не продолжаю.) — Миллионные тиражи, слава, гонорары, — ну кто назовёт этих деятелей культуры угнетёнными? А ведь помимо песен талантливых — сколько ж они все настукали оглушительных советских агиток в оморачивание и оглупление массового сознания, — и начиняя головы ложью, и коверкая чувства и вкус?

Или — кино? Читаем в нынешней израильской Еврейской энциклопедии: в 30-е годы «от фильмов требовались прославление успехов социализма и элементарная занимательность действия. В выработке стандартов унифицированной и прямолинейно идеологизированной кинопродукции, консервативной по форме и навязчиво дидактичной, вместе со всеми кино деятелями, участвовали многие... постановщики-евреи» (о них о многих мы уже в прошлой главе писали, например о «Симфонии Донбасса» Д. Вертова, 1931, сразу за процессом «Промпартии»): Ф. Эрмлер («Встречный», «Великий гражданин», «Поднятая Целина»), С. Юткевич («Встречный», «Шахтёры»), осыпанный почестями Михаил Ромм («Ленин в Октябре», «Ленин в 1918 году»), Л. Арнштам («Подруги», «Друзья»), И. Трауберг («Сын Монголии», «Год 19-й»), А. Зархи и И. Хейфиц («Горячие денёчки», «Депутат Балтики»)128. — Заметно, что режиссёров в 30-е годы не сажали. А вот управляющих кинематографией, производством, прокатом — арестовали многих; а высоких чинов, начальников главного управления кинопромышленности Б. Шумяцкого и С. Дукельского — расстреляли129.

В кинорежиссёрстве 30-х годов евреи составляли явное большинство. И кто же был угнетён: одураченные ли зрители, кому душу прокатывали ложью и грубой дидактикой, — или режиссёры-постановщики, создававшие «фальсифицированные кинобиографии, ложноисторические и мнимо актуальные пропагандистские фильмы», с их «дутой монументальностью и внутренней пустотой»? И ещё добавляет Еврейская энциклопедия сурово: «Необозримое число евреев — операторов и режиссёров — занято в научно-популярном, учебном, а также в документальном кино — самой казённой области советского кинематографа, в которой ловкий монтаж позволяет выдавать подтасовку за подлинный кинодокумент, чем часто не брезговал, например, Р. Кармен»130. (Прославленный советский кинодокументалист — кинохроника гражданской войны в Испании, съёмка Нюрнбергского процесса, «юбилейно-прославительный фильм "Великая Отечественная"», «Вьетнам», фильм о Кубе — три Сталинских премии, Ленинская, Государственная, народный артист СССР и Герой Социалистического Труда131.) — Упомянем ещё и кинорежиссёра Конрада Вольфа, родного брата аса советской разведки Маркуса Вольфа132.

Нет, официальная советская атмосфера 30-х годов была абсолютно свободна от недоброжелательства к евреям. И до самой войны подавляющее большинство советского еврейства оставалось сочувственным к советской идеологии, согласным с советским строем. «Еврейского вопроса» в СССР «до войны действительно не было или почти не было»; тогда «явные жидоеды ещё не редактировали газеты и журналы... не руководили отделами кадров»133 (наоборот — многие такие посты занимали евреи).

Конечно, советский патриотизм, то есть верная служба советскому строю, в какое направление сегодня укажут, и составлял в те годы советскую «культуру». И в этой ложной области, увы, и еврейские ряды были множественными, а кто-то возвышался и до надзирательства над печатным словом на русском языке. Во главе Главлита — Главного Управления по делам Литературы и Искусства, мудрой Цензуры, направляющей культурное русло, — в ранних 30-х годах видим — Б.М. Волина-Фрадкина. Во многом из евреев формировался тогда и штат Главлита. Вот, например, с 1932 по 1941 в Главном Управлении по делам литературы — увидим А.И. Бендика, в годы войны он станет директором Книжной Палаты134. (Не увидим, — где ж было её увидеть? — Эмму Каганову, супругу чекиста Павла Судоплатова, которой «доверили руководить деятельностью осведомителей в среде украинской творческой интеллигенции»133.) А после закрытия частных издательств «значительный вклад в организацию советских издательств и руководство ими внесли С. Алянский, М. Вольфсон, И. Ионов (Бернштейн), А. Канторович, Б. Малкин, И. Веритэ, Б. Фельдман и многие другие»136. Вскоре всё книгоиздательское дело страны было соответственно централизовано в надёжно управляемом ГИЗе, — никуда кроме и не сунуться автору.

И в печатной пропаганде, в разных художественных и нехудожественных формах, евреи были постоянно на виду. Топорный карикатурщик Борис Ефимов выставлялся даже ежедневно (западные деятели в мерзейшем виде, а уж Николай II в короне и с винтовкой — попирает трупы). Раз в два-три дня — такой же грязный фельетонщик Г. Рыклин, пронзительно-язвительный Д. Заславский, ловчайший эквилибрист Радек, настырные Л. Шейнин и братья Тур. Ещё не определясь в писательство, очеркистом в «Известиях» появлялся Л. Кассиль. Мелькали и другие имена, например, Р. Кармен, Т. Тэсс, Х. Раппопорт, Д. Черномордиков, Б. Левин, А. Канторович, Я. Перельман. И это мы — только по «Известиям» протянулись, а ещё было две дюжины центральных газет с такой же разливанной ложью. А ещё был — океан подлых брошюр для массового одурачения. Когда надо было срочно состряпать массовую брошюру к процессу Промпартии (а на такое-то все 30-е годы был спрос) — нашёлся Б. Изаксон и проворно катал: «Раздавим гадину интервенции!» Да вот замелькал и Е. Гнедин (тот самый дипломат, сын Парвуса) — обманными же статьями: то — о «неизлечимых ранах Европы», как гибнет западный мир, то — в опровержение западных «клевет» о каком-то якобы насильственном труде заключённых на лесоповале: «Социалистический труд в лесах советского Севера». (Когда Гнедин вернулся в 50-е годы после долгого лагерного срока, однако, не испытав, кажется, лесоповала, — он выглядел почтенным страдальцем, и никто не напоминал ему его прежней лжи...)

В 1929-31 произошёл разгром русской исторической науки — Археологическая комиссия, Северная комиссия, Пушкинский Дом, библиотека Академии Наук, разбита вся традиция, и виднейшие русские историки отправлены в лагеря на гниение. (А много ли мы слышали о том разгроме?) И нахлынул в русские историки третий и четвёртый сорт, и потом полвека дурили нас. Конечно, и русских халтурщиков там выдвинулось немало, но и еврейские же не упустили вакансий.

Вообще же в советской науке, в том числе на самых напряжённых, технически передовых направлениях, еврейские учёные уже в 30-е годы играли видную роль (и растущую далее). «Уже в конце 1920-х гг. евреи составляли 13,6% всех научных работников в стране, а в 1937... до 17,6%», в 1939 — «более 15 тыс. научных работников и преподавателей ВУЗов или 15,7% занятых в этой сфере»137.

В физике выделялась успешная молодая школа физиков, взращённая академиком А.Ф. Иоффе. Ещё в 1918 по инициативе Иоффе был создан Физико-Технический институт в Петрограде. Затем на основе его в разные годы «было создано 15 научных центров, во главе которых стояли ученики Иоффе. Питомцы учёного работали также в других институтах страны, во многом определяя научно-технический потенциал Советского Союза»138. (Однако расправы бывали и тут: в 1938 в Харьковском Физико-Техническом институте из восьми начальников отделов шестеро были арестованы: Вайсберг, Горский, Ландау, Лейпунский, Обреимов, Шубников; седьмой Руэман — выслан, уцелел только Слуцкин139.) — Долго оставалось неизвестным имя авиаконструктора Семёна Айзиковича (самолёты «Лавочкин»)140. И многие имена из Военно-Промышленного Комплекса не разглашались. (Конечно, мы и сейчас не о всяком прочтём. Если М. Шкуд «руководил проектированием серий мощных радиостанций»141, — то кто-то же устанавливал и мощные «заглушки»?)

Множество еврейских имён в технике, в науке и её приложениях, — сколько же лучших сил нескольких еврейских поколений было брошено именно в науку и технику. Пролистывая только биографические тома Российской Еврейской Энциклопедии (РЕЭ), которая рассматривает евреев лишь родившихся или живших в России, — как не оценить этот долгий и выразительный перечень учёных с их разнообразными зримыми достижениями. Изобилие успешливых талантов. (Но, знать, и социальная дорога была им открыта.)

Конечно, и науке приходилось платить политический налог. Вот (1931) — «первая всесоюзная конференция по планированию науки». Академик Иоффе: «Современный капитализм уже неспособен на техническую революцию», она возможна только как результат социальной революции, «превратившей варварски-отсталую Россию в Социалистический союз республик». Дальше — о руководстве пролетариата в науке, только при советском строе наука и свободна. — Налётчик-философ Э.Я. Кольман («один из главных идеологов советской науки в 1930-е годы», громил московскую математическую школу): «мы должны... установить трудовую дисциплину в научной работе, перейти на коллективные методы, — на соцсоревнование, на ударничество», наука идёт по плану «благодаря силе пролетарской диктатуры»; каждый учёный должен изучать «Материализм и эмпириокритицизм». — С энтузиазмом подхватывает академик А. Г. Гольдман (Украина): «Академия сейчас возглавила борьбу за марксистскую диалектику в науке»!142

Еврейская энциклопедия итожит: «Именно в конце 1930-х гг. роль евреев в различных сферах жизни советского общества достигла своего апогея за весь период существования советской власти». По переписи 1939 года 40% всего самодеятельного еврейского населения составляли служащие. К категории интеллигенции было отнесено около 364 тысяч человек. Из них — 106 тысяч инженерно-технических работников, или около 14% работников этой категории в стране; 139 тыс. руководителей различного уровня, или около 7% всех управленцев в СССР; «39 тысяч врачей, или немногим менее 27% всех врачей; 38 тысяч учителей, или более 3% всех учителей; «более 6,5 тыс. писателей, журналистов и редакторов, более 5 тыс. актёров и режиссёров, более 6 тыс. музыкантов, немногим менее 3 тыс. художников и скульпторов, более 5 тыс. юристов»143. — По мнению Энциклопедии, «столь внушительные успехи национального меньшинства, даже в ситуации декларированного режимом интернационализма и братства народов СССР, создавали предпосылки для ответной реакции государства»144.

 


 

Сталин в своей политической карьере немало попользовался союзами и блоками с еврейскими вождями компартии и опирался на многих лидеров второго ряда. А уж к середине 30-х годов он, на примере Гитлера, видел, как невыгодно поставить себя в мире, объявясь врагом евреев. Но недоброжелательство к ним, надо думать, обитало в его сердце постоянно (подтверждают это и мемуары его дочери) — хотя даже и близким проводникам своей политики он, вероятно, не давал этого почувствовать. Однако, широким фронтом борясь против троцкистов, он, конечно, видел для себя и эту сторону: ещё рассвободиться, сократить влияние евреев в партии. А тут, кажется, приближалась и война? и Сталин стал угадывать, что скоро его не вытянет «пролетарский интернационализм», а вознуждается он в понятии «родины», да даже и с большой буквы.

И вот социал-демократ С. Шварц, обрыдав антиреволюционное перерождение ВКПб, — «небывалая по своему размаху "чистка" правящей партии, фактическое уничтожение старой и создание вместо неё (под старым названием) новой компартии, новой по своему социальному составу, по своей идеологии», — отмечает и «постепенное оттеснение евреев на задний план во всех сферах общественной жизни» с 1937 года. «Среди старых большевиков с партийным стажем до прихода партии к власти и тем более с дореволюционным стажем процент евреев был заметно выше, чем в среднем в компартии, и в более молодых поколениях процент евреев с годами всё уменьшался... В рамках [чистки] сошли со сцены почти все евреи-коммунисты, игравшие сколько-нибудь значительную роль»145. Самое видное исключение — Лазарь Каганович. И ещё с 1939, после всех разгромов, призвали в зампред Совнаркома — испытанную Землячку, а заместителем наркома иностранных дел С. Дридзо-Лозовского146. — В широкой же картине — обозреватель пишет с основанием, да мы и сами обильно это показали.

С. Шварц добавляет, что во 2-й половине 30-х годов «для евреев постепенно были закрыты высшие учебные заведения, подготовляющие будущих работников ведомства иностранных дел и ведомства внешней торговли, высшие военные учебные заведения»147. — И.С. Гузенко (известный перебежчик из СССР) передавал слухи, что с 1939 была введена — абсолютно негласно — и процентная норма приёма евреев в ВУЗы.

А в 90-е годы пишут открыто, что будто Молотов, весной 1939 принимая наркомат иностранных дел, на сборе личного состава объявил: «Мы здесь навсегда покончим с синагогой» — и стал увольнять евреев уже в тот же день. (Литвинов ещё пригодился в войну послом в США, а уезжая оттуда в 1943, имел смелость передать Рузвельту от себя личное письмо, что Сталин развязывает в СССР антисемитскую кампанию.)148

К середине 30-х годов произошёл дальнейший подъём симпатий европейского еврейства к СССР, его объяснил Троцкий в 1937, на своём пути в Мексику: «Широкие круги еврейской интеллигенции... поворачивались в сторону Коминтерна не из интереса к марксизму и коммунизму, а в поисках опоры против агрессивного антисемитизма» — германского тогда149. И этот самый Коминтерн — одобрил пакт Риббентропа-Молотова! Договор тот — стал смертным ударом по восточно-европейскому еврейству.

«В сентябре 1939 года сотни тысяч польских евреев бежали от наступающих немецких армий, уходя всё дальше и дальше на восток и стремясь проникнуть на территорию, занятую Красной Армией... В первые два месяца это им удавалось, ввиду благожелательного отношения советских властей. Немцы нередко поощряли это бегство». Но «в конце ноября Советское правительство закрыло границу»150.

В разных местах фронта складывалось по-разному: в одних местах еврейских беженцев вовсе не пропускали, в других широко принимали, затем иногда перегоняли назад к немцам. Всё же считается, что тем или иным путём около 300 тысяч евреев перебралось в первые месяцы войны из Западной Польши в Восточную, и Советы потом их эвакуировали дальше вглубь СССР. От них требовали, чтоб они регистрировались как советские граждане, но многие польские евреи не спешили принимать советское гражданство: ведь война скоро кончится, и они опять поедут домой, или в Америку, или в Палестину. (Перед советским режимом они уже тем самым попадали в положение ПШ — «подозреваемых в шпионаже», тем более что ещё пытались сноситься с родственниками в Польше.)151 — Всё же, читаем в чикагском «Часовом»: Советский Союз «приютил девять десятых всех спасшихся от Гитлера европейских беженцев-евреев»152.

По переписи января 1939 в СССР было 3020000 евреев. Теперь, с оккупацией Прибалтики, части Польши и беженцами, добавилось ещё около 2 миллионов, — и, значит, всего стало почти 5 миллионов153. Если к 1939 евреи по численности стояли на седьмом месте среди народов СССР — то после присоединения всех западных областей стали четвёртым народом СССР, после трёх славянских. «Заключённый 23 августа 1939 года между Третьим Райхом и Советским Союзом договор о взаимном ненападении вызвал серьёзные опасения за будущность советского еврейства. Однако политика Советского Союза по отношению к его еврейским гражданам не изменилась». И, хотя мы встречаем свидетельства также и обратных депортаций, в общем, «за 20 месяцев советско-германского сотрудничества правовое положение еврейского населения осталось непоколебленным»154.

С началом войны в Польше еврейские симпатии определились окончательно, и на польской территории, отошедшей к СССР, при входе Красной армии в сентябре её бурно-восторженно встречали, особенно — еврейская молодёжь. Как ещё и в Буковине, и в Бессарабии, и в Литве — евреи становились, по свидетельству многих (в том числе и М. Агурского), главной опорой советской власти: изо всех сил помогать пришедшей ей!

Вся масса восточно-европейского еврейства — много ли она знала о том, что творится в СССР?

Но с безошибочностью знала она, что из Германии катится на неё — ещё никем тогда не узнанная, не прояснённая, а несомненная — Катастрофа.

И советские объятия открывались для неё, казалось, несомненным же спасением.

 

К ГЛАВЕ 20

В ЛАГЕРЯХ ГУЛАГА

 

1 Известия, 1928, 22 января, с. 1.

2 Там же, 26 января, с. 3.

3 Э. Саттон. Уолл-стрит и большевицкая революция / Пер. с англ. М., 1998, с. 210, 212.

4 Там же, с. 214, 215.

5 А. Воронель // "22": Общественно-политический и литературный журнал еврейской интеллигенции из СССР в Израиле. Тель-Авив. 1986, № 50, с. 160.

6 Известия, 1936, 30 ноября, с. 2.

7 Российская Еврейская Энциклопедия (далее — РЕЭ). 2-е изд. испр. и доп. М., 1994. Т. 1, с. 527-528.

8 Роберт Конквест. Большой террор / Пер. с англ. Firenze: Edizioni Aurora, 1974, с. 70, 73.

9 РЕЭ, т. 3, с. 95.

10 Известия, 1930, 14 июля, с. 1.

11 Известия, 1934, 11 февраля, с. 1-2.

12 РЕЭ, т. 2, с. 163.

13 РЕЭ, т. 3, с. 189.

14 Там же, с. 283, 344.

15 Известия, 1936, 18 января, с. 1; 6 февраля, с. 3.

16 РЕЭ, т. 1, с. 394.

17 Там же, с. 313.

18 См., напр.: Известия, 1930, 12 июля; 1931, 14 и 17 марта; 1934, 6 января; 1936, 10 января, 21 февраля.

19 Известия, 1930. 25 декабря, с. 1.

20 Известия, 1931, 14 марта, с. 3-4; 17 марта, с. 1-2.

21 Там же, 2 февраля, с. 4; 30 мая, с. 1.

22 Известия, 1936, 20 февраля, с. 4.

23 РЕЭ, т. 3, с. 497.

24 РЕЭ, т. 2, с. 98, 256.

25 РЕЭ, т. 1, с. 418.

26 Там же, с. 483.

27 См., напр.: Известия, 1931, 17 мая, с. 3.

28 Известия, 1936, 9 декабря, с. 1.

29 Известия, 1930, 7 июля, с. 2.

30 РЕЭ, т. 1, с. 222, 387; т. 3, с. 237, 464.

31 Известия, 1930, 14 ноября, с. 2; 16 ноября, с. 4.

32 Известия, 1931, 13 февраля, с. 3.

33 Известия, 1936, 9 апреля, с. 2.

34 Известия, 1930, 5 ноября, с. 2; 11 ноября, с. 5.

35 Известия, 1936, 11 июня, с. 2.

36 В. Богуславский. В защиту Куняева // "22", 1980, № 16, с. 174.

37 Известия, 1931, 24 апреля, с. 2.

38 Известия, 1930, 18 мая, с. 1.

39 Краткая Еврейская Энциклопедия (далее — КЕЭ). Иерусалим: Общество по исследованию еврейских общин, 1988. Т. 4, с. 879.

40 РЕЭ, т. 3, с. 58.

41 РЕЭ, т. 1, с. 101.

42 Арон Абрамович. В решающей войне: Участие и роль евреев СССР в войне против нацизма. 2-е изд. Тель-Авив, 1982. Т. 1, с. 61.

43 РЕЭ, т. 1, с. 63, 376, 515; т. 2, с. 120, 491; т. 3, с. 300-301.

44 РЕЭ, т. 1, с. 244, 350; т. 2, с. 78; т. 3, с. 179, 206-207, 493-494; А.Абрамович. В решающей войне. Т. 1, с. 62.

45 Л.Ю. Кричевский. Евреи в аппарате ВЧК-ОГПУ в 20-е годы// реи и русская революция: Материалы и исследования / Ред.-сост. О.В. Будницкий. Москва; Иерусалим: Гешарим, 1999, с. 343-Известия, 1937, 20 декабря, с. 2.

46 Известия, 1935, 27 ноября, с. 1; 29 ноября, с. 1.

47 Роберт Конквест. Большой террор, с. 187.

48 РЕЭ, т. 3, с. 473.

49 Александр Орлов. Из предисловия к книге «Тайная история сталинских преступлений» // Время и мы (далее — ВМ): Международный журнал литературы и общественных проблем. Нью-Йорк, 1982, № 67, с. 202.

50 РЕЭ, т. 2, с. 62.

51 Известия, 1936, 27 сентября, с. 1; 30 сентября, с. 3; РЕЭ, т. 1, с. 124.

52 РЕЭ, т. 2, с. 187, 218, 432; т. 3, с. 358.

53 А. Кокурин, Н. Петров. НКВД: структура, функции, кадры // Свободная мысль, 1997, № 6, с. 113-116.

54 РЕЭ, т. 2, с. 22, 51-52, 389.

55 А. Кокурин, Н.Петров. НКВД: структура, функции, кадры // Свободная мысль, 1997, № 6, с. 118.

56 РЕЭ, т. 2, с. 293; т. 3, с. 311.

57 РЕЭ, т. 1, с. 170.

58 Г.В. Костырченко. Тайная политика Сталина: Власть и антисемитизм. М.: Международные отношения, 2001, с. 210.

59 Курсивом мы выделяем имена расстрелянных и год расстрела; в иных случаях цифра означает год ареста; особо указаны покончившие с собой в ожидании ареста и умершие в заключении.

60 См., напр.: Н.В. Петров, К.В. Скоркин. Кто руководил НКВД. 1934-1941: Справочник. М.: Звенья, 1999.

61 Павел Судоплатов. Спецоперации: Лубянка и Кремль: 1930-1950 годы. М.: ОЛМА-Пресс, 1997, с. 440-441.

62 Известия, 1992, 16 мая, с. 6.

63 Е. Жирнов. «Процедура казни носила омерзительный характер» // Комсомольская правда, 1990, 28 октября, с. 2.

64 Роберт Конквест. Большой террор, с. 797-798.

65 Л.Ю. Кричевскай. Евреи в аппарате ВЧК-ОПТУ в 20-е годы // Евреи и русская революция, с. 343-344.

66 Роберт Конквест. Большой террор, с. 459.

67 Ю. Марголин. Тель-Авивский блокнот // Новое русское слово, Нью-Йорк, 1968, 5 авг.

68 Роберт Конквест. Большой террор, с. 427-428, 430.

69 См., напр.: О.Ф. Сувениров. Трагедия РККА, 1937-1938. М.: Терра, 1998.

70 РЕЭ, т. 3, с. 430; А. Абрамович. В решающей войне. Т. 1, с. 66; В. Катунцев, И. Коц. Инцидент: Подоплёка Хасанских событий // Родина, 1991, № 6-7, с. 17.

71 РЕЭ, т. 3, с. 82; А. Абрамович. В решающей войне. Т. 1, с. 64-66.

72 Ст. Иванович. Евреи и советская диктатура // Еврейский мир: Ежегодник на 1939г. (далее — ЕМ-1). Париж: Объединение русско-еврейской интеллигенции, с. 43.

73 Там же, с. 44-46.

74 Письмо В.И. Вернадского И.И. Петрункевичу от 14 июня 1927 // Новый мир, 1989, № 12, с. 220.

75 Михаил Хейфец. Уроки прошлого // "22", 1989, №63, с. 202.

76 Sonja Margolina. Das Ende der Lugen: Ruffland und die Juden im 20. Jahrhundert Berlin: Siedler Verlag, 1992, S.84.

77 М. Царинник. Украинско-еврейский диалог // "22", 1984, № 37, с. 160.

78 С.М. Шварц. Антисемитизм в Советском Союзе. Нью-Йорк: Изд-во им. Чехова, 1952, с. 8, 98-99, 107-108.

79 New York Times, 1931, 15 Jan., p. 9.

80 И.В. Сталин. Сочинения: В 13 т. М.: Госполитиздат, 1946-1951. Т. 13, с. 28.

81 Известия, 1936, 30 ноября, с. 2.

82 С. Познер. Советская Россия // ЕМ-1, с. 260.

83 С.М. Шварц. Антисемитизм..., с. 118.

84 Ст. Иванович. Евреи и советская диктатура // ЕМ-1, с. 50, 51, 52.

85 Там же, с. 51-52.

86 Б. Орлов. Россия без евреев // "22", 1988, № 60, с. 160.

87 Ю. Марголин. Тель-Авивский блокнот // Новое русское слово, Нью-Йорк, 1968, 5 августа.

88 КЕЭ, т. 8, с. 167.

89 Там же, с. 176.

90 Ю. Марк. Еврейская школа в Советском Союзе // Книга о русском еврействе, 1917-1967 (далее — КРЕ-2). Нью-Йорк: Союз Русских Евреев, 1968, с. 239.

91 КЕЭ, т. 8, с. 176, 177, 179.

92 РЕЭ, т. 2, с. 58, 432.

93 КЕЭ, т. 8, с. 179, 181.

94 Ю. Марк. Литература на идиш в Советской России // КРЕ-2, с. 216.

95 Там же, с. 230.

96 КЕЭ, т. 8, с. 182-183.

97 РЕЭ, т. 1, с. 15, 417; т. 2, с. 84.

98 КЕЭ, т. 8, с. 198-199.

99 Г. Свет. Еврейская религия в Советской России // КРЕ-2, с. 209.

100 РЕЭ, т. 1, с. 145; т. 2, с. 260.

101 Известия, 1931, 19 июля, с. 2.

102 КЕЭ, т. 8, с. 173, 190, 193.

103 Известия, 1930, 12 декабря, с. 2.

104 С.М. Шварц. Биробиджан // КРЕ-2, с. 170-171, 200.

105 С.М. Шварц. Биробиджан // КРЕ-2, с. 177-178.

106 Там же, с. 173, 180.

107 Известия, 1936, 26 октября, с. 3.

108 РЕЭ, т. 1, с. 214.

109 С.М. Шварц. Биробиджан* // КРЕ-2, с. 176.

110 КЕЭ, т. 8, с. 190.

111 С.М. Шварц. Биробиджан* // КРЕ-2, с. 177.

112 Там же, с. 178, 179.

113 Бени Пелед. Мы не можем ждать ещё две тысячи лет! [Интервью] // "22", 1981, № 17, с. 116.

114 КЕЭ, т. 5, с. 477-478.

115 Г. Аронсон. Еврейский вопрос в эпоху Сталина // КРЕ-2, с. 137-

116 Ю. Ларин. Евреи и антисемитизм в СССР. М.; Л.: ГИЗ, 1929, с. 245.

117 КЕЭ, т. 8, с. 190.

118 Там же, с. 190.

119 С. Познер. Советская Россия // ЕМ-1, с. 264.

120 Г.В. Костырченко. Тайная политика Сталина, с. 198.

121 КЕЭ, т. 8, с. 190.

122 Г. Аронсон. Еврейский вопрос в эпоху Сталина // КРЕ-2, с. 138.

123 Там же, с. 140-141.

124 РЕЭ, т. 2, с. 150.

125 Г. Свет. Евреи в русской музыкальной культуре в советский период // КРЕ-2, с. 256-262.

126 КЕЭ, т. 2, с. 393-394.

127 Юрий Елагин. Укрощение искусств / Предисл. М. Ростроповича. Нью-Йорк: Эрмитаж. 1988, с. 340-345.

128 КЕЭ, т. 4, с. 277.

129 Там же, с. 275.

130 КЕЭ, т. 4, с. 277-278.

131 Там же, с. 116.

132 РЕЭ, т. 1, с. 245-246.

133 Лев Копелев. О правде и терпимости. New York: Khronika Press, 1982, с. 56-57.

134 РЕЭ, т. 1, с. 108, 238-239.

135 Павел Судоплатов. Спецоперации. М., 1997, с. 19.

136 КЕЭ, т. 4, с. 397.

137 КЕЭ, т. 8, с. 190-191.

138 Л.Л. Мининберг. Советские евреи в науке и промышленности СССР в период Второй мировой войны (1941 -1945). М., 1995, с. 16.

139 Alexander Weissberg. Conspiracy of Silence. London, 1952, p. 359-360.

140 КЕЭ, т. 4, c. 660.

141 РЕЭ, т. 3, с. 401.

142 Известия, 1931, 7 апреля, с. 2; 11 апреля, с. 3; 12 апреля, с. 4; РЕЭ, т. 2, с. 61-62.

143 КЕЭ, т. 8, с. 191.

144 Там же.

145 С.М. Шварц. Антисемитизм..., с. 111-112, 114, 121-122.

146 РЕЭ, т. 1, с. 486; т. 2, с. 196.

147 С. Шварц. Евреи в Советском Союзе с начала Второй мировой войны (1939-1965). Нью-Йорк: Изд. Американского Еврейского Рабочего Комитета, 1966, с. 410.

148 З. Шейнис. М.М. Литвинов: Последние дни // Совершенно секретно. М., 1992, №4, с. 15.

149 Лев Троцкий. Почему они каялись // ВМ, Нью-Йорк, 1985, № 87, с. 226.

150 Е. Кулишер. Изгнание и депортация евреев // Еврейский мир: Сб. 2 (далее — ЕМ-2). Нью-Йорк: Союз русских евреев в Нью-Йорке, 1944, с. 259.

151 С. Шварц. Евреи в Советском Союзе..., с. 33-34.

152 The Sentinel, Chicago, Vol. XXXXIII, No. 13, 1946, 27 June, p. 5.

153 Г. Аронсон. Еврейский вопрос в эпоху Сталина // КРЕ-2, с. 141.

154 И. Шехтман. Советское еврейство в германо-советской войне // ЕМ-2, с. 221-222.